Подхватив стопку листков, миссис Флер раздает их каждому студенту.

– Я уже говорила на прошлом занятии, что на протяжении года ваши знания будут регулярно оцениваться. А по понедельникам на общем занятии каждый будет выступать с сольным номером.

Она приветливо кивает, вручая мне распечатку, а затем направляется к доске.

– Сольные выступления начнутся со следующей недели, в конце урока будем слушать по паре студентов. – Весело улыбнувшись, миссис Флер с энтузиазмом продолжает: – В алфавитном порядке, так будет справедливо. Песню можете выбрать на свой вкус.

Она еще раз широко улыбается – такое впечатление, что вот-вот взвизгнет от радости, как девчонка, – и бодро усаживается за стол.

Класс начинает возбужденно перешептываться, а во мне растет раздражение.

Миссис Флер шикает и начинает урок, и я злюсь все больше. Надо же, забыла, что на музыке будет подобное испытание, ведь само название предмета должно было напомнить…

Придется петь.

Никогда я не получала особого удовольствия от музыки в искусстве, хотя это один из немногих предметов, не требующих хорошей физической или магической подготовки. Естественно, я без особых размышлений его выбрала.

В прошлой жизни я пела крайне неуверенно и тихо, сильно нервничая, потому никто мой вокал и не мог расслышать как следует. С другой стороны, в классе во время исполнения все посмеиваются и перешептываются, тут и сильному певцу придется тяжело.

У Серии совершенно ангельский голос, как у артистки из оперного театра. Ее каждый раз слушали в благоговейном молчании. У меня же голосочек слабенький, да еще и срывается от волнения, однако Серия все равно уговаривала меня не отчаиваться. Тогда я считала, что она меня по-дружески поддерживает.

Я со вздохом комкаю листок в руке. Всегда ненавидела занятия вокалом и звук собственного голоса. Всегда, пока он не рассказал мне, какую свободу дает пение. Мурлычешь себе под нос в холодной камере, а боль уходит, и ты переносишься в совсем другой мир – туда, где нас только двое.

Он и стал причиной моего нежелания петь для других людей.

Я потираю грудь – при мысли о нем вновь вернулась знакомая боль. Лишь он служил мне надеждой и утешением в аду, проливал бальзам на мою безжизненную душу. Зраэль…

Его тяжелый хриплый голос все еще продолжает меня звать; мое имя, произнесенное им, – последнее, что я слышу, засыпая по ночам. И тот же голос пробуждает по утрам своим проникновенным пением.

Не знаю, что с ним сделали в Учреждении, но его голосовые связки были безнадежно повреждены. Говорил он, словно перекатывая в горле шершавые камушки, и каждый слог, похоже, доставлял ему нестерпимую боль. Зато когда он пел, голос становился ясным и четким: заключенная в мелодии магия высвобождала силу, которой он обладал раньше.

Боже, как он пел…

Если Серию сравнивают с поющим ангелом, то Зраэль был дьяволом, соблазняющим составить ему компанию в аду. Хрипловатый тембр и текучие, словно шелк, интонации могли заставить отдать душу, лишь бы снова и снова внимать этому голосу.

Он показал мне истинную красоту пения, и мы с ним создали свой собственный свободный мир вдали от темницы, от пожиравшего нас каждый день ада. Зраэль стал моей силой, моей безопасной гаванью, моим домом, но и его у меня отобрали…

Звучит звонок с урока, отвлекая от скорбных грез. Я осматриваюсь. Студенты собирают вещи и не торопясь тянутся к дверям. Выходят они небольшими группами, разговаривая и пересмеиваясь, словно для них ничто не имеет значения, даже время.

Время…

Что ж, я снова в академии, и время у меня есть. Я могу кое-что предпринять, пока колесо судьбы не совершит свой оборот.

Нокс, обернувшись, пристально на меня смотрит. Открывает рот – и тут же вновь его захлопывает. Брови сдвинуты к переносице, в лице ничего толком не прочтешь. Наши глаза встречаются, и он медленно шевелит губами, однако его окликают из коридора. Последний странный взгляд, и бывший друг исчезает за порогом.

Интересно, что он хотел сказать? Посоветовать держаться тише воды ниже травы и не создавать никому проблем?

Я качаю головой. Если Нокс имеет в виду Серию, то я ей проблем создавать и не собираюсь. Пока не собираюсь…

Достаю расписание. Ага, до обеда еще час, а после – защита. То, что надо: можно перекусить, а потом выпустить пар на занятии.

Приканчиваю последний кусочек багета с ветчиной и сыром, который взяла в кухне нашего общежития. Конечно, еда здесь не такая вкусная и свежая, как в столовой, но сейчас пойдет. Все быстрее – останется больше времени подготовиться к защите.

Надеваю выданную академией серую спортивную толстовку с вышитым шелком темно-синим гербом на груди и подходящие по цвету штаны. Толстовка застегивается спереди длинной молнией, и под нее можно выбрать белый или черный топик. Я останавливаюсь на черном – этот цвет скроет и пятна, и кровь.

Выйдя на улицу, направляюсь к стадиону – именно там проводятся занятия по защите, даже в дождь и в мороз исключений не делают. Стадион расположен довольно далеко, левее главного учебного корпуса, и по размеру сравним с тремя футбольными полями, что в длину, что в ширину.

Пожалуй, больше него здесь по площади только лес, окружающий академию со всех сторон. Идти приходится несколько минут, и я спешу вперед, радуясь, что наконец есть возможность посетить по-настоящему полезный урок.

Тренера, мистера Вэлора, я пока не видела, но слышала о нем разные сплетни. Говорят, он чистокровный эльф из высшего сословия. Заслужил такую репутацию на поле боя, что был приглашен в академию самим ректором. Судя по слухам, Вэлор – наиболее привлекательный мужчина из всего преподавательского состава, однако взгляд у него ледяной, долго никто не выдерживает. Ну, мне это до лампочки.

Прохожу мимо рядов деревянных скамеек, и вот передо мной поле стадиона. Навстречу идет группа парней. Смотрят вызывающе, тем не менее, подойдя ближе, отводят глаза, продолжая болтать и пересмеиваться.

Я незаметно слежу за ними, насторожившись и на всякий случай сжав кулаки – вдруг придется защищаться? Но нет, судя по всему, я для них – пустое место. Все равно, расходясь с парнями встречным курсом, сохраняю бдительность.

Наконец они оказываются за спиной, и я, немного расслабившись, двигаюсь к стадиону.

Похоже, после череды неприятных происшествий я впала в паранойю.

Как выясняется, не зря: мою талию вдруг обхватывают сзади грубые руки, зажимают мне рот и волокут под прикрытие ближайшего здания, подальше от посторонних глаз. Все происходит так быстро, что я не успеваю среагировать, и меня впечатывают спиной в кирпичную стену.

Пока корчусь от боли в позвоночнике, надо мной нависают три амбала. Те самые, с которыми мы вроде благополучно разошлись…

Ухмыляются, глядя сверху вниз, злобно и даже плотоядно.

– Что это вы задумали?

Я наблюдаю за ними, прижавшись к стене и проклиная легкую дрожь, охватившую меня после толчка. Будь я покрепче, с легкостью отбила бы нападение.

Кареглазый парень с песочными волосами протягивает ко мне руку. Я отбрасываю ее в сторону, и его приятели ржут, как кони.

Выражение лиц у них самое зловещее: парни явно замыслили недоброе – вряд ли удастся отделаться парой синяков.

– Ничего, пусть немного потрепыхается, – хмыкает амбал с серыми глазами-бусинками и темно-зелеными, как мох, волосами.

Он прищуривается, и из-под волос появляется грубый шрам на лбу. Сквозь радужку пробивается серебристый проблеск – ага, оборотень. Причем, судя по цвету волос, перекидывается в какую-то рептилию.

– Скоро ты поймешь, детка, как у нас тут все устроено, – мрачно улыбается амбал, блуждая глазами по моим ногам.

Знакомый взгляд – сто раз такие видела. От него по коже бегут мурашки и просыпается желание выцарапать глаза человеку, который на тебя пялится.

По спине и вправду ползет холодок – понятно, что сейчас последует. Вопрос, смогу ли я оказать сопротивление. Способно ли мое тело дать отпор, найду ли я в себе силы защититься не от одного, а от троих противников?