- Доброй ночи, Дарина, - прошептал мне на ухо Саша, и я отозвалась:

- Доброй ночи…

Спать не хотелось. Призракам это было совершенно не нужно, но, чтобы скоротать время, можно было и попробовать...

Было так страшно засыпать, ведь я вполне могла не проснуться здесь с Майским или и вовсе не проснуться нигде… Но тепло его тела, уют и ощущение безграничного счастья в этом моменте заставили меня пустить всё на самотёк и смело закрыть глаза, позволяя себе забыться в пустом сне без сновидений и ощущений.

- Ну охренеть! –это было первое, что услышала я поутру. Голос принадлежал Лёньке, так что перед тем, как распахнуть глаза, я успела подумать о двух вещах: если мы всё же умерли, то очень плохо, что я до сих пор с Сыроежкиным; если мы не умерли и всё ещё в палатах, то чего этот тип опять разорался?

Лениво открыла глаза и узрела на фоне знакомой стены в егоровой квартире сердитого возмущённого Лёньку, который стоял, скрестив руки на груди и глядя на меня с укором:

- Охренеть! – повторил он и принялся возмущаться, добавляя хоть какие-то подробности, чтобы я смогла понять, что вообще его так возмущает: - В моей постели с другим парнем! Это просто… это охренеть просто, Дарин!

Я перевернулась на спину и посмотрела на Сашу, что лежал рядом и даже продолжал приобнимать меня, положив руку на талию. Вообще, парень ещё не до конца проснулся, и потому его жест не был направлен на раздражение Лёньки, но Сыроежкин от этого раздражался ещё сильнее.

- Блин, призраки, дайте поспать, - промычал Саша, при этом сонным движением притягивая меня к себе и сильнее прижимая.

Я посмотрела на Лёньку и невинно пожала плечами, мол, я тут не причём, сам видишь.

- Вы совсем, что ли? – продолжил он уже громче. – На минуту Даринку одну оставил – и всё! Уже с левым чуваком в койке, нормально вообще?

Ну, левым Сашку я уже не считала давно… Примерно с того момента, как впервые заглянула в его зелёные глаза недавним утром и поняла, что прекрасней этого парня в жизни не встречала.

Но, в целом, претензии Лёньки я понимала. Тот начал уже размахивать руками, пытаясь гневной жестикуляцией помочь мыслям собраться в предложения и обвинения.

- Хорошо, что я не твоя девушка, правда? - ответила я, лениво потягиваясь. - Блин, Лёнька, чего ты голосишь? Мне приятней ночевать дома, а не в больнице!

- Ты могла бы хоть предупредить меня! – продолжал гневно размахивать руками мой возмущённый друг. – Ты посмотри, - он указал на себя. – Я всю ночь места себе не находил, не зная, что с тобой, а ты тут… с этим…

Он посмотрел на Сашу брезгливо, словно видел перед собой нечто поистине гадкое и отвратительное. Майский пока не открывал глаз, но явно уже начал просыпаться, поскольку спать под Лёнькины вопли было невозможно.

- Ничего не было, - спокойно сообщил Саша сонным ленивым голосом, сочтя, что это важная деталь. И даже убрал от меня руку, опомнившись.

Я хмыкнула, показывая своё отношение к тому, как быстро Майский отрекается от наших «отношений».

- Вы идиоты? Было – не было! – в ответ поинтересовался обычно сдержанный на слова Лёнька. – Я не про это сейчас вообще говорю! Вы хоть понимаете, что сейчас у меня есть только вы двое. Я отношусь к вам по-разному, но всё же из всех людей сейчас фактически для меня остались только вы. И то, что Даринка запросто бросила меня в больнице и слиняла к тебе, не предупредив даже – это свинство!

Вот ведь зануда! И переврёт вечно всё! Я даже села на кровати, охотно демонстрируя, что вся одежда на мне, но Лёнька не обратил на это должного внимания: кажется, ему и правда уже было не важно, было у меня с Сашей что-то этой ночью или нет.

- Я не слиняла! – возмутилась я. – Это ты меня бросил с этим Истоминым! – Я даже пальцем показала на Лёньку, тыкая в него сердито и эмоционально, чтобы было понятно, что возмущаться здесь должна я, а не он. - И Истомин этот на меня пялился, как на тебя в палате, помнишь? Это жутко, знаешь ли!

И меня передёрнуло от воспоминаний о пронизывающего взгляда завотделением.

Лёнька потерял дар речи от подобной новости, а Саша заинтересовался. Он тоже сел на кровати, глядя поочерёдно то на меня, но на Сыроежкина, но, не получив внятного пояснения ни от одного из нас, спросил сам:

- Вас ещё кто-то видит? – поразился он.

Мы с ответом медлили. Сами не были уверены в том, что нас видят.

Молчание затягивалось, и Майский поднялся с постели, намереваясь перебраться в кухню. Он встал и кивком пригласил нас пойти с ним и продолжить разговор там.

Я бросила взгляд на часы: времени много, мы проспали чуть ли не полдня. Неудивительно, что Саша намерен перекусить или просто попить чаю.

Я вздохнула, вставая и проходя напрямую через стену, тем самым обгоняя Сашу и занимая мой любимый стул напротив окна.

Лёнька прошёл, как человек, через коридор, и, когда все собрались на кухне, Саша повторил вопрос:

- Так что? Я не один такой? Вас ещё кто-то видит?

Он спросил об этом спокойно, но мне теперь, когда я знала о его одиночестве и причинах этого одиночества, показалось, что он спросил тревожно: не хотелось ему разделять с кем-то такую сомнительную, но всё же уникальную способность, как видеть нас с Лёнькой.

- Не уверена, - честно призналась я, переглянувшись с Сыроежкиным, который, как мне сперва показалось, тоже понятия не имел, как на этот вопрос можно ответить.

Но позже выяснилось, что ответ Лёнька знал. Правильный или нет, но знал.

Майский включил чайник, и вода в нём подсветилась синим цветом, что было отлично видно через стеклянный прозрачный корпус. Этот чайник выбирала я. Исключительно из-за этой подсветки, уж больно мне нравится наблюдать за тем, как бурлит подсвеченная вода и как всплывают словно светящиеся изнутри пузырьки.

- Истомин нас видел бы, не будь он врачом, - уверенно ответил Лёня, усаживаясь на подоконник, тем самым любезно оставляя второй стул для живого обитателя квартиры. При этом парень продолжал рассуждать о враче и его странной способности распознавать наше местоположение: – Он должен отрицать наше присутствие, и потому даже если у него и есть способность нас видеть, он её блокирует, сам того не осознавая.

- Фига ты умный! – поразилась его познаниям я. –А Саша, то есть, не блокирует ничего у себя в голове, и потому нас видит. Грубо говоря, видит, потому что не только может, но и хочет, так?

Это вполне соответствовало моему восприятию ситуации: мы все одиноки. Мы с Лёней по причине своей бестелесности, а Саша – по своим личным. Поэтому нас тянет друг к другу. И поэтому он нас видит. Но только ли поэтому? Ведь в мире наверняка полно одиноких людей, неужели мы ни одного из них не встретили на улице или на той же Василисиной свадьбе?

- Именно. – Уверенно ответил Сыроежкин. – Не только может, но и хочет. Эти условия работают только совместно.

Боги, мой друг сейчас походил на молодого профессора, преподавателя какой-нибудь философии в каком-нибудь ВУЗе. Современный такой препод, который во время лекции вполне может позволить себе расположиться на подоконнике и вещать оттуда.

Ему шёл этот образ. С его внешностью посещаемость женской части потока была бы стопроцентная!

- И откуда ж ты это всё узнал, мудрейший? – поинтересовалась я, усмехаясь и переводя взгляд на Сашку, который готовил себе бутерброды, но разговор слушал, так что встретился со мной взглядами и подарил улыбку, одобряя вопрос.

- Действительно, откуда знаешь? – поинтересовался Саша. - Интересовался этим ещё при… жизни?

Майский так тщательно выбирал выражения, и теперь я подмечала это, ловила его на том, что он старается не обидеть и не потерять тех, кто ему интересен и… дорог? Неужели мы, два неадекватных призрака, стали ему действительно дороги?

- Пфффф, - ответила я за Лёньку. – Да никогда! Он же скептик тот ещё! Ничем таким не интересовался!

- Тогда ещё интереснее, - заваривая себе чай, продолжил рассуждать Майский. – Книги вы явно читать сейчас не можете – страницу не перевернуть, а сунуться в книгу, как в гору моих шмотоктоже не выйдет. Интернет – отпадает. Остаются интересные версии. Случайности всякие: типа кто-то как раз читал журнал на тему призраков, и ты тоже ознакомился по случаю?