Судя по интонации, он и сам не знал, зачем это предлагает… Мы тоже не знали, зачем согласились. Но в итоге через миг уже сидели на сиденье, а Саша смотрел на наши пересекаемые коробками силуэты и, кажется, находил это зрелище весьма странным.
Даже стало неуютно под его изучающим настороженным взглядом, словно мы с Лёнькой были мистическими сущностями, которые вызывали у людей здоровое недоверие и опаску.
Впрочем, парень, встретившись с моим неодобрительным взглядом, улыбнулся, но ничего не сказал, поскольку Машина подруга как раз громко сказала:
- Пока, ребята!
И Саша кивком попрощался с ней, а потом сразу же начал движение, словно желал, чтобы этот ненормальный день поскорее закончился.
15
Майский был искренне рад оказаться дома.
- Ну и денёк! – выдохнул Саша, заваливаясь на кровать, которая так с утра и осталась не застеленной.
Лёнька бы мне весь мозг проел, если б я так оставила свою постель. А Сашке – красота!
Он потёр ладонями только что умытое холодной водой лицо. Парень его даже не вытирал полотенцем, оставив так высыхать – явно хотел попытаться прийти в себя и, может, даже в итоге перестать нас видеть.
Лёнька уселся на полу у батареи, пользуясь тем, что холод металла не раздражал.
– Надо было тебе развлекаться там: потанцевать, с людьми пообщаться. – Заметил он. - Может, новые знакомства полезные бы заимел. Свадьбы для того и нужны…. – Он поймал на себе мой пристальный взгляд и оправдался: - Ну, гостям, я имею в виду. Близким молодых и самим брачующимся, ясен пень, свадьба нужна не для этого.
Саша принялся расстёгивать рубашку, желая поскорее отправиться в душ, а потом спать. Видимо, плескать ледяную воду себе в лицо ему понравилось, но хотелось освежиться ещё больше и смыть с себя всю странную энергетику сегодняшнего дня.
Я наблюдала за тем, как пальцы расстёгивают пуговицы одну за одной, и как Лёнькина рубашка с закатанными рукавами летит на мою кровать, где и так уже столько всякого шмота, что, кажется, вот-вот всё сползёт лавиной на пол.
- Тут девушка вообще-то, - недовольно напомнил Лёня, когда Саша остался в одних джинсах, но уже потянулся к пуговице на них.
- А я никого не держу, - ответил Саша. – Я вам помог, вы мне типа тоже. Так что всё! Хотите - оставайтесь, не нравится - я не держу. Вещи ваши могу по адресу отвезти, если скажете, куда. Так что, извините, но я пришёл домой после трудного дня. Мне надо в душ.
И он стянул с себя джинсы и остался в боксерах.
Я оглядела его – красив! Вот объективно красив. Хоть я и любовалась Богданом, но это совсем другое. Здесь мне нравился человек полностью: и по внутренним и по внешним характеристикам. Нравился совсем не так, как нравятся актёры и герои фильмов или книг, а по-настоящему, по-человечески…
- Слушай, ты сам нас пригласил, - напомнил Лёня. – Так что веди себя прилично!
- Да забей, - отмахнулась я, обращаясь к Саше. – Реально пофиг. Можешь хоть голым тут ходить – это сейчас твоя хата.
Сыроежкин был со мной в корне не согласен и потому зыркнул строго и сердито. Видимо, опасался, что Сашка послушает меня и станет разгуливать по квартире вообще без одежды.
Но Майский всё же обладал некой внутренней интеллигентностью, так что просто выудил из горы на моей кровати тёмно-синий халат и направился в ванную.
- Хватит так пялиться на него, - попросил Лёнька. – Бесит. Ты ещё сходи спинку предложи потереть.
Я состроила ему рожицу в ответ, и мы отвернулись друг от друга.
Хотелось спросить, чего Лёнька-то попёрся сюда. Вернее, чего Лёнька не стал меня отговаривать и спорить, как обычно…
Но ответ я нашла сама и быстро: рядом с Сашей мы были живыми, и потому уходить от него не хотели мы оба, хоть Сыроежкина и бесил мой явный интерес к Майскому.
Я пошла к подоконнику и уселась на него, а Лёнька остался сидеть на полу.
До нас донёсся шум воды – Саша включил душ на полную и пытался прийти в себя.
- Странный тип, - прокомментировал Лёнька.
- Почему это? – спросила я так, словно слово «странный» было оскорбительным и могло обидеть Сашу.
- Ну, не боится нас… Не пытается изгнать, не думает, что он с ума сошёл… - пожал плечами ничего не понимающий Лёнька. – Как будто даже рад нам. Это как-то ненормально.
А ведь и правда: он как будто рад нам. Как будто ему всю жизнь не хватало вот такой странной, но весёлой компании, которая будет всюду рядом и всегда разрядит обстановку, хоть зачастую и втянет в глупые ситуации.
Если так, то это очень печально…
Я отшутилась:
- Может, он всю жизнь мечтал о собаке. А мы ведь лучше собаки? – подражая Карлсону, спросила я.
- Ну да, - кивнул Лёня, прикинув, что мы действительно намного лучше четвероногих друзей. – С нами не надо гулять, да и не едим мы… Мы клёвые, если так подумать.
- Вот! – согласилась я. – Мы клёвые, и Саша это сразу понял. Очень сообразительный чувак.
«И, наверно, очень одинокий», - мысленно добавила я. Потому что другого логичного объяснения его отношению к нам я не могла найти.
Он вернулся из ванной спустя часа пол. Забрался под одеяло и сел на кровати, разглядывая нас.
- Хм… - произнёс он задумчиво после минутного созерцания нас. – Всё ещё вижу вас…
- Потому что мы всё ещё тут, - ответил Лёня и посмотрел на меня так, словно это исключительно из-за меня мы до сих пор тут.
- Кстати, почему? – поинтересовался Саша. – Ну, я понимаю, что сейчас я сам вас позвал, но… Вам-то это нахрена? Вы чего домой не идёте? – спросил он, уже прищуриваясь подозрительно и разглядывая нас так пристально, что снова стало не по себе. – Родители ваши в другом городе, что ли, живут?
- Нет, не в другом, - ответил Лёнька, подивившись вопросу и посмотрев на меня растерянно: он не очень улавливал связь вопросов.
- А чего тогда квартиру снимали? – продолжал пытаться понять нас Майский.
- Ждём, пока наши в новостройке доделают. – Ответил Лёня. - Вот, отдельно решили жить от родителей… Скинулись и нашли самую дешёвую однушку, на пару месяцев, пока недостатки в новых устранят, и можно будет их принять. Мы не единственные дети в своих семьях, так что как раз комнаты свои освободили… Вроде всем хорошо.
Но это всё было не то, что интересовало нашего собеседника.
- Так и почему не идёте домой? – повторил вопрос Саша, и мы с Лёней хмуро переглянулись.
Отвечать ни один из нас не хотел, потому что при одном упоминании о доме и семье настроение падало, и в душе разливалась противная чёрная липкая пустота, которая бывает лишь, когда теряешь что-то очень дорогое и прекрасное. Это мерзкое чувство возникло в самый первый день, когда мы увидели заплаканные глаза родственников, а потом притащились домой, но оказалось, что никак не можем связаться с близкими людьми. Они были так близко – совсем рядом, но в тоже время ужасно далеко от нас. Не расстояние и не плохие отношения разделяли нас, а нечто куда более непреодолимое. И оттого общение с Сашей казалось чудом, которое нельзя упустить.
Вдруг, завтра мы придём к нему, а он уже утратит возможность видеть и слышать нас!Ну уж нет. Я (и, кажется, Лёня в душе тоже) были готовы просидеть здесь вечность, лишь бы ощущать себя живыми и настоящими. Хотя бы с одним человеком…
Молчание затягивалось, и Саша тактично не стал продолжать расспросы. Он поднялся с кровати и пошёл на кухню. Поставил чайник на электрическую плиту и встал у окна, задумчиво глядя в ночь, которая так и не стала до конца тёмной.
Мы с Лёнькой тоже пришли на кухню, обдумывая сегодняшний день и вспоминая его в подробностях. Меня столько всего за сегодня впечатлило: сперва то, что Саша может нас чувствовать, потом, как он лихо разобрался с Егором, и в довершении всего эта загадочная история с Машей и Богданом…
- Интересно, Егор понял, что мы приходили призраками? – спросила я. – Ну, просто ты говорил так, словно мы просто приходили, а вот если б сказал, что призраками – он бы поверил?