Тимоха стоял на берегу, наблюдая первый ледоход на своей реке.

«И сильна же ты, однако, Горластая,— подумал он,— знать, потому и живешь в тайге. Тайга слабых не любит».

В это время залаял Серко. Тимоха глянул. Большая лосиха вышла к берегу и остановилась, оглядываясь. За ней выскочил из леса лосенок, растопырив длинные тонкие ножки. Серко уже мчался к ним.

Лосиха, высоко задрав голову, постояла с минуту как вкопанная и рысцой, не спеша побежала вдоль берега. Испуганный лосенок ни на шаг не отставал от матери.

Скоро Серко загнал лосей в узкий хобот. Им уже некуда было податься. Лосиха остановилась, гордо подняв голову, словно и не замечала собаки, и вдруг стремительно кинулась в воду. Радужными фонтанами, сверкая на солнце, во все стороны разлетелись крупные брызги, на секунду скрыв лосиху. Но вот она снова показалась. Выставив из воды горбоносую голову с раздутыми ноздрями, она плыла, выбирая дорогу между крутящимися льдинами. Лосенок, оставшись один на берегу, заметался из стороны в сторону и вдруг длинным прыжком перемахнул на большую льдину, проплывавшую у самого берега. Скользя копытами, он прыгнул на другую льдину, промахнулся и упал в воду.

«Утонет малыш, погибнет,— подумал Тимоха,— не выберется...»

Он бросился к воде, так же, как лосенок, прыгнул на ближнюю льдину. От тяжести она закачалась на воде. Тимоха перебежал ее, перескочил на другую, на третью. Опустившись на колени, подполз к самому краю. Льдина накренилась, одной стороной погрузившись в воду. Колени и руки у Тимохи, словно кипятком, обдало студеной водой. Но он не отступил, дотянулся до лосенка, схватил его за длинные уши, легко, как зайчонка, вытащил из воды и поволок на середину льдины. Их понесло течением, все дальше и дальше унося от берега. Это было опасное плавание: вот-вот, казалось, налетит льдина на другую, а тогда или расколется пополам, или дыбом встанет и стряхнет непрошеных седоков, или сама нырнет под ледяной пласт. Но на повороте реки течением поднесло льдину к самому берегу. Две сажени осталось до земли... одна...

— Господи благослови...— прошептал Тимоха, перекрестился, подхватил лосенка, прижал его к себе и одним прыжком оказался на берегу.

Лосенок покорно лежал на земле. Стоя на коленях, Тимоха ласково гладил мокрую спину зверенка. У лосенка судорожно вздрагивали поцарапанные льдинами тонкие ножки, тяжело ходили бока, он фыркал и тревожно смотрел на своего спасителя. А льдина давно уже отошла от берега и закружилась в хороводе ледохода.

...Тимоха подхватил лосенка, прижал его к себе...

Серко вертелся вокруг лосенка, не переставая лаял на всю тайгу и, казалось, готов был вырвать добычу из рук хозяина. А лосиха, благополучно переплыв речку, долго стояла на противоположном берегу, не уходила и не решалась плыть обратно. И только когда Тимоха поднял лосенка и понес на берег, она наконец медленно скрылась за кустами.

И тут Серко изловчился, бросился на лосенка и со злостью схватил его за шею.

— Не тронь, Серко! — крикнул Тимоха и резким взмахом руки отбросил собаку в сторону.

Серко проворно вскочил и снова бросился на лосенка. И тогда Тимоха впервые ударил собаку.

Серко жалобно завизжал, не столько от боли, сколько от обиды. Тимохе жалко стало и Серко и лосенка, и он, словно оправдываясь, сказал ласково:

— Сказано тебе — не тронь. А ты, как на медведя, на него. Дитё же беззащитное. Из беды я его выручил, а ты в клыки...

Он на руках донес лосенка до избушки, положил на землю возле стены. Лыком спутал ноги, чтобы не убежал лосенок, и сказал:

— Полежи здесь пока. А я для тебя сарайчик построю. Не обижу, не пугайся. Кормить тебя стану лучше, чем мать кормила. Поживешь, подрастешь, а тогда и пойдешь куда хочешь. Неволить не стану, а тайга-матушка — она широкая, всех принимает. Вот так.

Он поднял голову, из-под руки посмотрел на небо. Солнце слепило глаза, грело, как в троицу. Тимоха зашел в избу взять топор и неожиданно увидел филина. Он сидел на краю столика.

Увидев хозяина, птица шевельнула крыльями — видно, думала вылететь из избушки, но Тимоха загородил дверь, и филин, раздумав, остался сидеть на месте, тревожно озираясь большими глазами.

— Нá вот тебе, еще один жилец у нас! — удивился Тимоха.— То на чердаке ютился да на крыше, а теперь вот и в избу пожаловал. Ну сиди, сиди, лохмач! Не бойся. Мышей лови. Не трону...

Он осторожно протянул руку, вытащил топор из щели. Стараясь не спугнуть филина, вышел и затворил дверь. Топором сделал зарубину на бревне, вровень с окошком. И от той зарубины повел счет дням и годам.

А Горластая все еще бушевала, все еще гудела на всю тайгу.

Глава десятая

ВОСПОМИНАНИЯ

Отбушевалась Горластая. Скинула зимний покров, остепенилась, вошла в берега. Посветлела, стала такой, какой впервые увидел ее Тимоха прошлой осенью. Разве что позеленее стала речка. Тогда осенью пожелтевшая трава лежала по берегам, а теперь повсюду тянулась к солнцу свежая, молодая травка.

И поляна позеленела, и лес. Куда ни посмотришь, всюду зелено, и кажется, будто на эту пору у природы не нашлось других красок, кроме зеленой.

Лосенок быстро подрастал. Окреп, набрался сил. И теперь трудно было представить его таким, каким Тимоха снимал его со льдины. К Тимохе привык он сразу; привык и к месту — от избушки на шаг не отходил один. А с Серко подружились они не сразу. Сперва лосенок боязливо косился на пса, жался к Тимохе, завидя врага. И Серко недовольно ворчал, ревнуя Тимоху к новому другу. А потом ничего — помирились. Иной раз даже играли вместе: Серго, приседая на передние лапы, беззлобно лаял на лосенка, а тот, опустив безрогую голову, мягко бодал нового друга.

Утром Тимоха заложил топор за пояс, вынес из избушки кусок солончака, протянул на ладони лосенку:

— Погрызи, Тюха, вместо сахара.

Лосенок пошевелил раздутыми ноздрями, понюхал кусок, взял длинными мягкими губами, и ком соли захрустел у него на зубах. Потом потерся головой о спину хозяина и уставился на него большими карими глазами.

— Еще хочешь? — Тимоха ласково похлопал лосенка по шее.— Хватит, Тюха. Сладкого — помаленьку, горького — не до слез. Так мама моя говорила.

Тюхой назвал Тимоха лосенка за то, что он по пятам ходил за ним.

Как-то раз, еще в первые дни, как завелся у них лосенок, пошел Тимоха в лес. Идет, вдруг слышит позади треск. Продирается кто-то напрямик через кусты. Обернулся — лосенок его догоняет. Похлопал Тимоха лосенка по лопатке, улыбнулся.

— Что же ты, Тюха,— сказал тогда Тимоха,— один и в лес боишься идти? Ну пойдем, пойдем вместе, я тебе наши угодья покажу.

С тех пор и осталась за лосенком эта кличка.

В тот раз думал Тимоха попрощаться с Тюхой. Голосом гнал его от себя, толкал в зад руками: иди, мол, на все четыре стороны. Тайга большая, всех примет. Но Тюха терся головой о хозяина и никуда не пожелал отходить.

В половодье снесло Тимохин запор, унесло водой морды. Рыбу нечем стало ловить, а тут и мясо подобралось на чердаке. И подумал Тимоха однажды: «Рыбы нет, мясо подъели. Впору с голоду помирать. Заколю-ка я Тюху». Но в тот раз пожалел лосенка. «Ладно,— решил,— потерпим еще. Вот совсем подведет животы, тогда уж...»

Неделю прожили кое-как — варил медвежьи кости с крапивой, а потом и костей не стало. С одной крапивы не проживешь. Пришел час — подвело животы.

Утром злой и голодный Тимоха взял топор, наточил нож, вышел на крыльцо — поискать лосенка. А тот тут как тут. Не чует беды, бежит к крылечку, горбоносой мордой уткнулся в руки хозяину, шарит по ладони теплыми губами.

— Ну полно, Тюха, полно...— чуть не шепотом сказал Тимоха и погладил лосенка.— Потерпим еще мы с Серком. Не трону тебя, не бойся. Пойдем-ка в тайгу колья рубить. Запор нужно строить, рыбу ловить. Горластая вон утихомирилась, в берега вошла.