А вот сейчас этой процедуры нет. НЕТ! Понимаете, в чем весь прикол? Одной рукой уводим менталистов в серо-черную зону, другой — убираем проверки на наличие ментальных воздействий. И всё! Формально граждане Российской Империи наконец-то защищены от страшных-ужасных ребят, что могут невозбранно копаться в чужих мозгах. Ура-ура, запускайте фейерверки, кидайте чепчики, приходит счастье в каждый дом.

По факту же люди вообще потеряли всякую возможность оперативно выяснить, воздействовал ли кто-то на них, кроме как обратившись за этим в особый отдел, который девяносто девять процентов заявлений отбрасывал с формулировкой «бытовой или хозяйственный спор, к сфере интересов ведомства не относится». Идеально!

Да меня самого Карп Матвеевич пытался так отфутболить, о чем тут говорить! И клевреты Куракина, о которых я ему лично сообщил, отвалились сами, без намека воздействия со стороны особого отдела. Просто кто-то умный прочел, что я стал абитуриентом Государственной магической академии, а следовательно, с легкостью слить меня после судебной тяжбы уже не получится.

Ищи, кому это выгодно. Мошенникам всех сортов и мастей? Безусловно. Но решения принимались на высшем уровне. Следовательно…

— Валерьян Николаевич, вы с нами? — недовольно хекнул Брунов.

— У вас есть какие-то сомнения на этот счет? — бодро парировал я, одновременно отбросив все посторонние мысли.

— Да как сказать. Сидите, улыбаетесь нам тут вовсю и молчите.

— Жду, когда начнется собеседование и не тороплю вас. А что, надо?

— Могли бы для начала хоть что-то о себе поведать.

— Привык не начинать без отдельного распоряжения — раз. У вас должны быть обо мне все нужные данные — два. Так что конкретно вас интересует?

— То есть вам вообще нечего рассказать хотя бы о том, почему вы решили поступить в Государственную магическую академию? — Леопольд Дамирович прищурился, и его лицо стало для меня настолько неприятным, что я понял: моя ставка на Агнессу как спасительницу сегодняшнего мероприятия была абсолютно верной.

— Отчего же? — продолжаю держать на лице широкую улыбку. — Тут как раз всё просто. У меня изначально воздушный дар, который достался мне от моей покойной матери. А отец хотел видеть меня некромантом, поэтому делал всё возможное, чтобы я развивался не по своей стихии.

— Изюмовы — известные в наших кругах маги, — осклабился Брунов. — Думаю, если Николай Алексеевич, как вы говорите, делал всё возможное, то он смог добиться… определенного результата.

Ах ты ж, зараза! Вижу, к чему ведешь, даже не надейся!

— Я вообще из тех людей, знаете ли, кто умеет учиться и достигать того, чего хочет преподаватель, — смотрю ему прямо в глаза, после чего перевожу взгляд на Агнессу Игнатьевну. — Но мне претит ради собственных целей мучить и убивать живые существа.

Ага, есть попадание! Барышня тоже любит зверушек. И я об этом знал, недаром успел изучить всю имеющуюся в сети информацию, где и увидел ее фото с котиком на руках.

— То есть вы признаете, что достигли определенного мастерства во владении искусством некромантии, но при этом упорно продолжаете корчить из себя воздушника?

Я сморщился. Грубая игра, не люблю.

— Можно ли воздержаться от подобных выражений? — кротко попросил я Леопольда Дамировича. — Признаюсь, я прибыл сюда в несколько взбудораженном состоянии и могу чрезмерно резко их воспринять. У меня, знаете ли, вот только недавно девять дней было с момента гибели отца и сестры, — и вновь пасу глазами Вилюкину. — Если же вы считаете, что я и впрямь что-то корчу из себя, то обоснуйте свои слова.

Вот тут настал черед Брунова ловить ртом воздух. Ага, привык с перепуганной абитурой общаться? А на тебе ответочку под дых! Нарушение профессиональной этики налицо, тут не отмажешься. А запись ведется, если верить направленным на нас скрытым камерам, которые не настолько уж и скрытые, признаемся откровенно.

— Валерьян Николаевич, а вы действительно ничего не умеете из воздушной магии? — осторожно поинтересовалась Агнесса.

— Я бы и рад, сказать, что да, но… увы, нет. Зато я буду идеальным материалом в руках того скульптора, кто вылепит из меня человека, которым я должен был стать изначально! Это моя единственная мечта после того, как я наконец-то смог отказаться от стихии некромантии! И по всем предварительным оценкам я должен быть неплох как будущий маг воздуха.

Кажется, сработало. Поплыла Вилюкина. Ей действительно давно хотелось воспитать хоть одного мага-воздушника по собственным лекалам, да всё не было возможности.

— Мы — государственное учебное заведение, юноша, — Леопольд смотрел на меня как на предателя. — Одно дело доводить до ума студента, с младых лет старающегося преуспеть в своей стихии. Другое — обслуживать капризы юноши, который вдруг возомнил, что ему хочется поменять коней на переправе. Это потребует дополнительных ассигнований из бюджета ради неясной перспективы заполучить среднего, а то и откровенно слабого специалиста. Идите в частный университет, развлекайтесь там, тем более средств на обучение у вас хватает, как я могу видеть. Мы-то тут при чем?

А вот теперь шах тебе и мат! Я прямо ждал этого момента.

— О том, что я именно воздушник, отнюдь не некромант, есть официальное заключение особого отдела по контролю за использованием магических способностей. И насколько я вижу, налицо конфликт интересов. Вы, Леопольд Дамирович, ввиду полной невозможности привлечь меня к обучению по своей дисциплине, начинаете всеми правдами и неправдами препятствовать мне в обучении по воздушной стихии. Простите, но это попросту некрасиво. Не подобает и чернит вашу репутацию. Я крайне разочарован.

— Ты меня еще и отчитывать будешь, щенок! — взвился Брунов.

Ого, как атмосфера раскалилась! Мужик, похоже, еще и огневик по второй стихии, о чем, разумеется, благоразумно предпочитает в открытом доступе не рассказывать. И вот тут прямо ай-ай. Если он еще на прошлых собеседованиях все камеры умудрился в этой аудитории пожечь, то рассчитывать на объективный контроль за собеседованием не приходится. Значит, действуем иначе. Ладно, всё под контролем, тоже просчитано заранее. И я вновь обратился к Вилюкиной.

— Мне негде искать справедливости, кроме как у вас. Полностью отдаюсь на волю вашего решения, — я в последний раз преданно взглянул на Агнессу и склонил голову.

Всё, сработало! Такого горячего отклика я давно не получал. Теперь барышня будет биться за меня аки львица за детеныша.

— Мне кажется, Валерьян Николаевич полностью отвечает требованиям для зачисления в столичное отделение Академии, — негромко, но уверенно произнесла она.

— Если вы так ратуете за то, чтобы этот юноша тратил зазря бюджетные деньги, он вполне может устроиться в наш филиал поближе к дому.

— Так, — склонилась над дальфоном Вилюкина, — но… Он должен учиться именно в Санкт-Петербурге!

— Вы, похоже, утомились, голубушка, раз принимаете желаемое за действительное, — бросил ей Леопольд, после чего сам уткнулся в свой дальфон и оторопел. — Нет. Не может быть. Еще вчера же всё было иначе…

— Что-то не так? — устало поинтересовался я.

— Откуда у вас государственный ордер на вселение? Кому вы дали взятку, чтобы его заполучить? — возмутился Брунов.

Ну вот теперь всё, маски сброшены. Обожаю такие моменты.

— Не находите, что вы только что жестоко оскорбили меня подобным предположением, Леопольд Дамирович? Или, возможно, вы хотите выяснить это лично в особом отделе по контролю за использованием магических способностей?

— Вы мне угрожаете! — о, вот и слюна закапала. Фу, слабак.

— Ни в коем случае! Но если вы считаете иначе, в таком случае Агнесса Игнатьевна, надеюсь, станет нашим арбитром. Всё, чего я желаю — справедливого зачисления на курс, где я имею право находиться по праву рождения, имеющегося дара, а также ордера на вселение, если первых двух пунктов вам вдруг показалось мало. Я — тот, кто мечтал наконец-то вернуться в родную стихию. Стать тем, кем и должен быть. Вы же, Леопольд Дамирович, подозреваю, желаете лишь добраться посредством меня до родовых секретов рода Изюмовых. И вы далеко не первый, уверяю вас. Но мой ответ — нет! Я собираюсь освоить магию воздуха, а что до профессиональных секретов — продолжайте вести лабораторные изыскания. Возможно, тем самым вы наконец-то обретете свои собственные ритуалы и перестанете тщетно гоняться за чужими.