Ого, а мужик с козырей заходит! Неужто Изюмов промолчит?

— Считаю нужным заметить, что подобный ритуал относится к нашим фамильным секретам и не может быть разглашен на публике, — тут же вскинулся Николай Алексеевич.

— Полноте, сударь. Какие могут быть секреты в столь ответственный момент? Зато мы сразу поймем, кто тут кого водит за нос. Если юноша и впрямь у вас не обучался, то он ничего о том не знает и является пустым фантазером и вралем. А ежели он сможет нам рассказать о поясе мертвых, то… он однозначно некромант, как и заявил о том в начале беседы.

— Молчи! — потребовал от меня отец.

— Говорите, Валерьян! — тут же перебил его Усольцев.

Я с точно рассчитанной растерянностью посмотрел на Карпа Матвеевича, призывая его тем самым сказать, как именно мне поступить.

А Виктор Андреевич хорош! Вызнать чужой секрет под предлогом всесторонней проверки чужого отпрыска на вранье, это прямо десять по пятибалльной системе! Мне-то по большому счету пофиг на тайны Изюмова, я некромантией заниматься не собираюсь. Но пусть решение о том, говорить мне сейчас или нет, буду принимать всё-таки не я?

Давыдов внимательно посмотрел на меня, на Усольцева, на Николая Алексеевича, после чего сухо скомандовал:

— Отвечай, Валерьян.

Я пожал плечами.

— Это один из самых непростых и по времени длительных ритуалов, поскольку он предусматривает, прежде всего, изготовление того самого пояса мертвых. Для каждого умершего пояс должен быть свой.

— От ведь! А мне-то Изюмов-старший заливал, что пояс универсальный! — аж подпрыгнул на месте Усольцев и от полноты чувств ударил кулаком о кулак.

— Виктор Андреевич, я вас настоятельно попрошу не перебивать юношу. Вы же видите, он пытается сосредоточиться, чтобы ответить на вопрос, который вы сами ему и задали, — урезонил некроманта Давыдов.

Я не забыл слабо улыбнуться мужику в знак благодарности, после чего продолжил.

— Пояс состоит из метафорической части, включающей в себя воспоминания об ушедшем, и материальной. Годится любая одежда, в которой искомый человек долго ходил, лучше всего грязная. Думаю, не надо объяснять, почему именно так. Лучше всего будет разрезать одежду на тонкие полоски и реально сплести из нее пояс свободной формы, в процессе думая об умершем, вспоминая его внешность и поступки. Если же времени крайне мало, то можно ограничиться тем, что выложить одежду кольцом, не переставая вспоминать при этом ушедшего. Но тут надежность техники может оказаться невысокой, сами понимаете. Ну и финальная часть. С помощью ритуальной формулы призывается дух. Пояс в данном случает служит обманкой, которая на некоторое время дарит духу уверенность, что он вновь жив. После этого можно начинать задавать ему вопросы. Но стоит учесть, что псевдовоскрешение длится недолго, можно рассчитывать не более чем на пять — семь минут общения, и вопросы следует подбирать предельно простые, не требующие развернутого ответа.

— Есть ли возможность каким-то образом продлить это время? — Усольцев вцепился в меня как клещ.

— Разумеется. Опять же за счет жертвенной крови, которой можно пропитать пояс в процессе общения. Заранее этого делать не стоит, потому что ушедший может из-за этого не узнать свою вещь и не прийти, и тогда создание обманки желаемого результата не принесет.

— Тогда изобразите, пожалуйста, ритуальную формулу, — Виктор Андреевич с видом фокусника добыл из кармана блокнот и ручку.

— Я протестую! — аж подпрыгнул на месте отец. — Это беспардонная кража чужого бесценного знания!

Я вновь перевел взгляд на Давыдова и растерянно пожал плечами: мол, не знаю, что делать, решите, пожалуйста, это за меня сами, большие дядечки.

Дед, похоже, сам понимал в происходящем не больше не остальных, но искренне наслаждался ситуацией, в которой зять внезапно оказался потерпевшей стороной.

— Думаю, описание ритуальной формулы вполне можно пропустить, это уже излишне, — констатировал Карп Матвеевич, и Усольцев еле слышно скрипнул зубами, а Изюмов с нескрываемым облегчением выдохнул. — Валерьян Николаевич продемонстрировал нам, что он вполне осведомлен о техниках, используемых в его роду. Следовательно, мы подтверждаем, что он прошел обучение на некроманта и вполне разбирается в предмете, раз ему знакома даже редкая фамильная техника. Давайте поблагодарим нашего эксперта Виктора Андреевича и перейдем к следующему вопросу. Валерьян Николаевич, я так понял, вы и дальше собираетесь практиковать некромантию?

— Откровенно говоря, нет, — поежился я. — Просто меня никто раньше не спрашивал, чего я хочу. А я терпеть не могу эту стихию. Она никогда меня не привлекала. Мне становится физически плохо от занятий некромантией, и это могут подтвердить трое независимых врачей, которые освидетельствовали меня после приступа мозговой горячки, начавшейся после очередного отцовского эксперимента.

— Это очень странно, — Давыдов смотрел на меня так, будто я мошка на лабораторном стекле, которую он изучает в микроскоп. — Обычно в вашем возрасте молодые люди уже окончательно определяются со своей ведущей стихией. С другой стороны, подобный внутренний конфликт может свидетельствовать о том, что у вас две стихии, и некромантия как раз ведущей не является. Вы позволите заглянуть в вас… несколько глубже? Возможно, будет чуть неприятно. Потерпите, это недолго и в ваших же интересах.

Вот он, момент истины! Ну, пан или пропал!

— Да, Карп Матвеевич, смотрите, конечно же. Мне и самому интересно знать, кто я такой.

Насчет того, что будет «чуточку неприятно», Давыдов прогнал. Это было ужас как противно, тем более работал он грубо, копошась у меня в мозгах с грацией пьяного патологоанатома, не слишком заботящегося о целостности своего клиента. Но я терпел, старательно лелея про себя обиду на отца и раз за разом проигрывая в воспоминаниях момент, как он отодвинул меня от семейной кормушки. Когда совсем уж прижало, позволил себе обидеться и на Карпа Матвеевича за его обман. И даже уже представил, как сейчас пожалуюсь на то деду…

— Всё в порядке, — внезапно произнес Давыдов, и все неприятные ощущения разом закончились. — У Валерьяна четкая предрасположенность к воздушной стихии. И всего лишь склонность к некромантии. Отсюда и внутренний конфликт интересов. Как я понимаю, магии воздуха его никто не обучал и наставника у него не было. Что же до некромантии, то он занимался ею через силу под родительским нажимом.

— Да не занимался он, сколько раз можно повторять! — не выдержал Изюмов. — Вы что, не видите, как он вас всех одурачил на пару с дедом? Мне не верите, так дочь мою спросите. Она вам тоже подтвердит, что некромантии его никто из нас не учил.

— Однако то, что мы только что видели и слышали, подтверждает правоту Валерьяна Николаевича. Согласитесь, господа: ситуация предельно прозрачная. Вы, князь, решили ущемить права старшего сына в пользу младшего, на которого вы возлагаете чрезмерно большие надежды. С этой целью вы попытались очернить имя Валерьяна, описывая его как человека с нестабильной психикой и откровенного глупца. Вы унизили его перед всей семьей, даровав право именоваться по названию местности, где у вас не осталось ни единого ценного земельного актива. Будто этого вам было мало, вы еще дополнительно унизили его достоинство, снабдив его комнату решетками, и вдобавок выгнали с пикника. Так стоит ли удивляться, что юноша отправился к единственному родному человеку, не относящемуся к вашей семье? Могу лишь порадоваться за то, что вашей покойной супруге хватило в свое время ума оставить соответствующее распоряжение относительно своего приданого. Теперь молодой человек может продолжить свой жизненный путь под именем графа Птолемеева и забыть о том кошмаре, в котором он жил последнее время.

— Вы относитесь ко мне и моей семье с явным предубеждением! — вспылил Николай Алексеевич.

— Отнюдь. Разве озвученные мною факты не имели места? Ираида Николаевна, ответьте, так были ли установлены решетки в комнате вашего брата или нет?