Я заметила, что копы проверяют не всех подряд. На улицах слишком оживленно, слишком много народу, а полицейских всего двое. Но нас они точно остановят. То, как я разыгрываю из себя гида, сойдет для случайных прохожих, но не для копов, занятых поисками беглецов.

– Подождем удобного момента, – говорю я. – Я отвлеку их. Вы продолжите делать то, что делала я. Изображать гида.

Алеина бледнеет:

– Я даже не говорю по-французски.

– Английский годится.

Она качает головой:

– Я совсем не похожа на гида.

Так и есть. Может, отдыхающие на пляже и не обратили внимания на ее одежду, но полиция станет присматриваться более внимательно. И заметит и бархат, и шелк, и причудливый крой в сочетании с обтрепанными краями и грязными пятнами, и торчащие наружу длинные руки и ноги. И узнает группу беженцев-полукровок.

Вот бы подобрать подходящую маскировку для Алеины… Что-нибудь такое, что сделает ее незаметной. Но ничего не приходит в голову…

Тут мой взгляд скользит по витринам, и меня осеняет.

– Ждите здесь, – бросаю я и спешу через дорогу в «Замок фейри».

Магазинчик набит странными диковинками. Статуэтки фейри с приклеенными к ним настоящими крыльями бабочек. Круглые бутылочки с яркими сиропами, обозначенными как зелья. Колоды гадальных карт с черепами и змеями. Книги на языке фейри в кожаных переплетах. Старинные карты их королевства.

Нет, не то. Поэтому я продолжаю искать, пока не нахожу то, что нужно. Хватаю и бросаюсь к столу. Женщина с аккуратным седым пучком пристально смотрит на меня поверх очков и требует семьдесят евро. Я плачý, стараясь не думать, сколько это часов работы в книжном магазине. Сейчас у меня есть дела поважнее. Продавщица складывает покупки в бумажный пакет, я спешу на улицу и передаю его Алеине.

– Надевайте.

Она заглядывает в пакет, ее губы кривятся.

– Но… зачем?

– Фейри-полукровка никогда не наденет крылья фейри, потому что это глупо. – Они выглядят дешево и нелепо, но являются идеальной маскировкой. – Я видела кучу гидов с такими крылышками. Многие здешние туристы ожидают увидеть такой реквизит, понимаете? Хотят почувствовать себя настоящими фейри. И если вы наденете это, то не будете выглядеть как настоящая фейри. С этими крыльями никто не подумает, что вы фейри. И вот еще корона с цветами…

– Ладно. Прекрасно. – Алеина выхватывает у меня пакет и вытаскивает блестящие розовые крылья с двумя заплечными ремешками. Когда она надевает их, я облегченно вздыхаю. Совсем другое дело. Странная одежда и заостренные уши Алеины теперь кажутся частью ее костюма.

– Замечательно, – хвалю я. – Подождем удобного момента. Пока начинайте изображать гида. А я отвлеку внимание. Идите, как только я начну.

Алеина заменяет меня в качестве гида, говоря на ломаном английском:

– Дамы и господа, это дом французского генерала. Он использовал смертоносное железное оружие. Он взорвал злобных фейри и разбросал их кровавые останки на дороге.

Худший гид на свете, но сойдет. Ее голос затихает, пока я спешу вниз по склону к причалам, где покачиваются на волнах парусники и яхты. Выжидаю несколько минут, пока полицейский не начинает спорить со старухой, забывшей документы. Его напарник остался один.

– Извините! – кричу я ему. – Изь-винь-ите!

Мусье? Common ça va?[10]

Я нещадно коверкаю французский, и полицейский явно морщится:

– Я говорю по-английски.

Мое первое инстинктивное желание – польстить:

– И вы очень хорошо на нем говорите! Mais je voudrais, uh… pratice mon français maintenant. Vous êtes très fashionable[11], – продолжаю я на ломаном французском.

Его взгляд становится жестким: значит, эта тактика на него не действует – только усиливает его подозрения. Европейцы ожидают, что американцы будут громкими и надоедливыми. Возможно, мне нужно усиленно изображать и то, и то…

– Я ищу что-нибудь… вы знаете, где… je voudrais[12] типа «Макдональдс» или еще что-то в этом роде?

– Нет, проходите, пожалуйста, – отмахивается он.

Но мне нельзя просто взять и уйти – от этого многое зависит. Нужно, чтобы он обратил на меня внимание. А что привлечет внимание человека лучше, чем ненависть?

– А в этой стране есть приличный шоколад? – интересуюсь я. – Во Франции его готовят совсем не так, как принято. Без обид, но я думала, что у вас хороший шоколад… Вы пробовали «Хершиз киссес»[13]? Они такие вкусные…

Полицейский багровеет и жестом указывает влево, чтобы я ушла.

– Прошу, – произносит он с сильным акцентом.

Краем глаза я вижу, как во главе группы мимо проходит гид Алеина, рассказывая о французском военно-морском флоте. Внимание полицейского на секунду переключается на них, и я машу рукой у него перед носом.

– Изь-винь-ите, garçon[14]… Вы знаете «Макдоналдс»? Он есть в этой стране? «МАКДОНАЛДС»! – ору я. – Я больше не могу выносить это ваше французское дерьмо.

Он бросает на меня испепеляющий взгляд. Упс… Переборщила.

– Не здесь. – Он поджимает губы и тычет пальцем на запад. – В Марселе куча ресторанов получше. А американский шоколад по закону даже не является настоящим шоколадом.

Я скрещиваю руки на груди:

– Вы, наверное, шутите. Вы хотя бы пробовали настоящие блинчики? Не те странные тонюсенькие, которые готовят здесь, а большие воздушные настоящие блинчики? Потому что в Америке можно купить замороженные блинчики с сосиской и кленовым сиропом. Вы просто разогреваете их, и – бум! – завтрак готов. Именно благодаря таким новшествам Америка является величайшей нацией в мире. Это позволяет сэкономить дополнительное рабочее время. Потрясающе, да?

Когда полицейский бросает умоляющий взгляд на своего напарника, группа Алеины уже ушла.

– В любом случае, спасибо. – Я отворачиваюсь, радуясь, что могу прекратить это представление.

– Мадемуазель, можно взглянуть на ваш паспорт? – раздается голос у меня за спиной. Раздраженный голос.

Я поворачиваюсь и откашливаюсь:

– Конечно, офицер, какие-то проблемы?

– Нет. Обычная проверка.

К счастью, паспорт у меня с собой. Я лезу в сумку и достаю его. Полицейский разглядывает документ так долго, что у меня учащается сердцебиение.

– Ния Мелисенда? – спрашивает он.

– Я американка, – обнадеживающе отвечаю я.

Он пролистывает паспорт и, возвращая мне его, произносит скучающим тоном:

– Хорошего дня.

– Мерь-си бо-кью[15]. – Я направляюсь к причалам.

– Мадмуазель, рестораны в другой стороне!

– О, да, спасибо. Я просто хочу сфотографировать красивые французские лодочки. – Улыбаюсь ему и отворачиваюсь.

Убедившись, что полицейский больше не смотрит, бегом срываюсь с места. Сандалии скрипят по доскам.

У меня уходит несколько минут, чтобы найти Алеину и остальную группу. Полуфейри столпились возле большого клипера[16]. Алеина разговаривает с мужчиной на палубе – тоже полуфейри. Его заостренные уши торчат из-под волны темных волос, ниспадающей на острый подбородок. Рукава белой рубашки закатаны, открывая змеящиеся по мускулистым предплечьям татуировки. Я делаю шаг навстречу, и мое сердце замирает. Он бросает на меня пронзительный взгляд, и я узнаю2 эти жуткие серебристые глаза и прямые черные брови. Он возвышается над всеми остальными и выглядит в миллион раз огромнее; его плечи широки, как дверной проем.

Так вот каким стал Рафаэль Ланселот – прекрасный полуфейри, разбивший мне сердце…

Я смотрю на него с приоткрытым ртом. Я долго пыталась забыть о нем и о той ночи в Бордо, когда звезды сияли так ярко, а в воздухе стоял густой запах созревающего винограда. А теперь Рафаэль возвышается передо мной и выглядит как чертов полубог…