– Лили, у меня от вас дух захватывает. – Ее откровенность ошеломила его, вывела из душевного равновесия.

– Не волнуйтесь. Теперь я поняла, какой дурехой я была. Я больше не стану вас смущать. – Она снова повернулась к нему лицом. – Я очень рада, что мой отец нашел вас. Вы для него большая поддержка, я это вижу.

Боже, какой он подлец! Ее отец был бы очень расстроен, узнай он, как больно их затея задела его любимую дочь.

– Пожалуйста, дайте мне сказать. Я никак не могу понять, почему вы считаете себя невидимкой, как вы это говорите. – С этого пути уже невозможно было свернуть, но он, конечно же, мог достигнуть своей цели, не причинив вреда этой девушке. – Уверяю вас, то, что я испытываю по отношению к вам, никак нельзя определить фразой, что вы для меня невидимка. Если бы вы знали, что я сейчас чувствую, вы бы бежали от меня без оглядки.

Ветер разметал пряди ее волос по щекам. По вопросительному выражению ее сумрачно потемневших глаз он увидел, что она не поняла смысла его слов.

– Вы такая тонкая, Лили. Вы знаете, о чем я вам говорю?

Она покачала головой, и ее губы слегка приоткрылись. Он услышал едва различимый звук разлепляющихся влажных губ и легкий вздох.

Он затаил дыхание и, сделав над собой усилие, продолжал:

– Те женщины, которых я знал, были… Вы понимаете, что я подразумеваю под словом «знал», Лили?

– Женщины, которые были… с которыми вы были близки? Таким образом, как обычно мужчина и женщина становятся близки? – Она прижала кончики пальцев к губам. – Я чувствую себя полной идиоткой. Образ моей жизни не позволил мне многого узнать о таких вещах, за исключением того, что я могла прочитать и увидеть. Ну, еще, конечно, сплетни. Но я знаю, отношения какого рода вы имеете в виду.

Он мог смело поклясться жизнью, что она имела об этом самые смутные представления.

– Очень хорошо. Женщины, которых я знал, не похожи на вас.

На этот раз от ее странного смеха все перевернулось у него внутри.

– К несчастью. Для них и для меня, – признался он. – Они были – как бы вам объяснить – весьма незатейливы. Я не могу найти другого слова для того, чтобы определить их. Они занимали и развлекали меня. И, в свою очередь, они наживались на мне. Сказать иначе значило бы покривить душой. Но вы не такая. И вы должны быть рады этому. – Он-то уж точно был рад.

– Вы хороший человек. По-настоящему хороший. Не беспокойтесь о моих переживаниях. Я умею трезво смотреть на вещи, как это умеют делать такие женщины, как я. Мы умеем примириться с тем, что нельзя изменить. У меня нет к себе жалости.

– Да почему она должна быть? – Гнев, нахлынувший на него, был внезапен и неожиданно силен. – Потому что какое-то злобное существо оскорбило вас? Из зависти, поверьте мне. Такие оскорбления можно нанести исключительно из зависти к вашей нежной, неиспорченной красоте.

– Я не красива! – Слезы заблестели в свете луны на ее ресницах. – Но это не трагедия. Это просто факт. И ни к чему вести такие разговоры. Вас, должно быть, раздражает эта чепуха.

Он невольно крепче сжал пальцами ее шею. Она не противилась, и он стал легонько поглаживать ее кожу, и все внутри него сжалось от чувств, нахлынувших на него. Он совсем потерял голову и был этому рад!

– Вы рискуете, Лили Эдлер.

Она фыркнула и пробормотала: «Чепуха», – но как-то неуверенно.

– Посмотрите на меня, – приказал он. – Посмотрите на меня, мисс.

Она не послушалась, и он, взяв ее за косу, слегка потянул, заставив ее повернуть голову. Слегка запинаясь, она проговорила:

– И чем же я рискую, сэр? Только не говорите больше об угрозе моей репутации, пожалуйста. Никто не знает о том, что мы здесь, более того, этот факт ни у кого не вызовет особого интереса.

Оливер выпустил ее волосы – он заставил себя это сделать. Желание привлечь ее к себе и поцеловать переполняло его. Этого нельзя было делать, это было недопустимой вольностью. Всего один поцелуй – а он очень его хотел – не только был непозволителен сам по себе, он положил бы начало другим вещам, которых он жаждал и которые не должны были произойти до тех пор, пока она не осознает их значения.

Высоко подняв голову, она подала ему свою руку.

– Мы не чужие друг другу, – мягко произнес он. – Только чужие люди пожимают друг другу руки или те, кто боится близких отношений. – Но он все же взял ее руку и поднес к губам, глядя ей в лицо и водя губами по ее кисти, медленно и осторожно исследуя ложбинки между пальцами, и ладони, и все нежнейшие местечки на ее запястье.

– Ох, – вырвалось у нее. Больше она ничего не сказала, а только прикрыла глаза и плотно зажмурила их.

– Вы – женщина, созданная для мужской любви. И я хочу быть этим мужчиной. – Его больше уже не тревожило то, что он вступает на зыбкую почву. У мужчины всегда найдутся средства получить то, что он хочет, и он отыщет эти средства.

Она сжала руки в кулаки и отвернулась. Облака загородили луну, и тени легли на ее лицо, волосы, на едва прикрытую одеждой фигуру.

– Позвольте мне… – О чем ему попросить? Как далеко он может зайти, не подвергая риску ее и свое собственное благополучие? – Позвольте мне поухаживать за вами. Может быть, тогда вы поймете, кем вы являетесь в моих глазах.

– Я ничтожество.

Он наклонился, заглянув ей в лицо, и подождал, пока она откроет глаза и посмотрит на него.

– Ничтожество? Вы? Да вы – пламя и душа, мой отважный друг. В вас нет ничего ничтожного.

– Вы уже не будете так считать, если я скажу вам, что с тех пор, как вы появились в нашем доме, я перебрала в уме все самые низкие предположения о том, что привело вас сюда.

– Несомненно. Вы, помимо всего прочего, еще и дрянная девчонка.

– Мне двадцать пять.

– Ах вы, дрянная старушонка!

Ее мимолетная улыбка очаровала его. Она сконфуженно призналась:

– Я думала, что вы приехали сюда с какими-то тайными намерениями, о которых мой отец ничего не знает.

У Оливера кровь застыла в жилах. Она играет с ним?

– Ну вот, теперь вы оценили всю бездну коварства моего воображения? Сначала я решила, что папа, которому не терпится выдать меня замуж, выбрал вас себе в зятья.

Он рассмеялся, хотя ему было совсем не до смеха.

– Видите? Это было глупо и дурно, потому что мои подозрения были порождены ревностью. Я почувствовала, что вы заняли мое место возле отца, и вознегодовала на вас за это. Нет, я вас возненавидела. И тогда мне показалось вполне возможным, что папа мог просто купить мне мужа.

Даже если бы она ударила его, он и тогда не чувствовал бы такой растерянности.

Он по-прежнему сжимал ее пальцы, и она попыталась высвободить их, но Оливер не хотел отпускать ее руки.

– Я – несчастная женщина, – тихо сказала она. – Только на доверии можно построить… дружбу. Мне хотелось считать вас своим другом, но я не доверяла вам. Я сожалею об этом и прошу у вас прощения. Но не рассчитываю, что вы сможете все это забыть.

Каждое ее слово было как удар кинжала. Отбросив всякую осторожность, он сомкнул руки вокруг ее плеч и притянул ее к себе.

– Я знаю, вы не ребенок. И я уверен, что вы будете оттаптывать мне ноги и щипать меня, когда я стану настаивать, чтобы мы вернулись обратно в дом, но я все равно на этом настаиваю.

Лили упиралась, но только первое мгновение. Потом она уже не протестовала, когда он повел ее по коридору к себе в комнату. Войдя в гостиную, он закрыл дверь, усадил ее на стул и разжег угасший огонь в камине.

– Вы умелый человек, – заметила она. – Видно, что ваши руки не боятся работы.

– Спина тоже, – не подумав, обронил он. Вот уж совсем ни к чему говорить о том, что он по нескольку месяцев проводил в море под парусами, если, конечно, не врать при этом, что он был простым членом команды. Он уже и так нагородил немало лжи, наговорив лишнего либо умолчав о многом.

Огонь начал весело потрескивать, и он выпрямился, обтирая с пальцев сажу. С зажатыми между коленей руками, в тонком белом ночном одеянии, Лили выглядела юной и очень беззащитной. В эту минуту они оба остро ощущали всю необычайность происходящего.