Оливер слушал с огромным вниманием.

– Почему же это является основанием для частых визитов лорда Витмора?

– Потому что, как он говорит, это облегчает его горе. В тишине и в одиночестве он сидит в комнате, где умер его отец. Мой папа говорит мне, что это свидетельствует о том, что лорд Витмор еще не оправился от своей утраты. Поэтому он приходит сюда. Но я ненавижу его.

Возможно, она никогда не знала страсти с мужчиной, но тем не менее она была страстной. Оливер заглянул в ее ясные глаза и ощутил ее природную пылкость. Он взглянул на ее губы и увидел, как они нежны. Он перевел взгляд на мягкие округлости ее грудей и почувствовал желание поцеловать их. Не в силах удержаться, он представил, как она будет извиваться в его объятиях. О эти ниспадающие черные волосы, и белая кожа, и горячность!

– У него мягкие руки, – внезапно сказала она.

Оливер посмотрел ей в глаза:

– Простите, что?

– У противного Реджи мягкие руки. Мягкие, теплые и влажные. Отвратительные.

– Он дотрагивался до вас? – Его тело неожиданно напряглось.

Мисс Эдлер склонила голову.

– Об этом так неловко говорить.

– Тогда даже не вспоминайте об этом. – Этот человек посмел дотронуться до нее своими руками! На Оливера нахлынул гнев.

– Он пришел в мою комнату, – сказала она. – Он притворился, что заблудился и не ожидал, что окажется там. Потом он… он…

Оливер ждал. Очень осторожно он поглаживал ей руки.

– Он попытался поцеловать меня, и мне кажется, я потеряла сознание от ужаса. – Ее голос сорвался.

Оливер поднес ее руки к своей груди и нежно накрыл их своими.

– Он опрокинул меня на постель и… у него был мокрый рот. В нем нет ничего мужского. И все-таки папа считает, что я должна подумать о том, чтобы выйти за него замуж.

Перехватив одной ладонью обе ее руки, Оливер склонил ее голову себе на грудь и скользнул пальцами ей под волосы, поглаживая ее шею.

Она вздохнула. Оливер устремил взгляд прямо перед собой и стиснул зубы.

Кожа у нее была нежной и бархатистой. Ее волосы скользили по тыльной стороне его руки и едва мерцали в призрачном свете. Почти уверенный, что она отскочит, он скользнул рукой от ее шеи вниз по спине по направлению к талии. Он гладил ее и бормотал какие-то случайные бессмысленные слова. Она даже не пыталась выскользнуть. Оливер осторожно поцеловал ее в макушку и помедлил, не отрывая рта от ее шелковистых волос. Он уловил момент, когда она затаила дыхание. Вот теперь она оттолкнет его. Нет, не оттолкнула. Более того, она повернула голову, поудобнее прижавшись щекой к его груди. И опять вздохнула, долго и тихо.

– Меня зовут Оливер, – сказал он. – Я был бы счастливейшим человеком, если бы вы произнесли это, хотя бы один раз.

Она ничего не ответила, но еще теснее прижалась к нему.

Это все последствия потрясения, шока, вызванного замечаниями отца, досада на то, что ее, как ей казалось, предали.

Возможно, это дурно, что он воспользовался случаем и согласился принять должность, предложенную ему профессором Эдлером, но Оливер всего лишь мужчина, и это предложение показалось ему чрезвычайно заманчивым.

Оно-то в конце концов и привело к их встрече в этой комнате, с ведома и поощрения ее отца.

Профессор Эдлер выбрал Оливера Ворса своим зятем и наследником.

– Оливер…

Его сердце забилось сильнее. Он, наверное, ослышался.

– Оливер!

– Да?

– Ты не чувствуешь, что… Тебя ничего не охватывает? – Говоря это, она всем телом прижималась к нему. Ее руки скользнули к нему под куртку – настолько далеко, насколько могли дотянуться.

Он кое-что ощутил. Он ощутил то, чего не должен был ощущать, и хуже всего было то, что он хотел испытывать эти ощущения.

– Мне нравится слышать свое имя из твоих уст.

– Мне тоже. Не представляю, что со мной произошло, но мне нравится тебя обнимать и нравится, когда ты обнимаешь меня. Это как маленькое безумие, но почему бы не насладиться им, коль уж представился такой случай? Мы выйдем из этой комнаты, и все останется так, будто ничего и не произошло.

Нет, вот именно что все не должно остаться так, будто ничего не произошло. Он должен позаботиться, чтобы ни один из них никогда об этом не забыл.

– Ты обнимаешь меня, потому что ты несчастна. И потому, что тебе нужно утешение и ты считаешь, что я заслуживаю доверия. – Что означает, что она плохо разбирается в людях, по крайней мере в данном случае.

– Я обнимаю тебя, потому что ты первый меня обнял, и мне это было приятно.

Ни одной из знакомых ему женщин не удавалось смутить его до такой степени.

– Я рад, мисс Эдлер.

– Я бы хотела, чтобы вы звали меня Лили. Вы можете всегда называть меня Лили, а я буду звать вас Оливер. Если кто-нибудь спросит об этом, мы можем сказать, что поскольку мы живем и работаем в одном доме и примерно одинакового возраста, то нам удобнее неформальное обращение. Кроме того, мы считаем, что это современно.

Странно. Чертовски странно.

– Я надеюсь, профессор это одобрит. – Он знал, что одобрит, но сказал это для видимости.

– Я уже достаточно стара, чтобы не задумываться всерьез о таких вещах.

– У вас не тот возраст, чтобы говорить о том, что мы с вами ровесники. Мне тридцать один.

– Прекрасный возраст для мужчины. Впрочем, вы будете хороши в любом возрасте.

Оливер вытаращил глаза. Это какая-то дьявольщина. Бесшабашная отвага, должно быть, вскружила ей голову.

– Ты хочешь уйти, Оливер?

– Нет, я хотел бы вот так стоять. Больше этого мне хочется лишь поцеловать тебя. – Никогда еще он так не кидался словами, не думая даже, что говорит. Почему же теперь так происходит?

Лили провела ладонями по его бокам поверх рубашки и жилета.

– Мне приятно, что ты это чувствуешь, – сказала она. Ей доставляло удовольствие ощупывать его талию, бедра и ноги.

Дрожь волной прошла по его телу.

– Ты, наверное, не должна этого делать, Лили.

– Почему? – Она подняла к нему лицо. – Мужчины такие… необычные.

Ее способности поражать его, казалось, не было предела.

– Тебе ведь не противно быть рядом со мной, не так ли? – спросила она.

– Нет, Лили.

– Кажется, ты возбужден. Ой!

– Да, Лили.

– Ты действительно хочешь меня поцеловать?

Довольно скрупулезный анализ.

Оливер приложил губы к ее лбу. Она совершенно сбила его с толку. Он зажмурился. Поднявшись на цыпочки, она дотянулась губами до его шеи. Как слепой котенок, нащупывающий дорогу, она с десяток раз ткнулась губами ему в рот, в щеки, в подбородок.

Оливер держал ее в руках, дрожа от еле сдерживаемого желания прижать ее к себе и завладеть ее ртом, завладеть ею всей.

Зажав ее лицо в ладонях, он не спеша рассматривал его черты. Все слова вылетели у него из головы, все те красивые фразы, которые он намеревался пустить в ход для обольщения женщины, за которой ему поручено было ухаживать. Нужда заставила ее смирить свой нрав и искать утешения в объятиях, в сущности, чужого человека. Нужда же заставила этого чужого человека дать ей это утешение – но это была его личная нужда.

– Оливер, – прошептала она. – Ты весь дрожишь, в этом есть какая-то тайна.

Не такая уж это тайна.

– Да, Лили, – отозвался он и приблизил свои губы к ее губам. Он вдыхал тонкий аромат ее кожи и вдруг почувствовал то, чего никогда прежде не ощущал, – ощущение полета. Касание его губ к губам Лили было совсем легким, но таким дразнящим и жгущим, что он ослабел от желания.

Он был крупным мужчиной, и старания держать ее осторожно и бережно – точно хрупкий цветок, который можно легко надломить, – давались ему с большим трудом. Еще мгновение, и он навсегда отпугнет ее от себя. Но это лишь разжигало его страсть.

– Ты такая сладкая, – сказал он ей, потершись щекой о ее щеку и приложив губы к ее волосам и к нежному местечку чуть повыше воротника ее платья.

Все, достаточно. Более чем достаточно. Теперь он должен отпустить ее.

– Ты как вино, – отозвалась вдруг она. – Я выпила однажды совсем немного, но эффект был таким же. Почти.