В тишине архивов, в начале девяностых, когда рушились старые идеологические оковы, историкам открылась страшная и захватывающая страница Великой Отечественной войны – история Локотского самоуправления. Долгие годы эта тема оставалась под спудом, погребённой под слоем многочисленных архивных документов.

С обретением доступа к ранее засекреченным документам, исследователи с изумлением обнаружили на карте войны этот зловещий анклав – территорию, живущую по своим законам, законам, написанным под диктовку врага. Локотское самоуправление стало полем ожесточённых споров. Либеральные историки, опьянённые свежим воздухом свободы, поспешили представить коллаборационистов жертвами обстоятельств, едва ли не борцами за справедливость. Но за красивыми словами о каком-то ином пути и антисоветских настроениях скрывалась жестокая реальность оккупации, страха и предательства.

Эта книга – попытка донести правду. Это художественное переосмысление трагических событий, основанное на реальных свидетельствах и документах. Здесь будут герои и злодеи. Здесь будут люди, поставленные перед нечеловеческим выбором, живущие в ситуации, когда каждый шаг мог стать последним.

Локотский округ превратился в клетку, где люди оказались зажаты нацистским режимом. И в этой клетке развернулась своя, особая война – война партизан с коллаборационистами, война идеологий, война за души. Партизанское движение окрепло в брянских лесах, и сделало одной из своих главных целей уничтожение главарей этого предательского режима.

В центре повествования – трагедия двух поколений, раскол, прошедший через сердца и судьбы. История ожесточённого антисоветчика, ставшего бургомистром оккупированной территории, уверенного в своей правоте и пытающегося построить новую жизнь на руинах старой. И история его дочери, девушки, чья юношеская душа не смогла смириться с предательством и ложью. Ей предстоит сделать свой выбор, выступить против отца, против системы, против самой себя. Искра надежды на фоне всеобщего мрака, символ сопротивления, рождающегося в самых неожиданных местах.

Брянское партизанское движение в годы Великой Отечественной войны – это масштабная и эффективная народная война в тылу врага. Зародившись в первые месяцы оккупации, оно быстро разрослось, охватив всю территорию Брянской области и став одним из самых мощных партизанских движений в СССР. Жители всей страны и в особенности брянцы обязаны гордиться своими предками, которые, пройдя через ад, дали жизнь будущим поколениям.

Эта книга не учебник истории. Это роман о предательстве и верности, о вере и разочаровании. Это история о людях, живших в эпоху величайшей трагедии, и о том, как эта трагедия навсегда изменила их жизни.

Брянск. 1976 год.

В тот тихий день, когда летний туман плотно обволакивал город, Михаил Петрович, коренной житель, совершая обычную прогулку по знакомым улицам, невольно обратил внимание на мужчину. Старик неспешно двигался по тротуару, его взгляд рассеянно скользил по старинным зданиям, не отводя взора от знакомого силуэта. Старик его узнал, это был фашистский прислужник.

Словно удар грома, воспоминания о кровопролитной войне пронзили разум Михаила Петровича. Именно в ту эпоху, когда каждая секунда была пропитана страхом, этот предатель служил нацистским захватчикам, предав свой народ и свою страну. Это был человек, на чьей совести сотни погубленных судеб, источник бессонных ночей и безутешного горя вдов и осиротевших детей.

Михаил Петрович больше не мог закрывать глаза на минувшее, не мог оставить его погребённым во мраке. Охваченный волнением и преодолевая изнеможение, твёрдым шагом направился к ближайшим сотрудникам правопорядка, осуществлявшим обход территории невдалеке.

– Товарищи милиционеры, товарищи милиционеры, – проговаривая хриплым голосом, обратился старик.

– Отец, что случилось? – спросил молодой лейтенант.

– Я только что видел полицая!

– Отец, какого полицая? Война давно закончилась, – недоверчиво ухмыльнулся лейтенант.

– Да подожди ты, – оттеснив своего коллегу, сержант стал расспрашивать старика.

– Батя, ты успокойся, расскажи, что за полицай?

– Слыхали про Локотскую республику, которую здесь устроили немцы с нашими земляками?

– Ну, – кивал сержант.

– Так вот, я жил во время войны там, а этот, как его, Колька Иванкин, был у них полицаем. Я его рожу на всю жизнь запомнил. А сейчас увидел его на набережной. Прогуливается как ни в чём не бывало.

– Бать, так более тридцати лет прошло, может, ошибся, – сказал сержант.

– Не, ребятишки, такое не забывается… Он это, он, – повторял Михаил Петрович.

Милиционеры решили проверить незнакомца и по указке Михаила Петровича направились вдоль набережной. Старик плёлся сзади, бросая взгляд на прохожих. Он сильно волновался, боясь осознать, что тот ушёл, а его словам никто не поверит.

На скамейке сидел тот самый гражданин, держа в руке газету, свёрнутую в трубочку, и похлопывая о колено. Михаил Петрович бросил взгляд и узнал давнего знакомого, его губы обсохли, и хриплым голосом пробормотал:

– Собака, сидит! Берите его, товарищи!

Сотрудники направились к незнакомцу, а старик следовал сзади. Николай Иванкин заметил милиционеров и немного напрягся, оглядывая всё по сторонам. Он явно был взволнован, закручивая газету в трубочку ещё сильней.

– Гражданин, предъявите документы для установления личности, – сказал лейтенант.

– А я что-то нарушил? – дрожащим голосом спросил незнакомец.

Их взгляды встретились, как будто и не было этих тридцати лет. В воздухе повисла напряжённая тишина. Оба смотрели друг на друга, словно пытаясь прочитать мысли. Наконец, Михаил Петрович нарушил молчание:

– Ну, здравствуй, Николай Иванкин.

Тот ответил на приветствие, но его голос звучал холодно и отстранённо:

– Здравствуй, – ответил мужчина, не отводя взгляда от глаз своего бывшего врага. Они продолжали смотреть друг на друга, не двигаясь, словно ожидая чего-то.

Лейтенант, ощущая нарастающее напряжение, повторил:

– Гражданин, предъявите документы.

 Иванкин медленно, с видимым усилием, полез в карман пиджака. Руки его дрожали, выдавая сильное волнение. Он достал паспорт и протянул лейтенанту. Тот внимательно изучил документ, сверяя фотографию с лицом мужчины. Всё соответствовало.

Сержант, наблюдая за происходящим, не сводил глаз с Михаила Петровича. Старик стоял, весь съёжившись, но в его глазах горел огонь давно забытой ярости. Он молча кивнул сержанту, подтверждая, что это именно тот человек. Сержант, почувствовав тяжесть момента, тихо сказал:

– Николай Фёдорович Иванкин, пройдёмте с нами в отделение для выяснения обстоятельств.

Иванкин побледнел, но попытался сохранить видимость спокойствия.

– На каком основании? Я ничего не нарушил, – проговорил он, стараясь казаться уверенным.

– Вас опознал свидетель, как человека, сотрудничавшего с немецкими оккупантами в годы Великой Отечественной войны, – ответил сержант, не повышая голоса.

Лицо Иванкина исказилось от ужаса. Он опустил голову, признавая свою участь. Михаил Петрович, словно окаменев, наблюдал за ним.

Иванкин поднял голову, в его глазах плескалось отчаяние.

– Это ошибка! Этого не может быть! – выкрикнул он, обращаясь ко всем присутствующим, словно ища поддержки. Но лица вокруг оставались непроницаемыми. Он понимал, что сопротивление бесполезно, и опустил плечи, сдаваясь на волю судьбы. Сержант жестом показал на машину, и Иванкин, опустив голову, медленно двинулся в указанном направлении.

Москва. 1976 год.

В кабинете КГБ, освещённом тусклым светом через полупрозрачные занавеси, витала атмосфера таинственности и строгости. Мрачные карты, висящие на стенах, олицетворяли власть и контроль, присущие этому недремлющему органу Государственной безопасности.