Выйдя из Дома Совета, она увидела, как несколько молодых зверолюдей, последователей Квасса, смотрят на неё с нескрываемым подозрением. Один из них, рычащий барсук помоложе, прошипел:
— Бегаешь к ним. Носишь их отраву. Может, это ты принесла эту болезнь в наш лес?
Кайла не ответила. Горячая волна обиды и гнева подкатила к горлу, но она сглотнула ее, позволив лишь кончику хвоста дрогнуть. Она посмотрела на него своим спокойным, золотистым взглядом, за которым скрывалась дикая печаль и усталость от несправедливости. Она не принесла болезнь. Она была лишь тем, кто чувствовал ее первой. Чувствовал каждой порой своей шкуры, каждым вздрагиванием нервов. И это знание было горше и страшнее любых обвинений.
Буря собиралась. И первой жертвой, как она и предчувствовала, пало доверие. Оно умирало тихо, без звона оружия, истлевая в сердцах, которые еще вчера были открыты.
Глава 8: Шторм из когтей и костей.
Воздух в деревне Томаса стал густым и тяжёлым задолго до нападения. Кайла, появившаяся на опушке с очередной посылкой, сразу почувствовала знакомый привкус ржавого железа и пепла, тот самый, который она ощущала у каравана. Но здесь, в самом сердце человеческого поселения, запах был концентрированным, ядовитым. Она хотела крикнуть, предупредить, но было уже поздно.
Твари вышли из леса бесшумно. Не так, как выходят звери — с рыком, со скрежетом когтей. Они просочились между деревьями, как зловонный туман, их багровые глаза мерцали в сумерках неестественным, болезненным светом. Их движения были прерывистыми, механическими, словно кто-то дёргал их за невидимые нити.
Томас первым забил тревогу. Его голос, привыкший командовать, прогремел над деревней:
— К оружию! В круг! Сомкнуть ряды!
Люди не растерялись. Годы жизни на границе леса научили их действовать сообща. Мужики с топорами и косами сбились в тесный круг, прикрывая женщин и детей в центре. Старики забрались на крыши с луками. Деревня превратилась в крепость — маленькую, отчаянную, но организованную.
Кайла застыла на краю поляны, напряжённая как струна. Звериный инстинкт требовал броситься в бой, вонзить когти в изуродованную плоть тварей. Но трезвый, холодный расчёт оказался сильнее. Она была одна. Одна против десятков. Её скорость и ловкость ничего не значили против этой волны безумия. Она могла убить двух, трёх, десять — и погибнуть, растратив себя впустую. От её смерти не было бы никакой пользы.
Но была и другая возможность. Единственный шанс.
Их взгляды встретились через всю поляну. Всего на мгновение. Он, стоявший в первых рядах обороны с окровавленным топором в руках, увидел её. Увидел в её глазах не страх, а тяжёлое, безжалостное понимание. Решение, которое стоило ей дороже собственной жизни.
И тогда Кайла развернулась. Не от страха. Ради спасения тех, кто сейчас сражался насмерть. Её навык «Кости ветра» разорвал воздух. Она не бежала — она исчезла, превратившись в порыв ветра, в стрелу, выпущенную в сторону её деревни. Она должна была привести подмогу. Это был единственный способ изменить исход боя.
Но жители деревни увидели другое. Они увидели, как зверолюдка появилась на краю поля боя и убежала. Не сделав ни единого выстрела, не бросившись в атаку.
— Смотрите! Лиса убегает! — крикнул кто-то.
— Она натравила их на нас и сбежала! — подхватил другой.
Семя недоверия, посеянное накануне, мгновенно дало всходы. В сердцах, переполненных страхом и яростью, зарождалась уверенность: их предали.
Томас не кричал. Он молча рубил, отсекая когтистую лапу, вцепившуюся в щит соседа. Но и в его сердце, в самом защищённом его уголке, закралось сомнение. Оно сбежало. Оставило их в самый страшный час.
А Кайла, не зная об этом, мчалась сквозь чащу, разрывая лёгкие от напряжения. Она тянула за собой невидимую нить — последнюю нить надежды для деревни Томаса. И не подозревала, что ценой этой надежды станут все остальные нити — нити доверия, связи, понимания между их мирами. Они рвались с каждым её шагом, с каждым вздохом, и зашить эту прореху в ткани мира уже никому не под силу.
Глава 9: Вилы.
Возвращение Кайлы в деревню Томаса было стремительным, как удар молнии. Она мчалась впереди отряда своих соплеменников — два десятка зверолюдей, вооруженных копьями, топорами и луками. Их тяжелое дыхание и громкий топот казались невыносимо медленными после скорости ее бега. Каждый потерянный миг отзывался в ней острой болью — что если они уже опоздали?
Когда они вырвались на опушку, картина открылась страшная, но не безнадежная. Деревня людей держалась. Оборона была прорвана в нескольких местах, на земле лежали тела — и людские, и искаженные тварины. Но ядро обороны, сгрудившееся вокруг центральной площади, еще сражалось. Сражалось с той яростью, на которую способны только обреченные.
— В атаку! Рассыпной строй! — крикнул вожак отряда, матерый волк-оборотень, и зверолюди с воем бросились в бой.
Их появление было подобно удару тарана. Свежие, полные сил воины врезались в бок нападавшим, отсекая тварей от основных сил обороняющихся. Кайла, не медля, ринулась туда, где в последний раз видела Томаса — к его дому на окраине.
Она нашла его во дворе. Он стоял спиной к ней, с окровавленным топором в одной руке, а в другой... в другой он сжимал вилы. Три стальных острия смотрели в небо. Он отбивался от двух тварей, которые пытались окружить его. Его движения были усталыми, замедленными. Он был ранен — кровь текла по его руке из глубокой царапины на плече.
— Томас! — крикнула Кайла, подскакивая к нему.
Он обернулся. И в его глазах она увидела не облегчение. Не благодарность. Она увидела ужас. Чистый, первобытный ужас, смешанный с яростью. Его лицо, обычно такое уверенное, было искажено гримасой отвращения.
Один из волков воспользовался его замешательством и прыгнул. Кайла среагировала быстрее. Она бросилась вперед, отталкивая Томаса в сторону, и встретила тварь ударом когтистой лапы в горло. Что-то хрустнуло, существо с хрипом рухнуло на землю.
Она повернулась к нему, тяжело дыша.
— Я привела помощь. Твои люди...
Она не успела договорить. Взгляд Томаса упал на ее окровавленную лапу, на второе тело твари у ее ног. И все кусочки пазла в его воспаленном сознании сложились в единую, ужасную картину. Она здесь. Среди хаоса и смерти. Ее сородичи режут тварей, но... а если они режут и его людей тоже? А если это не спасение, а ловушка?
— Довольно, тварь! — его голос прозвучал хрипло, продираясь сквозь усталость и боль. — Хватит игр!
Она не поняла сразу. Не успела. Она видела только, как его рука с вилами дернулась. Быстро. Слишком быстро для его уставшего тела.
Острая, разрывающая боль в животе заставила ее взвыть. Не крикнуть — именно взвыть, по-звериному. Она посмотрела вниз. Три стальных зубца вошли глубоко в ее плоть. Из раны хлестнула алая кровь.
Она подняла на него глаза. Взгляд был полон не боли. Шока. Абсолютного, вселенского непонимания. Ее мир, выстроенный на простой и ясной логике силы и выгоды, треснул и рассыпался в прах. Она спасла его. Привела помощь. И он... он воткнул в нее вилы.
Томас стоял, не двигаясь, с лицом, застывшим в маске ужаса и ненависти. Он, казалось, и сам не верил в то, что сделал.
— Кайла!
Сильные руки подхватили ее, оттащили от Томаса. Это был один из ее соплеменников, старый барс. Он грубо выдернул вилы из ее живота, и новая волна боли затуманила ее сознание.
— Ты... ты что же делаешь, человек?! — зарычал барс на Томаса, но тот лишь пялился на свои окровавленные руки.
Кайлу потащили прочь, к своим. Ее последнее, что она видела перед тем, как сознание поплыло, — это лицо Томаса. Лицо человека, который только что убил что-то гораздо большее, чем просто зверолюдку. Он убил доверие. Он убил саму возможность мира. И в его глазах не было торжества. Был лишь пустой, немой ужас от содеянного.
Ее сородичи отступили, забрав своих раненых и ее. Бой продолжался, но теперь он шел сам по себе. Главное сражение уже было проиграно. Не на площади, а в маленьком дворе, где человек поднял руку на ту, что пришла его спасти.