— Активируй Стабилизатор, — сказала Эльта, и ее голос прозвучал иначе — без привычной холодной властности, с ноткой чего-то, что она сама считала навсегда утраченным. — Полная мощность. Проекция на восток. Координаты... — она на мгновение закрыла глаза, позволяя ментальной карте страха указать ей путь, — ...форт.

Вейнар, не задавая вопросов, повиновался. Его пальцы побежали по панели управления. В сердце поместья, в зале, где стояло ее величайшее творение, зажглись руны. «Стабилизатор Реальности» пробудился.

Эльта не наблюдала за процессом. Она снова ушла в себя, но на этот раз не для контроля, а для связи. Она не приказывала. Она... отдавала. Она направляла всю свою волю, всю свою ментальную мощь, всю накопленную энергию поместья в единый, колоссальный импульс. Она не создавала щит. Она становилась им.

На физическом плане над фортом «Оптимизм» произошло немыслимое. Багровая мгла, давившая на умы и гасившая жизнь, вдруг встретила преграду. Невидимый, прозрачный купол медленно, но неумолимо опустился над цитаделью и прилегающими руинами. Демоны, рвущиеся к баррикадам, отшатнулись с шипением. Их аура, ядовитая и всепроникающая, уперлась в барьер абсолютного порядка. Он не отталкивал их. Он их... игнорировал. Законы их хаотичной природы переставали работать в этой зоне.

В подвале цитадели Гром, все еще державший Каэла, почувствовал, как давящий ужас, витавший в воздухе, вдруг отступил. Словно тяжелое, гнетущее одеяло с кого-то сдернули. Раненые перестали стонать, изумленно глядя вокруг. Зуг перестал трястись.

— Что это? — прошептал кто-то.

Алрик, стоявший у бойницы, увидел, как демоны замерли в нерешительности. Он не видел щита, но чувствовал его — как внезапную, хрупкую тишину посреди ада.

— Не наша работа, — пробормотал он. Его «коэффициент риска» бешено замигал, пытаясь пересчитать вероятности, но не находя объяснения.

Эльта, в своем поместье, чувствовала, как ее сила уходит. Быстро, как вода сквозь пальцы. Поддержание щита требовало чудовищных затрат. Она ощущала каждый удар демонов по барьеру, как удар по собственному сознанию. Ее ментальные щупальца, обычно прочные, как сталь, теперь истончались и рвались с каждым ударом. Она чувствовала, как ее воспоминания, ее личность, ее сама суть вытягиваются, как нити, и вплетаются в узор щита, стираясь в безличную энергию порядка. Ее тело оставалось стоять, но внутри она медленно таяла, растворяясь в той сети, что она сама и создала. Она не пыталась контролировать волю. Она растворяла свою волю в реальности, становясь частью артефакта, его вечным стражем и топливом.

Ее последняя осознанная мысль перед тем, как индивидуальность начала расплываться, была не о мести. Не о власти. Не о Вейнаре.

Пусть это сработает.

Аэлин, находившаяся в смежной лаборатории, почувствовала резкий скачок энергии. Она вбежала в обсерваторию и увидела Эльту, стоявшую неподвижно, с открытыми, но пустыми глазами. От нее исходило слабое свечение. Аэлин посмотрела на показания Стабилизатора. Энергия уходила в геометрической прогрессии.

— Госпожа! — крикнула она, но Эльта не реагировала.

Аэлин поняла. Жертва была принесена. И теперь ей, молодой гному без бороды, предстояло принять эстафету. Она сжала кулаки. Эльта, пусть и сломавшая ее жизнь, была единственным маяком в этом мире. И теперь, когда этот маяк гаснул, долг Аэлин — не дать свету погаснуть окончательно. Хотя бы для тех, кого он успел достичь. Она побежала к панелям управления. Она не знала, как долго продержится щит. Но она знала, что должен быть кто-то, кто будет управлять тем, что осталось.

А в форте, под защитой невидимого купола, воцарилась неестественная, зыбкая тишина, прерываемая лишь отдаленными, яростными воплями демонов и нарастающим воем с запада. У них была передышка. Дар, посланный не богом и не добродетелью, а искрой человечности, высеченной из самого окаменевшего сердца. И они еще не знали, что за эту искру уже заплачено.

Глава 59: "Цена Щита"

Воздух в обсерватории был густым и тяжким, словно пропитанным распадающейся мыслью. Он больше не пах озоном и пергаментом — он пах пустотой. Эльта стояла в центре комнаты, неподвижная, как изваяние, ее пальцы легли на холодную поверхность главного рунического контура Стабилизатора. Ее глаза были открыты, но взгляд их был устремлен внутрь, в тот астральный океан, где ее сознание медленно растворялось, подпитывая гигантский купол порядка, натянутый над руинами форта.

Аэлин наблюдала за ней, и холодная дрожь страха пробегала по ее спине. Она видела, как с каждым днем, с каждым часом, госпожа физически исчезала. Плоть на ее скулах втягивалась, кожа приобретала мертвенный, полупрозрачный оттенок, сквозь который проступали синеватые прожилки вен. Она была похожа на изможденный фитиль, горящий в безвоздушном пространстве, медленно и верно сгорающий. Ее некогда пронзительный, полный холодной воли взгляд теперь был туманным и расфокусированным. Она не спала, не ела, не пила. Она была живым каналом, и жизнь через нее вытекала с пугающей скоростью.

— Госпожа, — тихо позвала Аэлин, подходя ближе. — Вам нужно отдохнуть. Хотя бы на час.

Эльта медленно, с трудом, словно шестеренки в ее сознании заедали ржавчиной, перевела на нее взгляд. В ее глазах не было ни признания, ни раздражения. Лишь отстраненное, безличное свечение, как у далекой звезды.

— Нет… времени, — ее голос был шелестом сухих листьев, едва слышным. — Они… бьются. Щит… держится.

И Аэлин чувствовала это. Чувствовала каждое колебание щита, как отголосок в собственной душе. Поместье, этот отлаженный механизм, начинал давать сбои. Фонари, питаемые централизованным источником маны, мигали и тускнели. Отопление в дальних крыльях встало, заставляя слуг и беженцев жться кремниевым печкам. Запасы концентрированной маны, хранившиеся в кристаллических банках, таяли на глазах, превращаясь в серую, инертную пыль. Аэлин, по воле Эльты ставшая ее глазами и руками, вынуждена была принимать решения. Она перераспределяла ресурсы, отключала второстепенные системы, гасила руны охраны на внутренних периметрах, чтобы сберечь энергию для главного — для Щита.

Именно в такой момент, когда Аэлин, склонившись над картой энергопотоков, пыталась решить, какой из блоков жилых кварталов можно отключить от обогрева, чтобы не заморозить оранжереи с лекарственными травами, в поместье пришла весть.

Старший стражник, чье сознание все еще было прошито послушанием Эльте, доложил о группе у ворот. Не демоны. Не дракониды. Беженцы. Горстка изможденных, оборванных людей, зверолюдов и… гоблинов. Во главе с тем самым гоблином, Зугом, что бежал когда-то с Громом.

Аэлин, сердце которой сжалось в комок противоречивых чувств — надежды, страха, ответственности, — приказала впустить их только в предвратное укрепление. Она сама вышла к ним, запахнувшись в теплый плащ. Ветер гулял по пустынному плацу, неся на себе колючую пыль и запах грядущей зимы.

Зуг был почти неузнаваем. Его тщедушная фигурка сгорбилась еще сильнее, хитрая живость взгляда сменилась лихорадочным блеском глубокого истощения. За ним ковыляли несколько человек в обмотках вместо сапог, зверолюд с перевязанной головой, и все они несли на себе следы долгого, страшного пути.

— Мы… из форта, — прохрипел Зуг, его голос скрипел, как несмазанная дверь. — Из «Оптимизма».

Аэлин молча кивнула, давая ему говорить. Ее взгляд скользнул по его спутникам, оценивая, подсчитывая риски, как когда-то делал Алрик.

— Все… все рухнуло, — Зуг сглотнул, и его глаза наполнились мутными слезами отчаяния. — Демоны… их было как песка в пустыне. Мы продержались… пока не явился он. Малак.

При этом имени по толпе беженцев прошел сдавленный стон. Аэлин почувствовала, как по спине пробегают ледяные мурашки.

— Он пришел за ним, — Зуг с ненавистью ткнул пальцем куда-то в пустоту. — За ребенком. Чудовищем. Он родился… в самый разгар ада. И тогда… тогда случилось это.

Он рассказал. О немом младенце с лиловой кожей и темными, всевидящими глазами. О том, как Гром, не колеблясь, принял его. И о том, как в критический момент, когда Малак уже прорывался к цитадели, над ними возник Щит. Невидимый, прочный купол тишины и порядка, отсекающий демонический хаос.