— Вы знаете их тактику, — добавила Аэлин. — Вы чувствуете их лучше нас. Без вас мы слепы.

Ильва сделала шаг вперед. Ее лицо было каменным.

— Предлагаю временный союз. До отражения атаки. Ваши воины — в первых рядах. Наши лучники — прикрывают.

Гром медленно кивнул.

— Мы будем сражаться. Но не как щит. Как... клыки.

— Клыки? — переспросила Ильва, и в ее глазах мелькнул профессиональный интерес. — Объясни.

— Мы не держать стену, — пояснил Гром. — Мы бить с флангов. Резать горло. Тихо. Как делали в лесу.

Алрик, наблюдавший за этим, почувствовал, как в его сознании что-то щелкает. "Коэффициент риска" снова ожил, выдавая новые цифры. Вероятность выживания с союзом: 15%. Без союза: 2%.

Это был не выбор между жизнью и смертью. Это был выбор между быстрой смертью и медленной. И они выбирали медленную.

Три силы двигались навстречу друг другу в этом новом, уменьшенном мире. Люди и их немыслимые союзники, готовящиеся к последнему бою. Демоны, несущие с собой голод и уничтожение. И вампиры — призраки на краю войны, пьющие из чаши безумия, чтобы отсрочить свой конец.

Война изменилась. Теперь это была не борьба за землю, а борьба за право дышать под этим новым, багровым небом.

Над всем этим нависала Серая Стена — безразличный свидетель, для которого эта битва была не более чем брожением бактерий в чашке Петри.

Глава 46: Хрупкий Мир.

Первым признаком нового мира стал скрип незапертой двери амбара. Звук был тихим, но он резанул по нервам острее боевого клича. За дверью стояли двое часовых — человек и орк. Они не смотрели друг на друга, но их спины были обращены в одну сторону: на лес, где таилась следующая угроза. Это не был союз. Это было перемирие, вымощенное общим страхом.

Воздух в форте все еще пах дымом и кровью, но теперь к этому миксу добавился новый запах — странный, неестественный, исходящий от южной границы. Запах абсолютной стерильности.

Алрик спустился во двор, где Ильва распределяла скудные припасы. Их взгляды встретились — и в этом молчаливом диалоге было все: усталость, недоверие, и горькое понимание, что других вариантов нет.

— Приказал с ними говорить, — сказал Алрик, кивнув в сторону амбара. — Не как с пленниками. Как с... соседями по несчастью.

Ильва молча кивнула. Ее лицо оставалось каменным, но в глазах читалось тяжелое принятие.

— Они знают местность лучше нас. Их чутье... — она запнулась, подбирая слово, — полезно.

Из амбара вышел Зуг. Его костлявая фигура нервно ежилась под десятками взглядов. Он подошел к группе людей, чинивших стену, и, что-то пробормотав, показал на слабое место в конструкции — участок, который не заметили люди, но который его зоркие глаза уловили сразу. Люди переглянулись, затем кивнули. Молча.

Это было началом. Медленным, мучительным, но началом.

Далеко на севере, в поместье, казавшемся игрушечным на фоне апокалипсиса, Эльта заканчивала последние корректировки «Стабилизатора Реальности». Ее пальцы двигались с механической точностью, внося микроскопические поправки в рунические цепи. Устройство было закончено — сложная паутина из серебра и энергии, пульсирующая ровным, безжизненным светом.

Она отступила на шаг, изучая свое творение. Оно было безупречно. Совершенно. И совершенно мертво. Как и она сама.

Она поймала свое отражение в полированной поверхности Стабилизатора. Лицо было безупречным, холодным, как у самой машины. Она попыталась вспомнить запах горелого металла и пота из своей старой мастерской, но не смогла. Ее память, как и ее творение, была стерилизована.

Вейнар вошел в лабораторию беззвучно, как всегда. Его взгляд скользнул по Стабилизатору, затем по Эльте.

— Функциональность? — спросил он.

— На 97,3%, — ответила она ровным голосом. — Погрешность в пределах допустимого.

Он кивнул, но вместо обычной холодной оценки в его глазах на мгновение мелькнуло нечто иное. Задумчивость. Он подошел к окну, смотря на багровое небо, на юг, где висела та самая серая стена, что изменила все.

— Интересно, — произнес он тихо, больше для себя. — Они действуют... системно. Не как разрушители. Как хирурги.

Эльта смотрела на его спину, и в ее окаменевшей душе что-то дрогнуло. Впервые за все время Вейнар казался... неуверенным. Даже его безупречная логика столкнулась с явлением, не укладывающимся в привычные схемы.

Она повернулась к своему творению. Золотая клетка была готова. И она была ее тюремщиком.

В развалинах на окраине бывших земель зверолюдов вампиры пировали. Если их трапезу можно было так назвать.

Каин стоял над телом искаженного оборотня-берсерка, чья кровь еще дымилась в серебряных чашах. Его люди пили жадно, с отчаянием тех, кто нашел воду в пустыне. Но в их глазах не было радости — лишь животное облегчение и новая, странная ясность.

— Сила... — прошептал один из молодых вампиров, смотря на свои руки. — Но в ней есть... эхо. Их безумие.

Каин кивнул. Он чувствовал это — прилив мощи, но вместе с ним и чужое, искаженное сознание, шепчущее на краю восприятия.

— Цена, — сказал он холодно. — Мы пьем яд, который стал нашим лекарством. Но демоны теперь видят в нас не просто досаду. Они чувствуют в нас... угрозу.

Он посмотрел на север, в сторону форта, затем на юг, где стояла стена драконидов. Они нашли способ выжить, но этот способ сделал их мишенью для одних и изгоями для других.

Охотники стали добычей. И они это понимали.

На границе пустыни дракониды стояли недвижимо. Их тысячи образовывали идеальное кольцо вокруг эпицентра Порчи, над которым все еще бушевала гигантская песчаная буря, не утихавшая неделями.

Они не смотрели ни на север, ни на юг. Их внимание было обращено внутрь, на источник заразы, который они сдерживали. Для них не существовало людей, зверолюдов, Развитых или вампиров. Существовала только угроза система — и ее карантин.

Один из драконидов на краю формации медленно повернул голову. Его взгляд, тяжелый и безразличный, словно скала, остановился на очертаниях форта. Это не было осознанным интересом. Скорее, так система, отслеживая угрозу, на долю секунды зафиксировала аномалию на периферии своего внимания. Затем связь прервалась, и он снова стал частью Стены. Безмолвной. Незыблемой.

Алрик стоял на частоколе, глядя на юг, где мертвая пустыня встречалась с еще живой землей. Он видел крошечные фигурки на горизонте — драконидов, стерегущих границу. Он думал о Громе и его людях в амбаре. Об Ильве, которая училась доверять тем, кого вчера ненавидела. О вампирах, пьющих яд, чтобы выжить. Об Эльте, запертой в золотой клетке собственного гения.

Он больше не пытался ничего рассчитывать. Его «коэффициент риска» молчал. Вместо цифр в голове стояла лишь простая, тяжелая истина: они все теперь были пассажирами одного тонущего корабля. И их единственным шансом было не вычерпывать воду, а научиться в ней дышать.

Он спустился вниз и направился к амбару. Часовые-орк и человек выпрямились при его приближении.

— Позови Грома, — сказал Алрик. — И Аэлин. Будем говорить. О будущем.

Это не было победой. Это была передышка. Хрупкая, ненадежная, купленная ценой немыслимых компромиссов.

Война изменилась. Теперь это была не борьба за землю, а борьба за право дышать под этим новым, багровым небом.

ТОМ 4: "Тени Воплощенные" Глава 47: "Призрачное прикосновение"

Тишина в ее покоях была не отсутствием звука, а самостоятельной, давящей субстанцией. Она впитывала в себя малейшие вибрации жизни, как прокаленный песок впитывает воду, оставляя после себя лишь сухой, стерильный прах. Эльта лежала в центре этой тишины, распластавшись на ледяном мраморе пола, и чувствовала, как тяжесть собственного бессилия вдавливает ее в камень. Это был не метафорический груз, а физическое ощущение — свинцовая плита, приваленная к груди, не давая вздохнуть полной грудью. Воздух, лишенный запаха, вкуса и влаги, был похож на газ в гробу. Она была живым трупом в саркофаге из безупречного белого мрамора, и тлен, который она чувствовала, исходил не извне, а изнутри — из сгнивших надежд, из перемолотых в прах амбиций.