Гром медленно кивнул.

— Понимаем.

Это не было победой. Это было хрупким, дрожащим мостом, перекинутым через пропасть, в которую все еще мог рухнуть мир. Но это был мост. И первый, самый трудный шаг по нему был сделан.

Гром повернулся, чтобы вернуться в амбар. В дверном проеме он на мгновение остановился, глядя на серое, безнадежное небо. Воздух все еще был густ от страха и недоверия. Но теперь в этой гремучей смеси витало нечто новое — призрачный, едва уловимый запах возможности.

Глава 43: Первая Охота.

Воздух за стенами форта был иным — не спертым страхом заточения, а разреженным ужасом бескрайности. Ветер, свободно гулявший по выжженным холмам, приносил с собой запахи пепла, горелой земли и чего-то еще, сладковатого и гнилостного, что заставляло шерсть на загривке подниматься дыбом. Десять «Развитых» выстроились неровным строем, их могучие тела напряжены, как тетивы. Они дышали глубоко и редко, ноздри раздувались, улавливая тысячи запахов, среди которых нужно было найти один — съедобный.

Им противостояли пятнадцать человек Ильвы. Не просто воины — лучшие из оставшихся, с лицами, окаменевшими в маске бесстрастия, но с глазами, выдававшими внутреннюю бурю. Их пальцы не отпускали рукояти оружия, и каждый мускул был готов к предательству, которое они ожидали с первой же секунды.

Алрик наблюдал с возвышения у ворот, его «коэффициент риска» вел безмолвный подсчет: вероятность успешной охоты — 30%, вероятность вооруженного конфликта — 45%, вероятность того, что кто-то не вернется — 90%. Цифры были безрадостными, но он загнал их в дальний угол сознания. Некоторые уравнения нужно было решать не расчетом, а действием.

Ильва подошла к Грому. Ее взгляд был холодным и точным, как прицел арбалета.

— Вы знаете правила. Любая попытка бегства, любая угроза — и мы реагируем без предупреждения. Ваши жизни сейчас стоят меньше, чем провизия, которую мы надеемся добыть. Помните об этом.

Гром медленно кивнул, его желтые зрачки сузились, оценивая не угрозу, а саму Ильву — ее стойкость, ее решимость, ее страх, тщательно скрытый под слоем воинской дисциплины.

— Мы помним. Обещаем... ничего.

Это «ничего» прозвучало как самая весомая клятва. Не «не нападать», не «не предавать». Просто — ничего. Никаких лишних движений, никаких неверных жестов. Абсолютная нейтральность, ставшая условием выживания.

Группа тронулась в путь. Первые hundred шагов были самыми напряженными. Люди шли сзади, держа дистанцию, их взгляды впивались в спины «Развитых». Орки, гоблины и ящеролюды двигались с неестественной для них осторожностью, сознательно замедляя свой привычный размашистый шаг, стараясь не делать резких движений. Они напоминали прирученных хищников, помнящих о своей силе, но вынужденных подчиняться невидимым цепям.

Зуг шел рядом с Громом, его костлявые пальцы нервно перебирали подвешенный на поясе мешочек с камушками и костями — его личный гадальный набор.

— Они не доверяют. Чувствую. Как запах, — прошипел он. — Каждый наш вздох для них — угроза.

— И их каждый вздох для нас — угроза, — ответил Гром, не поворачивая головы. — Это... равно.

Они углублялись в лес, вернее, в то, что от него осталось. Деревья стояли черные, обугленные, словно гигантские погребальные свечи. Земля под ногами была усыпана пеплом, и в воздухе висела мертвая тишина — ни птиц, ни насекомых, ни шелеста листвы. Этот мир был мертв, и они шли по его трупу.

Внезапно Гром остановился, подняв руку. Люди мгновенно замерли, оружие наготове. Но Гром не смотрел на них. Он всматривался в заросли высохшего папоротника впереди. Его ноздри дрогнули.

— Зверь. Раненый. Близко.

Ильва жестом расставила своих лучников.

— Где? Покажи.

Гром медленно, плавно указал направление. Из чащи действительно донесся тихий, хриплый стон. Через мгновение из-за почерневших стволов выползло искалеченное существо — нечто среднее между кабаном и волком, с тремя глазами, горящими нездоровым багровым светом, и с развороченным боком, из которого сочилась черная, вязкая жидкость. От него тянуло смрадом гнили и порчи.

— Тварь! — один из лучников натянул тетиву.

— Нет, — резко сказал Гром. — Мясо... отравлено. Порчей. Нельзя есть.

— Как ты знаешь? — бросила Ильва.

— Чую. Запах... другой. — Гром повернулся к ней, и в его глазах не было лукавства, лишь простая констатация факта. — Опасность. Не для нас... для всех.

Взгляд их встретился, и впервые Ильва увидела в этих желтых глазах не угрозу, а нечто иное — знание. Знание этого нового, искаженного мира, в котором они все оказались. Знание, которого не было у ее людей.

— Отступаем, — скомандовала она, и в ее голосе впервые прозвучала не только власть, но и доля неуверенности. — Обходим.

Они шли дальше, и теперь люди смотрели на «Развитых» иначе. Не как на угрозу, а как на живые детекторы той заразы, что наполняла мир. Гром и другие орки безошибочно определяли источники порчи, указывая на зараженные ручьи, на деревья, с которых нельзя было собирать уцелевшие плоды, на норы, где таилось нечто, что уже нельзя было назвать животным.

Наконец, Зуг, все это время втягивавший воздух, как гончая, резко дернул головой.

— Есть! Чистые! На западе!

Они вышли на опушку, где у подножия холма паслось небольшое стадо оленеподобных существ. Их шкура отливала серебром, а рога были словно выточены из чистого хрусталя. Они казались нетронутыми порчей, оазисом жизни в море смерти.

— Альтани, — прошептал один из старых охотников. — Легенда гласит, их мясо может исцелять. Но поймать их почти невозможно.

Гром кивнул, его тело напряглось, готовясь к рывку. Он посмотрел на Ильву, спрашивая молча. Та, после секундного раздумья, кивнула в ответ.

Охота была молниеносной и беззвучной. «Развитые» действовали с слаженностью, которой Ильва не ожидала. Они не кричали, не бежали напролом. Они общались жестами, едва заметными кивками, занимая позиции. Затем, по незримому сигналу, атаковали. Не как толпа, а как единый механизм. Гром своим телом перекрыл путь к отступлению, другие, более ловкие, отсекли отдельных животных. Не было лишней жестокости, только эффективность.

Через несколько минут три тушки лежали на земле. Ни одна капля крови не пролилась зря.

Люди смотрели на это, и в их глазах читалось нечто новое — не страх, а уважение, смешанное с опаской. Они видели не монстров, а мастеров своего дела.

На обратном пути атмосфера изменилась. Напряжение никуда не делось, но к нему добавилось нечто вроде хрупкого профессионального признания. Они не были союзниками. Но они перестали быть лишь тюремщиками и заключенными.

Когда они вернулись к воротам форта, Гром приказал сложить всю добычу перед Ильвой.

— Делим, — сказал он просто. — Как договорились.

Ильва, глядя на тушки альтани, на их чистую, сияющую шкуру, сделала то, чего не делала давно. Она кивнула не как командир, а как равный.

— Делим.

Алрик, наблюдавший за их возвращением, позволил себе редкую, едва заметную улыбку. Его «коэффициент риска» пересчитал цифры. Вероятность успешной охоты в следующий раз поднялась до 40%. Вероятность конфликта упала до 35%. Это был прогресс. Ничтожный, но реальный. И в мире, где любая надежда казалась иллюзией, даже такая ничтожная величина обретала вес чистого золота.

Но когда он поднял взгляд к южному горизонту, улыбка застыла и растаяла. Там, где еще утром клубилась багровая мгла, теперь стояла сплошная, неподвижная стена цвета высохшей крови. Воздух, доносившийся оттуда, был новым — абсолютно сухим, безжизненным, лишенным даже запаха пепла. Он не предвещал ничего. Он был концом всякого предвестия.

Линия Песка, — мелькнуло у него в голове. Они закончили.

Глава 44: Линия Песка.

Первым исчез шум.

Не гул голосов или скрип колес, а тот, что был всегда — отдаленный шелест листьев, крик птицы, гул насекомых в воздухе. Воздух стал беззвучным, как в гробу. Тишина пришла с юга и накрыла форт тяжелым, ватным саваном, заставив людей инстинктивно обернуться.