Каин смотрел на дымящееся пятно, и холодная ярость — не на глупого юнца, а на самого себя — клокотала в нем. Он знал о риске. Должен был предупредить жестче. Эта смерть лежала на его совести. Ценный, хоть и дорогой, урок.

Он подошел к останкам демона, не прикасаясь.

— Их сущность — не пища, — проговорил он, и голос резал тишину. — Это яд. Агрессивный, разъедающий основу того, что мы есть. Они — не добыча. Они — болезнь. Антитеза жизни.

Анира смотрела на пятно. В ее глазах — страх и разочарование.

— Значит, мы бессильны? Можем только отступать?

Каин медленно повернулся. В его глазах вспыхнул холодный огонь.

— Нет. Мы нашли не пищу, а врага. Того, чье существование отрицает наше. — Он окинул взглядом остальных. — Запомните. Один глоток — и вас ждет не смерть, а распад. Они — чума. С чумой не охотятся. Ее выжигают.

Он посмотрел на север, туда, где лежали земли людей и зверолюдов. Туда, где еще текла чистая жизнь. Но теперь его голод обрел новое направление. Он искал не просто пропитания. Он искал оружия. Оружия против болезни, пожирающей мир. Урок был усвоен. Ценой одной из их немногих, драгоценных жизней.

Глава 37: Неожиданный Пируш.

Последующие дни стали для вампиров временем вынужденного поста и напряженного наблюдения. Смерть Люциана висела в воздухе незримым предостережением, горьким напоминанием о том, что самый лакомый кусок может оказаться смертельным ядом. Они продолжали патрулировать окрестности руин, но теперь их движения были лишены прежней уверенности — словно стая волков, учуявшая запах отравленной приманки.

Каин проводил часы в самой высокой башне форта, его сверхъестественное зрение сканировало окрестности. Голод становился физической болью, древней и всепоглощающей. Он видел, как другие вампиры становились все более нервными, их взгляды — более острыми. Скоро голод возьмет верх над осторожностью, и тогда повторится история с Люцианом, но в более крупных масштабах. Нужно было найти решение. И быстро.

Именно в этот момент судьба подбросила им неожиданный шанс.

Небольшой отряд демонов-мародеров — шесть или семь искаженных гуманоидов — прорвался через скалистое ущелье к северу от форта. Они не были серьезной угрозой, но вели с собой пленного. Это был зверолюд, огромный, покрытый шерстью берсерк с переломанными цепями на запястьях. Его глаза застилала пелена багровой ярости, тело было испещрено свежими ранами, из которых сочилась темная кровь. Демоны, казалось, тащили его как живой трофей, источник свежей маны для своих темных ритуалов.

Каин наблюдал за этой процессией с холодным интересом. И тогда он отдал приказ, рожденный не надеждой, а отчаянием:

— Отбить пленного. Живым.

Столкновение было коротким и яростным. Вампиры, ведомые Анирой, обрушились на демонов с безмолвной яростью. Они не пытались пить их кровь — урок был усвоен слишком хорошо. Вместо этого они рвали их в клочья серебряными когтями и осыпали градом зачарованных стрел. Берсерк, воспользовавшись суматохой, разорвал остатки пут и впал в ярость, круша все вокруг с слепой силой.

В разгар схватки один из молодых вампиров, пытаясь уклониться от удара берсерка, случайно оцарапал ему плечо своим когтем. Капля крови брызнула ему на губы. Инстинктивно, почти рефлекторно, он слизнул ее.

И замер.

Это не была кровь демона. Это была... иная. Густая, насыщенная, дикая. В ней не было сладковатой гнили порчи, но был привкус чистой, необузданной мощи. И главное — она не разъедала его изнутри. Напротив, она несла с собой прилив сил, ясности, почти забытое ощущение сытости.

— Каин! — его крик прозвучал не как предупреждение, а как откровение. — Его кровь... она чиста!

Каин, который наблюдал за битвой с башни, мгновенно оказался рядом. Его взгляд перешел с молодого вампира на берсерка, который, все еще безумный, продолжал крушить уже мертвых демонов.

— Обездвижь его, — приказал Каин, и в его голосе впервые за долгое время прозвучали нотки чего-то, кроме холодной решимости. — Осторожно.

Они скрутили берсерка, применив всю свою скорость и ловкость. Существо бешено рычало, вырывалось, но против сверхъестественной силы вампиров у него не было шансов. Каин приблизился к нему, его бледные пальцы коснулись шеи зверолюда, чувствуя бешеную пульсацию крови под кожей.

Он наклонился и сделал маленький, аккуратный укус. Всего глоток.

Эффект был мгновенным. Глоток крови берсерка ударил в голову, как удар хлыста. Это был не просто прилив силы. Каин чувствовал, как внутри него происходит яростная, беззвучная борьба. Дикая, чистая энергия зверолюда вступала в схватку с багровым ядом порчи, поглощенным вместе с кровью, и побеждала. Он был не просто сосудом, а тиглем, в котором яд превращался в эликсир. Это было очищающее горение, гасившее багровое безумие в жилах существа.

Зверолюд затих. Его безумные, залитые багровым светом глаза вдруг прояснились. В них мелькнуло животное недоумение, потом — краткий миг ужасающего понимания, будто он впервые за долгие недели увидел реальный мир, а не кошмар, и этот мир был едва ли не страшнее. Его взгляд встретился с взглядом Каина, и в нем было что-то, похожее на благодарность и проклятие одновременно, прежде чем сознание покинуло его.

Каин выпрямился. На его лице не было сытого удовлетворения. Было понимание. Глубокое и безжалостное.

— Он очистился, — тихо произнесла Анира, наблюдая, как багровые прожилки на теле зверолюда бледнеют и исчезают.

— Нет, — поправил ее Каин. — Мы очистили его. Его кровь... она впитывает порчу, нейтрализует ее. А затем становится... пищей. Совершенной пищей.

Он посмотрел на других вампиров. В их глазах горел тот же огонь — не голода, а надежды. Они нашли свой деликатес. Свой источник силы.

Каин смотрел на бесчувственное тело берсерка. Они нашли спасение. Но это спасение обрекало их на вечную жизнь в тени, в роли мясников, пожирающих чуму, чтобы не умереть от голода. Он обрекал свой народ на вечную войну на два фронта: против демонов и против подозрений всех, кто еще остался в живых.

— Слух об этом должен остаться между нами, — сказал Каин, его голос снова стал холодным и безжалостным. — Если люди или зверолюды узнают, что мы охотимся на их берсерков... они объединятся против нас. Мы станем для них большей угрозой, чем демоны.

Он был прав. Уже через несколько дней по лагерям выживших поползли слухи. Одни говорили, что вампиры высасывают душу из обезумевших зверолюдов, возвращая им разум. Другие — что они пьют их кровя, становясь сильнее. Но все сходились в одном: там, где появлялись вампиры, берсерки исчезали.

Вампиры нашли свой путь к выживанию. Но этот путь вел их по лезвию ножа между двумя войнами. Они обрели силу, но потеряли последние шансы на союз. Отныне они были охотниками, стоящими особняком. И их добыча была самой ценной и самой опасной во всем этом гибнущем мире.

Глава 38: Игры Вейнара.

Воздух в личных покоях Вейнара был стерилен до метафизической чистоты. Каждая молекула здесь проходила тщательный отбор, каждая пылинка изгонялась как недопустимая случайность. Эльта стояла перед зеркалом из черного обсидиана, ее пальцы выравнивали складки платья из серебряного шелка. Ткань была холодной и тяжелой, как доспехи. В отражении смотрелась чужая женщина — с безупречной прической, геометрически правильными чертами лица и глазами, в которых плавала пустота, нарушаемая лишь редкими вспышками холодного интеллекта. Эта пустота была новым приобретением, ровным слоем пепла, засыпавшим огненную яму стыда и ярости, оставшихся после истории с Карстеном.

«Плод и Чертеж». Слова Вейнара висели в воздухе, точные и неоспоримые, как аксиома. «Ты знаешь, что делать». И она сделала. Ритуал был техничным и безжалостным — перераспределение потоков маны для ликвидации биологической случайности. Никаких эмоций. Только оценка эффективности: эмбрион был непрактичен, нерационален, угрожал работе. Ее инструментальности. Это решение не оставило в ней ни сожалений, ни печали — лишь холодное, очищающее ощущение правильного поступка, как удаление неисправного компонента.