Гром смотрел на крошечное, бездыханное тельце, и тяжесть, накатившая на него, была страшнее веса горы. Это не был враг, которого можно раздавить. Это была цена. Цена их свободы, их надежды, их слепого стремления к будущему, за которое они еще не научились платить. Зуг, стоявший рядом, отвернулся, и его плечи сгорбились в немом спазме. Только Ракса смотрела прямо, и в ее глазах была не вина, а бесконечная, усталая скорбь знающей.

Но двое других детей выжили. Один — от орка и зверолюдки, крепкий, крикливый комок жизни. Другой — от гоблина и эльфийки, малый и тихий, с большими, умными глазами. Забота о них оказалась в разы сложнее. Их хрупкость была абсолютной.

Женщины, едва стоявшие на ногах, взяли на себя эту ношу. Ракса, у которой когда-то были свои детеныши, стала негласной главной по уходу. Она показывала, как держать, кормить, согревать. И однажды вечером, глядя на изможденные лица своих подопечных, она сказала Грому и Зугу то, что все понимали, но боялись озвучить:

— С детьми мы не уйдем далеко. Им нужен покой. Тепло. Надежное укрытие. Не следующий переход, а место, где можно остаться.

И тогда, впервые за многие недели, Гром не просто слушал. Он услышал. Он кивнул, его массивная голова склонилась в немом согласии. Бремя ответственности стало не просто грузом. Оно стало компасом. Оно указывало не просто на север, а на необходимость найти не просто землю, а дом. Место, где хрупкое пламя новых жизней не погаснет от первого же порыва ледяного ветра.

Глава 35: Симбиоз.

Холодный горный ветер гудел в расщелинах, словно призрак, оплакивающий конец мира. Они спустились с перевала — измученные, оборванные, но живые. Впереди простирались холмистые предгорья, покрытые чахлым кустарником, побуревшим от ранних заморозков. Здесь уже чувствовалось дыхание иных земель — не выжженных пустынь драконидов и не пропитанных порчей территорий демонов.

Именно здесь, у подножия последнего горного хребта, их и нашли.

Патруль вышел из-за поворота тропы внезапно, но без угрозы — просто как часть этого нового, сурового пейзажа. Пятеро людей в потрепанной амуниции, с луками наготове. Впереди шла женщина с холодным, оценивающим взглядом — Ильва.

Увидев людей, Гром ощутил древний, животный импульс — броситься в бой. Мозг, еще не до конца свободный от старых программ, кричал: "Враги! Убивай!". Но поверх этого крика легла новая, тихая, но твердая мысль: "Они смотрят на детей". И эта мысль перевесила.

На мгновение воцарилась тишина, более громкая, чем любой боевой клич. Люди видели не просто орков и гоблинов. Они видели Разумных Монстров, ведущих за собой изможденных женщин и детей. Увидели не атакующий отряд, а нечто абсолютно непостижимое.

Ильва сделала шаг вперед.

— Не двигаться, — ее голос прозвучал ровно, без дрожи. — Объясните, кто вы и что здесь делаете.

Гром глубоко вздохнул. Медленно, на виду у всех, он опустил свой топор на землю. Глухой стук дерева о камень прозвучал оглушительно громко. Зуг, видя колебания людей, с театральным вздохом вытащил свой кривой кинжал и бросил его на общую кучу. "Что ж, по-джентльменски", — проскрипел он.

— Мы не враги, — произнес Гром. — Мы беженцы. Как и вы.

Ильва не опускала лук.

— Беженцы? — в ее голосе прозвучало ледяное недоумение. — Орки? Гоблины? С детьми? С женщинами других рас? Вы хотите сказать, что это — ваш выводок?

Ракса, не выдержав, сделала шаг вперед, прижимая к груди ребенка-полуорка.

— Они не враги! Они... спасли нас. Вытащили из ада.

Ильва смотрела на нее, и в ее глазах что-то дрогнуло. Она видела не монстра. Она видела измученную мать.

— Спасли? От кого?

— От демонов, — тихо сказал Гром. — От тех, кто считает всех нас... мясом.

Напряжение медленно начало спадать. Ильва опустила лук наполовину.

— У нас есть лагерь. В получасе ходьбы. Там есть вода. И немного еды. Вы можете следовать за нами. Но попробуйте что-то предпринять...

Гром посмотрел на Зуга. На Раксу. На своих измученных сородичей.

— Мы согласны, — сказал он.

Когда их провели через лагерь, из-за дверей полуразрушенных домов выглядывали бледные, испуганные лица. Кто-то крестился, кто-то с ненавистью сплевывал им под ноги. Орки инстинктивно сгрудились теснее, прикрывая собой женщин и детей. Они были в логове зверя, и зверь этот был страшнее демонов — зверь по имени "старая вражда".

Их разместили в заброшенном крыле цитадели, принесли воду и скудную пищу. Это был не пир. Это был акт вынужденного, осторожного милосердия.

Позже, когда стемнело, Ильва пришла к ним без оружия. Она села у потухающего костра напротив Грома и Раксы.

— Расскажите, — попросила она. — Все. С начала.

И они рассказывали. Тяжело, обрывочно. О своем пробуждении. О Малаке. О демонах. О гибели Ашкарона. О побеге. О смертях. О рождении детей.

Ильва слушала, не перебивая. Ее лицо оставалось непроницаемым, но глаза выдавали бурю — ужас, недоверие, и постепенно — понимание.

Когда они закончили, воцарилась долгая тишина.

— Завтра, — сказала наконец Ильва, — я отведу вас к Алрику. Он принимает решения. — Она встала и перед уходом обернулась. — Ваши дети... они здоровы?

Ракса, укачивающая младенца, удивленно кивнула.

— Они... живы, — просто сказала она.

Ильва кивнула в ответ и ушла.

Гром сидел у огня и смотрел на звезды. Это не был союз. Это не была дружба. Это было нечто иное — хрупкое, опасное и необходимое взаимное признание. Признание того, что в мире, где действуют силы, видящие в тебе лишь пыль, даже орк и человек могут оказаться по одну сторону баррикады. Симбиоз, рожденный не из доверия, а из общего страха и общей надежды.

Глава 36: Голод и Отвращение.

Лунный свет над руинами древнего форта был стерильно-холодным, словно сама ночь вымерла. Он не озарял, а лишь обнажал мертвенную бледность каменных стен и застывшие фигуры на зубчатых стенах. Воздух был пуст — слишком пуст, лишен запахов жизни: дыма костров, пота, теплой крови. Лишь пыль веков да настойчивый, растущий смрад багровой порчи, плывущий с юга.

Каин стоял на самой высокой точке, его черный плащ не шелохнулся. Под маской аристократичного спокойствия клокотал голод. Древний, точильный, становящийся с каждым днем все нестерпимее. Обычная кровь лишь поддерживала существование, но не давала силы. А сила была нужна. Сила, чтобы противостоять тому, что пришло.

Каин чувствовал это всеми порами — демоны были ходячим соблазном. Их аура вибрировала частотой, на которую его нутро отзывалось древним, звериным голодом. Но за этим голодом следовала волна инстинктивного, физиологического отторжения, словно его тело, столь жаждавшее их сущности, одновременно кричало, что это — смерть.

— Они близко, — тихо произнесла Анира. — Чувствуешь? Эта... гниль в воздухе. Она повсюду.

Каин кивнул. Демоны. Существа из чистой, искаженной маны. Искушение было огромным, но смертельным.

— Мы не можем игнорировать их, Каин. Они как раковая опухоль. Если мы не найдем способа бороться...

— Мы ищем, — холодно оборвал он. — Но бросаться в пасть льва от голода — не стратегия.

С нижнего яруса донесся шум. Быстрое движение, отрывистый крик — не ярости, а боли. Каин исчез и появился внизу быстрее человеческого вздоха.

Молодой вампир Люциан стоял над телом демона-разведчика. Существо корчилось в предсмертных судорогах, горло разорвано. Люциан, с лицом, искаженным восторгом, пил.

— Остановись! — приказал Каин, но было поздно.

Люциан оторвался, его глаза горели багровым огнем. На губах дымилась черная жидкость.

— Сила... — прошипел он чужим голосом. — Такая... сила!

Затем начался распад. Люциан схватился за горло, его тело затряслось в конвульсиях. Кожа темнела, покрывалась пузырями и язвами. Он не просто умирал — его сущность подвергалась коррозии. Через мгновение от него осталась лишь лужица едкого дыма.

Собравшиеся вампиры застыли в немом ужасе. Один из старейших, Себастьян, с отвращением отступил, рука непроизвольно поднявшись к горлу. Другая, молодая обратимая, с болезненным блеском в глазах смотрела на останки демона, будто манил сам запах распада.