— Они охотятся, — сказала Ильва, поднимаясь. — Смотри. Ждут.

Дракониды продолжали свой путь. Их песчаная буря уже начала накрывать ближайшие холмы. Камень темнел и крошился. Трава обращалась в пыль.

И тогда демоны приняли решение. Они рванули не на драконидов, а прямо на форпост. Быстро, молча, без воплей. Это был холодный, расчетливый бросок хищника, решившего урвать добычу, пока больший хищник отвлечен.

— К ОРУЖИЮ! — закричал Алрик, его голос обрел привычную твердость.

Но они не успели. Песчаная стена накатила на отряд демонов. Не было битвы. Не было столкновения. Демоны просто вошли в зону абсолютного покоя и порядка.

Первый ряд мародеров застыл на бегу. Их багровая аура не погасла — она испарилась. Тела, лишенные питающей хаотической энергии, не рассыпались в пыль. Они высохли. Мумифицировались за долю секунды. Кожа натянулась на костях, почернела, глаза ввалились и превратились в угольки. Затем ветер, рожденный аурами драконидов, донесся до них, и эти высохшие оболочки рассыпались, как песчаные замки.

Все произошло в полной тишине. Тридцать демонов перестали существовать, не успев понять, что произошло.

Кто-то из молодых ополченцев за стеной громко и неуместно рассмеялся, и смех тут же перешел в истерическую рыдающую тишину. Кто-то упал на колени. Кто-то просто стоял, глядя в пустоту.

Дракониды прошли мимо, не замедляя хода. Их золотые глаза не повернулись ни к форпосту, ни к тому месту, где только что был отряд. Песчаная буря от них докатилась до стен «Серой Заставы». Люди почувствовали, как кожа на лицах мгновенно стянулась, стала пергаментной. Деревянные частоколы с сухим треском покрылись сетью глубоких морщин. Воздух стал обжигающе сухим, и каждый вдох обдирал горло, не принося кислорода.

Когда они ушли, наступила гробовая тишина. Ильва опустила лук.

— Они… даже не заметили их, — прошептала она.

Алрик медленно кивнул.

— Не заметили, — согласился он. — Мы для них — пыль. Демоны для них — пыль. Все — пыль. Они не воюют. Они просто идут.

Он посмотрел на запад, откуда пришли демоны. Теперь он понимал их новую тактику. Они боялись драконидов. И торопились сделать свою работу, пока эти живые пустыни не прошли по всему континенту. Война изменила правила. И новые правила были бесконечно страшнее старых.

Глава 32: Приказ к Бегству.

Сырость в пещере была не просто влагой, просачивающейся сквозь камни. Она была вкусом страха, который впитывали стены за недели их вынужденного укрытия. Воздух стоял тяжелый, неподвижный, словно сама атмосфера сгустилась от осознания неминуемой угрозы. После оглушительного Рева и леденящего душу шествия Легиона тишина в пещере стала иного порядка — не отсутствием звука, а звуком обреченности, в котором слышался каждый стук сердца.

Гром сидел на корточках в самом дальнем углу, его массивная спина была напряжена, как тетива. Перед ним, на потрескавшейся от сырости шкуре, лежали жалкие остатки припасов: несколько полуистлевших кореньев, полмешка зерна с плесенью и две тощие вяленые рыбины. Этого не хватило бы и на два дня. Но его взгляд, тяжелый и неподвижный, был устремлен сквозь эту жалкую картину, вглубь собственного черепа, где с болезненной ясностью всплывали образы: гора тел, погребающая Ашкарона; безразличные золотые глаза драконидов; демоны-командоры, отдающие приказы с холодной, нечеловеческой расчетливостью.

В его голове, такой хрупкой и новой, щелкнул последний затвор. Он видел логику, уродливую и неоспоримую. Их, «развитых», не считали за солдат. Не считали за разумных. Их считали расходным материалом, биомассой, которую можно бросить в топку, чтобы ненадолго задержать неизбежное. Они были мясом. И мясо, оставшееся без присмотра повара, либо протухает, либо его съедает другой хищник.

Зуг, сидевший поодаль, нервно перебирал свои длинные, цепкие пальцы. Его большие глаза в полумраке светились лихорадочным блеском. Он первым нарушил молчание, его голос прозвучал пискляво и неуверенно:

— Они нас не ищут. Демоны. Как будто забыли.

— Не забыли, — глухо ответил Гром, не меняя позы. — Мы просто перестали быть приоритетом. Сейчас они воюют с людьми. С теми, у кого есть крепкие стены и полные амбары. А мы… мы — кости, которые можно грызть потом.

— Значит, у нас есть время? — в голосе Зуга зазвучала слабая, дрожащая надежда.

— Нет, — Гром наконец поднял голову. Его единственный глаз, пронзительный и умный, уставился на гоблина. — У нас есть отсрочка. Короткая. Пока дракониды давят Сердце Порчи, а демоны жрут людей, мы должны исчезнуть.

Он тяжело поднялся, его тень заполнила половину пещеры. Остальные — пара орков, трое гоблинов и ящеролюд — встревоженно зашевелились, почувствовав сдвиг в энергии своего вожака.

— Слушайте! — его голос, низкий и хриплый, не был криком, но он прозвучал громче любого вопля. — Малак и его прихвостни видят в нас пушечное мясо. Дракониды видят в нас пыль. Если мы останемся здесь, нас перемолотят. Сначала демоны, когда закончат с людьми. Или дракониды, если их путь случайно ляжет через нашу пещеру.

Он сделал паузу, давая им осознать всю тяжесть этого простого уравнения.

— Наш единственный шанс — бежать. Дальше на север. Подальше и от демонов, и от драконидов. Туда, где, может быть, еще остались земли, не тронутые ни порчей, ни песком.

— Но женщины… — тихо произнес один из орков, кивнув в угол, где под присмотром Раксы сидели их пленницы. — Они замедлят нас.

Гром посмотрел в угол. Аэлин встретила его взгляд — не вызовом, а тихим, испуганным вопросом. Ракса же лишь плотнее прижала к себе самых слабых, и в ее позе читалась готовая ко всему покорность. Эта покорность резанула его больнее, чем любой упрек.

— Без них у нас нет будущего! — рыкнул Гром, и в его голосе впервые прозвучала не ярость, а отчаяние, смешанное с решимостью. — Мы — новый народ! Или мы все умрем как последние твари! Они — наш шанс! Наш долг — защитить их!

Зуг встал, его тщедушная фигура казалась еще меньше рядом с исполином-орком.

— Он прав, — проскрипел гоблин. Его глаза бегали, просчитывая маршруты, риски, возможности. — Север. Говорили, там есть земли за горами, холодные, но чистые. Демоны не любят холод. Дракониды… может, и до них не дойдут.

Решение висело в воздухе, тяжелое и неотвратимое. Они видели страх в глазах друг друга. Страх перед неизвестностью, перед долгой дорогой, перед возможной смертью. Но этот страх был чище и честнее того, что они испытывали сейчас — страха быть разменной монетой в чужой войне, страха быть уничтоженными походя, без смысла и цели.

Гром выпрямился во весь свой гигантский рост.

— Мы идем. Собирайте все, что можно нести. Еду, воду, шкуры. Мы двинемся с рассветом. — Он посмотрел на каждого из своих сподвижников, вкладывая в этот взгляд всю свою волю. — Это не отступление. Это… переселение. Мы ищем место для нашего народа. И если нам суждено умереть, то мы умрем свободными, а не рабами в чужой войне.

Тишина в пещере сгустилась, наполнившись новым смыслом — страхом, смешанным с решимостью. Приказ был отдан. Не приказ сверху, а приказ изнутри. Приказ к бегству, который был для них первым по-настоящему собственным, осознанным решением. Их тихая война за самоопределение только что началась.

Глава 33: Уроки Плоти и Крови.

Первый день бегства обрушился на них новой реальностью — не адом огня и багровой энергии, а безмолвным, безразличным кошмаром пустоты. Они шли на север, оставляя за собой дымное зарево земель, пожираемых демонами, и мертвенную рябь на горизонте — след драконидов. Лес, через который они пробирались, застыл в неестественном оцепенении. Птицы исчезли, и только ветер шелестел в побуревшей листве, словно перелистывая страницы книги кончины мира. Воздух был густ и сладковато-прогоркл — его пропитали испарения далекой, но неумолимо приближающейся Порчи.

Развитые оказались беспомощны перед простейшими задачами выживания. Раньше пленными целиком занимались демоны, подавляя их волю дымом багровых кристаллов. Теперь эта искусственная опора рухнула, обнажив полное невежество "освободителей". Женщины брели, спотыкаясь о корни, их глаза были пусты или затянуты пеленой животного страха. Аэлин, эльфийка, пыталась держаться, но ее хрупкое тело не было создано для марш-бросков. Ракса, зверолюдка, была крепче, но и ее силы таяли с каждым часом.