Они не шли строем. Они двигались как единый организм, подчиняющийся ритму, недоступному для понимания смертных. Сплошной стеной, шириной в несколько миль, они двинулись на север. Их коллективная аура создавала низкочастотный гул, входящий прямо в кости и мозг, становясь фоновым шумом апокалипсиса. Этот гул выжигал тишину, заполнял собой все пространство, от него слезились глаза и звенело в ушах.

Их путь был отмечен не разрушением, а абсолютным уничтожением. Там, где они проходили, жизнь аннигилировалась. Леса, еще не тронутые багровой порчей, не горели — они мгновенно высыхали, чернели и рассыпались в мелкодисперсную пыль, которую тут же подхватывали и кружили их личные песчаные бури. Реки и ручьи иссякали за часы, оставляя после себя белые, соленые, потрескавшиеся русла — шрамы на теле планеты. Плодородная почва спекалась в твердый, пористый камень, который крошился под их тяжелыми шагами в безжизненный песок. Они не оставляли после себя Пустошей, как демоны. Они оставляли Пустыню. Вечную, мертвую, идеальную в своем безразличии. Это была стерилизация раскаленным железом.

Демоны-наблюдатели на окраинах багровой аномалии не стали дожидаться их приближения. Они отступали. Не в панике, а с холодной, расчетливой скоростью. Их багровая порча, обычно растекающаяся, как ядовитая плесень, шипела и отступала перед наступающей песчаной бурей, словно кислота, нейтрализованная щелочью. Они видели, как их сородичи бесследно исчезали в этом песчаном море. Их безликий разум приходил к единственному выводу: прямое противостояние сейчас — самоубийство.

Их маршрут был прям и неумолим, как падение камня. К Прорыву. К месту гибели их сородища. Они шли, не обращая внимания на муравейники демонов или остатки иных цивилизаций. Их работа называлась карантином. Их метод — стерилизацией. А их безмолвное, величественное шествие было наглядным пособием по тому, как наступает конец, который уже не угроза, а свершившийся факт.

Глава 30: Приказ Адского Пламени.

Подземный зал, выгрызенный багровой энергией в толще скалы, был похож на пульсирующий внутренний орган некоего исполинского существа. Стены его дышали, испуская мерцающий свет и испарения, пахнущие окисленной медью и гниющими ранами. Воздух гудел от сконцентрированной ненависти и страха — страха не физического, а экзистенциального, присущего самой природе демонов, столкнувшихся с угрозой абсолютного небытия. В центре зала, над каменным столом, где мана выжгла живую, струящуюся карту континента, висел Малак. Его форма, обычно текучая и нестабильная, сейчас была сжата в плотный, вращающийся сгусток багрового света и голодной черноты, с двумя точками-глазами, пылавшими холодным огнем.

Его командоры стояли вокруг, их обличья — скорпиона, спрута, многоножки — казались особенно уродливыми и неестественными в этом тревожном полумраке. Командор-скорпион, его хитиновые пластины позвякивали от мелкой дрожи, первым нарушил тяжелое молчание. Его голос был не шипением, а скрежетом.

— Они не замедляют ход. Наши наблюдатели на периметре… исчезают. Не уничтожены. Стираются. Как будто их никогда не было. — Его жало беспомощно подрагивало, описывая в воздухе нервные круги.

— Наша порча не может зацепить их ауру, — добавил командор-спрут, его щупальца-антенны судорожно сжимались, будто ловя несуществующие сигналы. — Она не разъедает, не мутирует. Она просто… гаснет при контакте. Как огонь без воздуха. Они — вакуум для нашей сущности.

Малак медленно повернулся, его сгусток энергии излучал леденящую концентрацию.

— Они — антитезис, — его голос прорезал разум, как раскаленная игла. — Мы — хаос, становящийся формой. Они — порядок, становящийся пустотой. Прямое противостояние бесполезно. Они превосходят нас в самой основе.

— Тогда мы отступаем? — просипел командор-многоножка, его сегментированное тело извивалось. — Оставляем Сердце?

— Мы отступаем тактически, — поправил Малак. Его точка-взгляд скользнула по живой карте, остановившись на землях к северу и западу от Прорыва, где еще теплились очаги сопротивления — трепещущие огоньки Эльты, лагеря Алрика, вампирских укрытий. — Пока скальпель занят ампутацией, мы можем собрать ресурсы для будущей… инфекции. Их армии слабы. Их города — гнезда страха. Но в их жилах течет то, что нам нужно — чистая, неискаженная мана. Жизненная сила. Топливо.

В зале повисла пауза, наполненная алчным пониманием. Страх начал медленно трансмутироваться в хищную, расчетливую жадность.

— Пока дракониды заняты Сердцем, у нас есть окно, — продолжил Малак, его форма слегка расширилась, вбирая в себя тревожную энергию командиров. — Мы не можем сражаться с пустыней. Но мы можем пожрать оазисы, что прячутся в ее тени. Мы сокрушим их последние опорные пункты. Возьмем их ману. Их жизни. Их отчаяние. Мы станем сильнее. Мы эволюционируем. — Он сделал паузу, давая им прочувствовать всю сладость этой перспективы. — А когда скальпель завершит свою работу и уйдет… когда останется лишь стерильная пустошь… кто будет владеть этим миром? Тот, кто сильнее. Тот, кто сумел адаптироваться.

— Генеральное наступление, — выдохнул командор-скорпион, в его голосе уже слышался отголосок былой уверенности. — Все орды. Сломить их последние рубежи, пока они оправляются от шока Рева.

— Именно, — заключил Малак. Его форма резко сжалась, став плотной и острой, как клинок. Багровый свет на мгновение погас, сменившись испепеляющей белизной чистого намерения. — Отдать приказ.

Беззвучная команда, импульс чистой, неоспоримой воли, разошлась от него, как ударная волна. Она не несла слов, лишь образы: рушащиеся стены, вопли, высасываемую из живых существ ману, темную радость поглощения.

В ответ задрожала сама скала, и из глубин, из щелей, из самых темных уголков Пустоши послышался нарастающий гул. Гул пробуждающейся орды, которой был отдан простой и чудовищный приказ — наступать. Жрать. Рваться на север и запад, туда, где еще теплилась жизнь. Этот гул, полный нового, целенаправленного голода, эхом отозвался в костях Алрика, заставил вздрогнуть стрелу в руках Ильвы и ледяной червь сомнения шевельнулся в сердце Вейнара. Карантин начался с одной стороны, но с другой — готовился новый, еще более страшный виток эпидемии.

Глава 31: Первые Жертвы Песков.

Дым поднимался над пограничным форпостом «Серая Застава» тонкими, агонизирующими струйками. Не едкий багровый дым порчи, а простой, горький запах горелого дерева, шерсти и тлена — свидетельство не магической, а обычной, человеческой трагедии. После Рева воздух все еще звенел нездоровым напряжением, а мана теряла привычные русла, срывая простейшие заклинания и заставляя световые сферы мерцать в судорожном ритме.

Алрик стоял на полуразрушенной стене, его взгляд был пуст и обращен внутрь. Его «коэффициент риска» превратился в константу — белый шум неминуемой гибели. Ильва сидела у его ног, с маниакальной точностью проверяя каждую стрелу. Ее пальцы дрожали, но движения оставались выверенными и острыми.

— Они не нападают, — тихо произнесла она, не поднимая головы. — Демоны всегда нападали. А теперь… тишина. Это хуже.

— Они пересматривают тактику, — голос Алрика был хриплым. — Когда враг думает, он становится опаснее. Рев что-то в них переключил.

Внезапно ветер донес новый звук. Не хаотичный гул орды, а ровный, методичный топот. И над ним — сухой, шелестящий гул, словно гигантские весы отмеряли песок времени. Алрик медленно поднял голову. На юго-востоке, из-за гряды холмов, поднималась стена бледно-желтого песка. И перед ней, не спеша, шли дракониды.

Их было больше пятидесяти. Они не обращали внимания на форпост, их путь лежал чуть восточнее. Они были подобны ледникам — медленным, неумолимым и абсолютно безразличным.

— Боги… — прошептал кто-то из часовых.

Но это было лишь началом. С запада, из лесистых предгорий, выполз отряд демонов-мародеров. Около тридцати гуманоидных тварей с кривыми клинками из обсидиана. Увидев драконидов и форпост, они не бросились в яростную атаку. Они замерли на опушке, наблюдая. Вычисляя.