А основой для движения на железнодорожном конвейере служит путь, тысячами километров рельсов протянувшийся с востока на запад, с севера на юг нашей земли.

Путь — важнейшая часть железнодорожного хозяйства. От состояния пути зависит скорость движения поездов, длительность службы локомотивов и вагонов, и главное — безаварийность работы железных дорог, перевозящих советских людей и миллионы тонн народнохозяйственных грузов для городов и сел, фабрик и заводов, колхозов и совхозов, для великих строек коммунизма.

Послевоенная пятилетка явилась пятилеткой технического прогресса на железнодорожном транспорте. Благодаря заботам партии, советского правительства и лично товарища Сталина, железные дороги нашей Родины получили в послевоенный период большое количество новых мощных локомотивов, большегрузных товарных вагонов и комфортабельных цельнометаллических пассажирских вагонов, рельсов мощного типа, различных устройств — автостопов, радиосвязи, маршрутно-контрольных и других устройств, обеспечивающих безопасность движения поездов. В путевом хозяйстве осуществляется комплексная механизация работ по реконструкции, капитальному, среднему ремонту пути и строительству новых железных дорог.

Путейцы получают машины, являющиеся нашим, отечественным достижением. Таких машин не знает железнодорожный транспорт капиталистических стран…

— Наше конструкторское бюро, — говорит т. Балашенко, — дружный, творческий коллектив. Все мы — инженеры, конструкторы, чертежники — единодушно поставили свои подписи под Обращением Всемирного Совета Мира. Следуя данному слову — всеми силами укреплять мир, мы отдаем этому великому делу свою творческую мысль, упорный, напряженный труд. Это выражается в нашей повседневной работе по созданию путевых машин, ибо в труде на благо Советской Родины, являющейся могучим оплотом мира во всем мире, мы выражаем свое стремление укрепить мир.

По высокой насыпи железнодорожного полотна шли два путейца: дорожный мастер Воронков и бригадир Севостьянов. Они были одеты в дубленые полушубки, добротные серые пимы, теплые меховые шапки-ушанки. Григорий Михайлович Воронков — человек средних лет, небольшого роста, с обветренным, загорелым лицом — шел, высоко подняв голову, энергично размахивая руками, четким, армейским шагом.

Спутник его — лучший бригадир околотка Севостьянов, пожилой, седеющий человек, с морщинистым, суровым лицом — еле поспевал за ним.

Слегка морозило. Над горизонтом поднималась полная оранжевая луна. Деревья, растущие в полосе «живой защиты», были одеты в богатый, пушистый наряд.

— Пойдем потише, Григорий Михайлович, — попросил Севостьянов.

Они возвращались на свой околоток с общего собрания, из дистанции. Домой можно было бы приехать поездом, но Воронков предпочел пройти по своему околотку пешком, хотя это составляло более десяти километров. И бригадир с ним согласился: никогда не лишним было посмотреть путь, проверить, как несут ночное дежурство путевые обходчики, поговорить с людьми.

Дорожного мастера и бригадира волновали обычные, повседневные заботы: очередная перестановка щитов в выемке, подверженной заносам, сообщение бюро погоды об ожидающейся на днях метели, готовность коллектива путейцев к отпору снежной стихии.

— Как у тебя с лопатами, товарищ Севостьянов?

— Вполне достаточно, полный порядок, Григорий Михайлович.

Он назвал цифру. Воронков удовлетворенно улыбнулся.

— Тогда вот что, товарищ парторг: завтра я к тебе на отделение не загляну. Делай, что намечено по плану. А я с утра проверю остальные отделения. Нужно все привести в боевую готовность. Лопаты и короба могут понадобиться в большом количестве. Если разыграется метель, к нам на помощь придут колхозники. Они должны быть обеспечены инструментом для работы.

Севостьянов, соглашаясь, молча кивнул головой.

Через некоторое время он, раскурив крепкую махорочную самокрутку, заговорил о письме мастера Добрыдина.

— Интересное письмо! В самую точку человек попал. Нам пора этим делом заняться, Григорий Михайлович.

— Я и сам об этом давно думаю, — ответил Воронков.

Он затянулся и спросил Севостьянова:

— Осилит коллектив околотка взятое серьезное обязательство?

— Все в наших руках, Григорий Михайлович, — ответил Севостьянов, — потрудимся — сделаем. Конечно, придется поломать некоторые старые привычки, крепко поработать с людьми, каждому разъяснить, помочь.

— Вот с этого мы и начнем, Севостьяныч! Я думаю запевалой должно стать твое отделение. У тебя замечательные люди: Панов, Зимина, Бутаков, Мясников — настоящие патриоты путевого хозяйства.

Письмо, о котором говорил Севостьянов, было напечатано в железнодорожной газете «Гудок». Коллектив одного из околотков Ленинград — Варшавской дистанции, которым руководил дорожный мастер Добрыдин, выступил с ценным, новаторским почином. Добрыдин добился на своем околотке отличного состояния пути, отказался от получения новых материалов, обязался продлить срок службы шпал, рельсов, скреплений и призвал к этому всех путейцев Советского Союза.

Снег пошел с вечера густо, крупными хлопьями. Уже через час после начала снегопада на линию вышли снегоочистители. К ночи с северо-запада потянуло острым, обжигающим холодом. Началась метель.

Воронков послал Севостьянова с бригадой лучших стахановцев на самый ответственный участок — отстаивать от бурана выемку. Остальные рабочие были расставлены на очистке станционных путей и стрелок в Смолино. Небольшая часть путейцев составляла резерв. В Смолино к путейцам вскоре присоединились свободные от дежурства стрелочники, осмотрщики вагонов, домохозяйки — жены железнодорожников. Ночью прибыли колхозники: несколько десятков крепких, загорелых парней и девчат, а с ними 20 подвод.

Метель крутила и завывала всю ночь. И всю ночь напролет не прекращалась борьба людей со снегом. Особенно много хлопот и трудов потребовала выемка и стрелочные переводы, которые приходилось очищать почти непрерывно.

Только под утро Воронков на полчасика забежал домой, чтобы наскоро перекусить и выпить крепкого, горячего чаю — отогнать усталость, слепящую покрасневшие на ветру глаза.

Много пришлось поработать в эту ночь коммунисту Воронкову. Всюду требовался хозяйский глаз. И Воронков появлялся именно там, где складывалась напряженная обстановка, где нужно было поднять дух людей личным примером в труде, увлечь за собой. Воронков организовал соревнование и добился, что все перевыполняли заданные нормы.

Метель стихла лишь под утро, ровно через сутки после того, как пошел снег. Усталый, но довольный, с сознанием выполненного долга, прошел дорожный мастер по своему околотку. Снегу везде было много, но он не мешал движению поездов. Пути были аккуратно очищены. Тяжеловесные, длинносоставные маршруты беспрепятственно двигались по двухпутному участку.

У выемки Воронков встретил Севостьянова. Старик стоял у обочины насыпи. Шапка у него была сдвинута на затылок. Ко лбу прилипла прядь потемневших от пота волос Воронков окликнул его и спросил, как идут дела. Севостьянов молча указал на выемку. Там рабочие подбирали инструмент.

— Отвоевались, Григорий Михайлович, — сказал бригадир, — наша взяла!

До конторки дорожного мастера Воронков и Севостьянов шли вместе. Григорий Михайлович напомнил Севостьянову о предыдущем разговоре:

— Прояви инициативу. Покажи всем пример, Севостьяныч.

— Я уже говорил с рабочими отделения, — ответил тот. — Мы решили драться за нулевую бальность.

— Правильно, Севостьяныч! Хорошо!

Расставаясь, они крепко пожали друг другу руки.

…Через несколько дней вечером Воронков созвал производственное совещание. Он рассказал путейцам о машинистах-пятисотниках, о маршрутах с челябинскими тракторами, мощными дорожными машинами, которые непрерывным потоком идут на стройки коммунизма.

— Основой безаварийного движения является путь, — сказал Воронков, — от нас, путейцев, не меньше, чем от машинистов, ведущих поезда, зависит быстрая доставка грузов Сталинским новостройкам. Мы должны всеми силами поддерживать пятисотников. А как поддерживать? Добиться отличного состояния пути, гарантировать пропуск поездов без ограничения скорости и веса. Можем ли мы этого достигнуть? Можем, товарищи. Пример тому — околоток дорожного мастера Ленинград — Варшавской дистанции товарища Добрыдина.