Замирает. Ну все, теперь мне точно крышка. Разворачивается резко, в один шаг оказывается возле меня. Брезгливо хватает меня за капюшон. Глаза, цвета грозового неба, мечут молнии.

– Что ты сказала?

– Я сказала, что вы скот. Только такой, как вы, может шляться по баням и сладко жрать, когда его дети в детском доме.

– Такой, как? А, так этот ты у нас мать героиня? Близнецы, вроде? Разочарую тебя, идиотка. Я бы на тебя не позарился даже если бы мне приплатили. Ну и так, вишенка на торте, дурочка. Я бесплоден. Так что вали ка ты, и постарайся больше не попадаться мне на глаза.

– Это ваши дети, – пыхчу я, пытаясь выбраться из захвата стальных пальцев. – Ваши. И я им не мать. Просто… Все очень сложно. Алька…

Он вдруг разжимает свой захват. И я вижу теперь в глазах зверя панику. Что-то человеческое, едва уловимое.

– Вали отсюда, – Розин рычит. Раздувает ноздри. Что с ним? Что это. – Пошла…

– Хорошо Просто выслушайте. Помогите мне, умоляю. Помогите забрать Васильков. Только забрать, а дальше мы сами. Честно-честно. Никаких претензий. Они маленькие. Будьте милосердны…

– Милосерден? Так же милосерден как Алька и ее мамаша? – он не рычит уже. Ревет. – Слушай меня, мать Тереза на минималках. Ты имеешь наглость явиться ко мне с этой чертовой просьбой? Ты не слышишь что ли? Я бесплоден. Я…

– Ярослав, Галина Николаевна поступила ужасно. Но вы же не она. И у вас есть шанс исправить ошибки… И… Вот… – протягиваю ужасное письмо взбешенному мужчине, у которого, кажется, вот-вот дым пойдет из носа. Лист бумаги осыпается на землю мелкими обрывками сразу же. Клочки бумаги на черной земле кажутся странными самолетиками.

– Передай Галине Николаевне, чтобы шла в ад. Свои грехи мы замаливаем сами. Это ведь она тебя сюда послала, старая ведьма?

– Она уже… Ну, то есть. Она умерла неделю назад.

– Вот теперь ты мне сделала вечер, который начинался погано. Праздник у меня сегодня, значится, – хохочет Розин. – Это что?

Я снова сую ему в пальцы письмо. Хорошо, что у меня хватило ума наделать копий.

– Пошла ты, – отсмеявшись говорит Яр. Очередная копия письма разлетается по ветру дурацкими конфетти.

Он идет молча к машине. И больше не остановится. Даже если земля разверзнется. Даже если я свершу чудо и…

Бегу за ним как собачонка. Только что не поскуливаю.

– Я правда справлюсь сама. Честно-честно. У меня зарплата приличная. Квартира однокомнатная правда, но в тесноте да не в обиде. Яр…

– Приличная? Это сколько? Судя по тряпкам ты нищебродка, – он что? Он в настроении сейчас. Это так на него подействовала новость о кончине бывшей тещи? Он монстр. Монстр. Каким бы не был человек, его нет больше и не будет. А он… И я пытаюсь воззвать к его совести напрасно.

– Эти вещи качественные и удобные, – господи, ну зачем я оправдываюсь? Он насмехается надо мной. Садится в машину. Заводит двигатель. Я успеваю просунуть еще одну копию письма в приоткрывшуюся щель окна. Машина срывается с места, обдав меня миллиардом грязных брызг, вылетевших из-под колес. Я ничего не добилась, кроме унижения. Стою, как оплёванная.

– Эй, мы договаривались на час, ты тут трешься уже полтора. Слушай, мне проблемы не нужны, – охранник, содравший с меня пять тысяч, только за то, что разрешил мне подождать Розина на парковке, появляется словно из-под земли. Смотрит на меня с жалостью. Я сейчас, действительно, выгляжу потеряно, мягко говоря. – Слушай. Мне проблемы не нужны. Если еще этот хмырь обожравшийся нажалуется хозяину. Тебе он зачем, кстати? Злой мужик, его тут боятся. А ты лезешь, глупая. Мало разве нормальных парней вокруг, подходящих тебе?

– На себя намекаешь? – хмыкаю я. – Прости, ты парень хоть куда. Но…

– Тебе нравятся богатенькие козлы, – щерится мой продажный помощник. – Только зря надеешься. Ты слишком серая, ну и не цветочек уже. Розин любит шикарных баб.

– Спасибо, что просветил. Мне пора.

На негнущихся ногах иду к выходу из чертова СПА комплекса, в который вход простым смертным просто не по карману. Что же делать дальше? Нужно купить вкусняшек, сходить к Василькам. Нужно попробовать собрать документы на опеку. Нужно…

Я понимаю, что это все бесполезно. Ну кто отдаст двух сирот мне с моими доходами и крошечной однушкой у черта на рогах? Как ни прискорбно, гад Розин прав. Я убогая дура, от чего-то решившая, что смогу свернуть упрямого мерзкого скота, убедить и получить то, что мне нужно больше жизни. Наивная я идиотка. Выхожу из кованых ворот, погрузившись в мысли свои невеселые. Даже по сторонам не удосуживаюсь посмотреть. Просто делаю шаг.

Не вижу ничего вокруг. Только слышу скрип покрышек по обледеневшему асфальту. Успеваю зажмуриться…

Яр Розин

Она выскочила под колеса из ниоткуда. Так мне показалось. Успел заметить только пестрое пятно, похожее на скомканный праздничный пакет для подарка. Зачем я вернулся, чертов дурак? Почему просто не выкинул гребаное письмо и не поехал домой? Эта проклятая Мила Цветкова умудрилась выкрутить мне душу, и кое-что существенно отличающее мужиков от мерзких противных, носатых, мелких баб, с глазами раненого щенка. А теперь валяется у меня на капоте, как сломанная кукла. И я вижу ее глаза распахнутые, сквозь стекло, пошедшее паутиной трещин. Девка здорово приложилась. По лбу стекает струйка крови. И именно эта алая капля кажется мне сейчас единственно настоящей в замершем воздухе. Я словно весь онемел. Не могу двинуться. Мой верный конь подвел меня. Тяжелый джип именно сегодня, от чего-то, решил меня ослушаться. Словно сам черт все это со мной творит.

Отмираю. По венам бежит, по ощущениям, фреон ледяной. Только бы жива осталась. Плевать на все остальное. Не хватает мне сейчас, в преддверии крупной сделки, еще и этих проблем. Ненавижу. Все, кто связаны с Васильковыми, приносят в мою жизнь одни беды.

– Эй, слышишь? Ты меня слышишь? – дотрагиваюсь до ноги Милы, затянутой в смешное нечто, что-то вроде гольфа, украшенного дурацкими котиками, кружащимися в хороводе. Усатые трогательно за лапы держатся, и словно обнимают тонкую женскую конечность.

– Как там тебя? Цветкова, ты жива?

Шевелится. От души немного отлегает. Откуда-то бегут люди. Охранник СПА, администратор. Как черти из табакерки. Вот только свидетелей мне сейчас не хватает.

– Голова болит, – слабо хнычет девка. Еще бы не болела. Лоб рассечен, придется швы накладывать. – Вы специально, да? Караулили меня, чтобы убить?

– Ты дура? Нужна ты мне. Хотел бы убить, сам не стал бы мараться. Цена тебе…

– Зачем тогда вернулись? – тихо шелестит, почти шепчет. Не нравится мне ее вид. Мало того, что доходяга, так сейчас она бледная, как лист чертовой бумаги, на котором написано уродское письмо от моей бывшей тещи.

Дурацкий вопрос на который у меня нет ответа. Зачем я вернулся? Ну зачем? – Ну уж точно не для того, чтобы снова увидеть тебя, – морщусь. Девка мне сейчас вот совсем не нравится. На улице дубак, а у нее над губой пот бисеринками, а на щеках проступают неровные красные пятна. – Портфель с документами я забыл в бане, поняла?

Господи, ну зачем я вру, изворачиваюсь, оправдываюсь перед этой пигалицей?

– Опять врете. Вы всегда врете? – шелестит это недоразумение. Ехидством в ее голове можно укрыться как одеялом. С головы до пят.

– Скорую вызывай, – рычу я на суетящуюся вокруг администраторшу этого чертова места.

– Уже вызвали, и полицию, – вместо глупой бабы рапортует стоящий рядом охранник. Чертовы инициативные идиоты. Злость во мне уже не вихриться. Она похожа теперь на яростный торнадо.

– Идиоты. Кто вас просил? – рычу я.

– Так положено так. ДТП же. Ну и мы подумали…

Подумали они, мать их. И скорая совсем не скорая. Мила Цветкова, раскинувшись, лежит на погнутом капоте. Перевернулась на спину и смотрит в небо распахнутыми глазами. И мне страшно так, что внутри все сжимается. – А что такое? Вы боитесь полиции? – вдруг хмыкает эта чертова заноза. – Совесть не чиста. Те у кого на душе грязь, все органов боятся. А вы…