Две недели спустя

Я кручусь у плиты. Перемешивая овсянку в кастрюльке, общаюсь с мамой по громкой связи, которую предусмотрительно настроила заранее. Она рассказывает мне о встрече с Наташей, а я не хочу слышать ее имя ни при каких обстоятельствах. Сестричка разрушила мой брак и наверняка утешает Эрнеста долгими ночами.

Мама не унимается и просит поговорить с ней. Ни за что. За эти две недели чего я только от нее не натерпелась. Она прислала мне с десяток фотографий с моим мужем и угроз, которые не буду озвучивать вслух.

В конце концов, я прощаюсь с мамулей и тороплюсь к Антошке. Сынок шлепает ладошками по столику и требует моего внимания. Разместившись напротив него на высоком стуле, затеваю привычную игру «самолётик». Антошка улыбается и уплетает за обе щеки творожок. Моего молока ему уже маловато.

– Скоро пойдем гулять. Да?

– Дя, дя, дя…– повторяет ангелочек и снова освещает всю квартиру своей улыбкой. Ярко–желтая машинка в его руке совершает сальто в воздухе.

– Молодец!

Я складываю посуду в посудомоечную и вытираю личико Антошки салфеткой. Через пять минут мы идем собираться на улицу. Погода чудесная. Выпал первый снежок. Попробуем слепить маленького снеговика.

***

На детской площадке полно ребятишек. Да и родителей тоже. Мы возимся возле качелей, потом переходим к низенькой горке и еще полчаса кружимся на карусели. Мамочки смотрят на меня искоса, будто я забредаю на их запретную территорию. Но причина в другом. В нашем уютном микрорайоне, новости разлетаются очень быстро.

Да и появление Эрнеста, добавляет масла в огонь. Он уверенным шагом приближается к нам с сыном и вместо приветствия, вручает мне конверт формата А4.

– Что это?

Мы никогда так надолго не расставались. И сейчас по ощущениям, не виделись, по крайней мере, год.

– Антошка мой сын.

– Ты все–таки сделал тест?

– Вскрой конверт и убедись.

– Мне незачем это делать.

Эр подхватывает Антошку и легонько подкидывает вверх. Заливистый смех сына прогоняет стайку голубей с забора, который ограждает площадку.

– Я хочу видеть с ним тогда, когда захочу.

– Пожалуйста. Только предупреждай о своих визитах.

– Я не обязан тебя посвящать.

– Мы должны найти выход из ситуации, поэтому…

Самойлов прерывает мой словесный поток мрачным взором. Антошка просит его еще подбросить, но папа решает покачать его в руках.

– Ситуацию создала ты. Выгнала меня из моего собственного дома, а теперь выставляешь условия. Так не будет, Даш.

– О…то есть это ты меня застал с моей легкодоступной сестрой?

– Даже если я переспал с ней…

– Даже если?!

Мой вскрик привлекает взгляды тех самых любопытных мамочек. Они недоумевают, почему такой статный, красивый мужчина с миллионами на банковском счету, терпит прилюдный позор от невзрачной, измученной ролью молодой мамочки, девицей. Их челюсти слегка отвисают.

– Не устраивай сцен, мне хватило прошлого раза. И не препятствуй моему общению с сыном.

– Я уже сказала, что не запрещаю вам видеться.

– На развод будешь подавать?

– Я уже это сделала, Эрнест. Дистанционно.

– Понятно.

Возвращает мне Антошку, и я сажу его в коляску.

– Ты надеялся на прощение?

– Я заслужил еще одного шанса, но видимо, у вас в генах заложено совершать глупые и необдуманные поступки. Придет время, пожалеешь и придешь ко мне назад.

– Это ты сейчас говоришь глупости. Я никогда не прощу измену.

Чувствую жжение в уголках глаз и морщусь. Эрнест, конечно же, замечает капельки слез, но ведет себя сдержанно. Свидетели за нашими спинами, только и ждут кульминации мелодрамы.

Я берусь за ручки коляски, задерживаю дыхание и лечу по асфальтированной дорожке к подъезду. Как поступает Эрнест, знать не хочу. Сердце колошматится в груди на повышенных оборотах. Воздух, мне нужен воздух. Чем больше, тем лучше. Лишь за железной подъездной дверью наполняю легкие кислородом.

Слезы градом обрушиваются на щеки и капают с подбородка на спортивную куртку. Антошка тоже плачет. Но больше от места, где мы находимся. Темный тамбур пугает и меня. Я толкаю следующую дверь, ведущую в главный холл, который занимает весь первый этаж, и сынок прекращает истерику. Рассматривает мигающий светильник под потолком.

Лифт приезжает пустой. Мы заходим в него, и я ужасаюсь от своего облика в зеркалах. Шапка почему–то набекрень, нос красный, вокруг зрачков полопались мелкие сосуды. Зато Антошка лучезарнее некуда. И он действительно один в один похож на Эра. Только цвет волос мой. Мать природа так решила.

– Доброе утро!

Светлана Евгеньевна немного пугает нас, когда створки расползаются по разным сторонам. На ней зеленая тканевая маска. От воя Антошки закладывает уши.

– Тише, сладкий, – выкатываю коляску из лифта и показываю женщине на ее лицо. – Кажется, вы очень спешили.

Она ахает, срывает липкую гадость и наклоняется к моему ребенку.

– Божечки, мой дорогой, бабуля совсем с ума сошла.

Поглаживает его головку, а у него трясется нижняя губка.

– Такого лапоньку напугала. Вот, держи.

Игрушечный дракончик вмиг успокаивает Антошку. Берет деревянного зверька и внимательно изучает.

– Не стоило. Вы, наверное, к внукам в гости собрались и для них купили.

– Ничего. Заеду и куплю еще одного. Моя дочь помешана на органических игрушках. Так что, дракон совершенно безопасен.

– Спасибо.

– Ну, ладно, поехала я. И еще раз, простите меня. Надеюсь, никак не навредила.

Естественно, приходится снова вызывать лифт. Я двигаюсь к квартире и слушаю радостную болтовню Антошки. Игрушка понравилась ему на сто процентов.

После дневного сна, перекуса, мы с сыном располагаемся на ковре в гостиной, смотрим детские развивающие мультики и собираем пирамидку. Мне нельзя раскисать, нельзя показывать грусть. Внутри отверстие с марсианский кратер, а напоказ добродушная улыбка. Вспоминая, каждый момент двухнедельной давности, я зарываю себя по самую макушку. Я выбросила постельное белье, поменяла матрас, но память подлая дама. Приходит со слайд–шоу, когда не просят и запускает обратный отсчет.

Стук в дверь веселит Антошку. Раньше папа с ним так играл. Постучит и спрячется за угол. Но это не Эрнест. После нашей утренней встречи написал мне, что заберет сына послезавтра на весь день.

– Пойдем, посмотрим?

Антошка подпрыгивает на попе и ползет ко мне в руки. Я жду, не дождусь, когда он начнет ходить.

– Кто там? – спрашиваю я, подходя к двери.

– Открывайте, мы из органов опеки и попечительства. …

Женщина в красном укороченном пальто переступает порог моей квартиры, прижав толстую кожаную папку к своему внушительному бюсту. За ней входят две барышни в очках. Обе сразу же оглядываются по сторонам.

– Объясните, пожалуйста, что происходит?

– Алевтина, проверь ребенка. Похоже, мамаша оставила его без присмотра.

Командует вышколенная дама и щелкает автоматической ручкой по папке.

Алевтина бесцеремонно вторгается в чужое пространство, и я слышу ее лопотание с Антошкой. Сын секунду молчит, а потом заходится в истошном плаче. Я спешу к нему, беру в руки и, вернувшись к нагрянувшей комиссии, успокаиваю его частыми поцелуями. Не помогает.

– Что вы себе позволяете? Напугали моего сына!

– Помолчите, мамаша. На вашем месте, я бы вела себя спокойнее.

Она обходит меня, будто я обыкновенный фонарный столб и начинает перечислять то, что видит. Я отхожу, присаживаюсь на край дивана и даю своему мальчику грудь. Сладкие причмокивания умиротворяют.

– Итак, Аллочка, пиши, квартира запущена. Всюду пыль и грязь.

– И игрушки у ребенка поломаны. – Добавляет Алевтина.

– Пишу–пишу. Мы эту нерадивую мать быстро сейчас по всем пунктам определим. – Строчит Аллочка по листу на твердой подложке.