Оплывшая свеча медленно догорала, и прерывающееся пламя отбрасывало на стены дрожащие тени. Аннелиза не могла устоять перед искушением еще раз потрогать тело Майкла, хотя уже была насыщена до предела. Она пробежала кончиками пальцев по завиткам, покрывавшим его грудь, и он блаженно вздохнул.

Но вдруг в нем что-то переменилось. В этом могучем теле появилось едва ощутимое напряжение. Майкл с шумом втянул воздух, как это делает человек, готовясь к выполнению неприятной миссии.

– Аннелиза, ты заслуживаешь лучшего, – сказал он. – Тебе бы лежать на мягкой постели, а не на соломе.

– Это не имеет никакого значения, Майкл! – воскликнула она, почуяв что-то недоброе в его словах. Страх усилился, когда Майкл приложил палец к ее губам в знак запрета.

– Таковы все влюбленные. Они не хотят ничего замечать и в пылу страсти обещают что угодно для любимого человека. Я тебя предупреждал, что этим кончится.

– Но я на самом деле готова сделать все, что ты попросишь.

Ей казалось, что она знает, чего он хочет. Свидетельство находилось прямо возле ее бедра – горячее и твердое. Она закрыла глаза и не удержалась от слабого стона в предвкушении удовольствия.

– Я почту за счастье принять этот дар.

– Нет, Аннелиза, не жди от меня такой щедрости. Сейчас тебе лучше одеться.

Майкл отстранился от нее и, пошарив в соломе, кинул ей платье. После этого он одернул свою рубаху. Каждое его движение сопровождалось звоном цепей, и лязганье металла только добавляло ей страха.

Аннелиза догадывалась, почему он так решительно хочет прикрыть их наготу. Она видела его отчаяние и беспомощность. Стоя в оцепенении, с платьем, прижатым к груди, она даже не пыталась одеться.

– Майкл… чего ты хочешь?

Он так и впился в нее горящими глазами:

– Свободы, Аннелиза. Не дай им убить меня.

Теперь, когда ее губы хранили сладость его поцелуев, когда в ее теле еще не прошло волшебное ощущение его близости, она не могла с ним не согласиться. Ей все равно не удалось бы забыть его главное чудо, которое она только что держала в руках, – воплощение необузданной мужской силы во всем ее великолепии. В голове у нее не укладывалось, что носитель этой огромной жизненной энергии превратится в прах, будет стерт с лица земли самым жестоким из всех существующих способов. Из-за маленькой горстки дутых орехов…

– Как я освобожу тебя, если капитан ни на минуту не расстается с ключами? Достать топор? Но он не годится. Не будем же мы рубить цепи!

– Зачем топор? Здесь достаточно прочного ножа. С его помощью я попытаюсь лезвием разомкнуть оковы возле запястья. Главное, чтобы цепи не мешали мне плыть.

– Это не поможет. Я видела, как ты барахтался в тот день, когда тебя схватили.

– Лучше утонуть, чем дать им кастрировать себя.

При упоминании о наказании, которое голландцы собирались применить к нему, Аннелиза содрогнулась.

– У них есть один нож, – сказала она. – Очень большой. Они все время держат его под рукой и используют, когда нужно чинить паруса или обрезать лопнувший трос. Я знаю, где он хранится, и могу попробовать достать его. Если быстро управимся, я успею положить его на место, потом спрячусь в каюте и буду ждать, когда они обнаружат, что ты исчез. По-моему, вполне подходящий план, ты не находишь?

– Боюсь, это не совсем так.

Аннелиза в недоумении вскинула голову.

– Капитан сразу поймет, что я не мог обойтись без сообщника, и тут же постарается найти его. Лучший выход – ничего не скрывать. Важно, как это подать. Главное, чтобы все выглядело как можно правдоподобнее.

Аннелизу охватил ужас.

– Неужели ты хочешь, чтобы капитан понял, кто тебе помог?

– Другого пути нет – только так мы гарантируем тебе безопасность. Но нам надо придумать какой-то убедительный предлог – всем должно быть ясно, зачем ты спустилась сюда по доброй воле…

В этот момент откуда-то появилась Страйпс. Кошка приближалась к ним, приветственно помахивая хвостом.

– А вот и выход! – обрадованно воскликнул Майкл. Теперь он мог вставить в свой хитроумный план недостающее звено. – Скажешь капитану, что разыскивала кошку. Объяснишь ему, что ты подошла ко мне и я сказал, что кошка застряла в парусине. – Майкл кивнул на экипаж ее мужа. – Когда ты поняла, что я обманул тебя, было уже слишком поздно. Тебе придется убедить его, что я силой заставил тебя помогать мне: ты пыталась спасти любимое животное, а я тебя на этом подловил.

Аннелиза вспомнила о тех подозрениях, которые она уже возбудила, и ей вдруг захотелось признаться Майклу, что Фербек запретил ей появляться на нижних палубах.

– Капитан ни за что не поверит в такое объяснение, – сказала она.

– Поверит, когда увидит тебя с кляпом во рту, связанную по рукам и ногам. Что ему еще останется думать?

– С кляпом? – испуганно прошептала она.

– Заткну тебе мою рубашку между зубами.

– И свяжешь?

– Твоим проклятым воротником. Порву и обмотаю вокруг лодыжек и запястий. Может, твой капитан и догадается, что ты приложила руку к моему побегу, но когда увидит, как ты пострадала, ему нечего будет возразить. Между прочим, если ты вдруг вздумаешь бежать вместе со мной, тебя обвинят в сговоре с преступником. В этом случае Фербек будет вправе прибегнуть к помощи закона. Тебя могут принудительно вернуть и подвергнуть наказанию.

– Я вижу, ты много над этим размышлял.

– А что мне еще делать? Времени у меня было хоть отбавляй.

То же самое она могла сказать про себя, но ее мысли текли совсем в другом русле. Она тонула в чувственном тумане воспоминаний, благоговейном осознании пришедшей к ней любви, в то время как Майкл изыскивал способы, как использовать ее для своего побега.

Аннелиза чувствовала растерянность и презрение к себе.

Ее мать много лет подряд предостерегала ее как раз от таких мужчин, как Майкл Роуленд, – и что получилось в итоге? Она не вняла ее словам и, встретив его, в первую же минуту совершила ту же ошибку, только во сто крат большую.

«Я не могу любить тебя, ты не должна любить меня», – так он сказал.

Но кто он, собственно, такой?

Майкл Роуленд не мог обеспечить ей такое же благополучие, какое предлагала компания. Он не мог дать ей свое имя или уважаемое положение в обществе, как Питер Хотендорф. Всю свою сознательную жизнь она провела в мечтах о том прекрасном дне, когда произойдет что-то необыкновенное и ее судьба станет совершеннее. Но чудес в этом мире не бывает – лишь воздаяния за глупые надежды.

– Ты говорил, что мы можем убежать вместе, – прошептала она, – но на самом деле вовсе не собирался брать меня с собой.

Он колебался лишь какую-то долю секунды.

– Нет, не собирался.

А может, это и к лучшему – быть связанной по рукам и ногам? Даже сейчас, после того как Майкл сам подтвердил, что лгал ей, она могла не устоять перед соблазном и последовать за ним. Она даже была готова нырнуть вместе с ним в морскую пучину, чтобы попытать счастья на каких-нибудь далеких островах среди пиратов. Как хорошо, что на ее руках и ногах будет хоть что-то, удерживающее ее от этого искушения. По странной прихоти судьбы, путами, которые помогут ей вернуться на путь истинный, будут лоскуты того же ненавистного воротника – символа удавки для всего живого.

Майкл, слегка повернув голову, не сводил с нее пристального взгляда – так ведет себя человек, ожидающий, что вот-вот получит удар в челюсть. Он еще не знал, что вопрос уже решен. Она не могла отказать ему.

Аннелиза не надеялась, что совладает с собственным голосом, и потому, натягивая платье и застегивая пуговицы, не проронила ни слова. Смахнув с шелка прилипшую солому и заправив волосы за уши, она вынула из гнезда огарок свечи и заткнула обратно парусину, закрыв ею натекшие восковые слезы.

– Ты еще вернешься?

Ее больно задели эти слова. Он сомневался в ней и не считал нужным этого скрывать.

– Да, – ответила она со слабым вздохом.

– Не забудь нож.