— Ну, ладно… Прощайте! И вот еще что… Если узнаете что-нибудь новое о планах этого субъекта из Каира, о большом телескопе и т. п. — не откажите сейчас же уведомить меня! Ведь человек любопытен, вы сами это поймете…

Бенджамин Граахтен понял. Он откланялся и зашагал впотьмах по широкому парку обсерватории, в куполах которой еще шла работа.

"Этот старик, в самом деле, немного выжил и завистливо относится ко всему, что не исходит из его собственной небесной фабрики“..

Так рассуждал редактор „Африканского Герольда“, спускаясь по электричке с высот Столовой горы, у подножия которой его дожидался автомобиль.

„Я не поставлю своей газеты на отрицательную позицию этого Роллинсона. Никто не знает, как пойдут дела, и во всяком случае это сенсационнейший материал, от которого у моих читателей дух захватит. Пока что, я буду держать в огне обе подковы“…

Он закурил папироску и поехал в город, лукаво улыбаясь про себя. Часом позже он уже диктовал интервью с Роллинсоном, а еще через час неутомимый редактор снимался на аэроплане с крыши „Герольда“, направляясь в Занзибар.

Лучезарное утреннее солнце сверкало над огромным морем домов Занзибара. Свежий морской ветерок обещал умеренно жаркую погоду, а в этот день, когда и с севера, и с юга огромной страны стекались тысячи представителей народа, бесчисленное множество видных государственных чиновников и немало выдающихся людей, это представлялось особенно важным.

Широко раскинувшийся город — эта резиденция правительства и высших государственных органов Соединенных штатов Африки, с его пышными общественными зданиями, просторными площадями и насаждениями, обильными, как ботанические сады — этот город гладких, как зеркало улиц, на которых уже с раннего утра гудели человеческие массы, бегали переполненные трамваи и с бешеной быстротой носились автомобили, переживал великий день торжества!

Особым посланием президента были созваны на совместное заседание Центральный Совет Национальностей и Законодательные Собрания, члены Совета и депутаты. Предстояло принять важные решения. Африка взяла на себя задачу помочь угрожаемой Европе, подобно тому, как другие крупные союзы государств работали в других частях света над оказанием помощи северу Америки, северу Азии и югу Южной Америки. Кроме того, нужно было подумать и о собственном будущем, ибо и в самой Африке местами давали себя чувствовать климатические последствия наступающей ледниковой эпохи. Нужно было охватить всю проблему во всей ее широте, выяснить положение и изобрести возможные меры помощи.

Из огромных портовых городов Багамойо, Саадани, Пангани, Дар-эс-Салама безостановочно плыли быстрые электрические суда в порт Занзибара, а на аэродром Багамойо, за каналом, один за другим спускались аэропланы, как усталые птицы. Члены Центрального Совета, члены Совета депутатов, высокие государственные чины, иностранные представители, журналисты, приглашенные эксперты — все стремились к парламенту.

На отлогом холме, к которому вели широкие улицы, образуя многолучевую звезду, высился величественный дворец. Его чудесный купол, построенный из золоченых плиток и зеленоватых изразцов, блестел в лучах утреннего солнца и виден был с большого расстояния. На макушке его развевалось черно-белое знамя. Целый лес тропических растений окружал этого каменного исполина зеленым венцом. Ведшие ко входу широкие ступени кишели народом. Из яркоцветного боскета тропических цветов на двадцать метров вверх поднималась журчащая колонна фонтана. Ветер превращал его верхушку в легкую завесу из серебристых капелек. В стороне, на черном цоколе, возвышалась великолепно исполненная бронзовая голова первого президента страны Фан-дер-Фалька, который за четыреста лет до этого поборол последние препятствия, мешавшие объединению все народов Африканского материка.

Толпы любопытных окружали широкую площадь, наблюдая прибытие государственных деятелей, депутатов и иностранных послов. Полицейских почти не видно было — в свободном народе Африки глубоко жило уважение к им самим установленному закону.

У подножия лестницы остановился простой темный автомобиль, сверкавший на солнце черными лакированными боками. Шоффер соскочил и открыл дверцу. Показался старый мужчина, безбородый, со свежим, румяным лицом в рамке белоснежных седин. Слегка согнувшись и тяжело опираясь на толстую трость, он медленно пошел к лестнице. Публика сдернула шляпы, местами раздавались приветствия. Старик приветливо улыбался и кивал налево и направо, поднимаясь по ступеням.

— Кто это?

— Это, сын мой, уважаемый президент нашей страны, Корнелиус фан-Зойлен. А вон тот мужчина с большим портфелем и смуглым лицом — представитель туземных народов центральной части нашего государства, советник Умарару; а дама, что за ним, — депутатка северной области Триполи, мадам Бирра.

Вдали послышался треск, по человеческим массам точно пробежал электрический ток, и все начали вытягивать шеи. С севера, по огромной дуге, летел в воздухе с быстротой стрелы блестящий предмет, быстро увеличивавшийся в размерах.

— Вон он где! — Нет там, над крышей! Это одна из новых гранат-аэропланов! Недавно вечером сюда прилетела большая граната, которая побывала в Европе, во льдах! Смотри, вот он спускается к аэродрому Багамойо — видишь, за ним тянется цепь белых облачков от взрывов!..

В стороне от большого фонтана стояла группа дам. В большинстве это были иностранки, привлеченные интересным зрелищем собрания Советов Африки. „Конферансье“ огромного отеля для иностранцев находился среди них, исполняя роль чичероне и давая объяснения.

— Внимание, милейшие дамы! Это вас в особенности заинтересует. — По площади промчался темно-красный лакированный автомобиль новейшей конструкции; описав умопомрачительно крутую дугу, он, дернувшись, остановился, как вкопанный, у колоссального подъезда. Из автомобиля вышла молодая женщина и протянула элегантной шофферше изящный портфель.

Все пялили глаза на вновь прибывшую, самолично управлявшую мотором. Шопот побежал по толпе, по лицам зрительниц промелькнула улыбка удовлетворения.

— Вы знаете кто это, сударыни? — спросил иностранок чичероне. — Самая выдающаяся из депутаток Центрального Совета, мадам Хадиджа Эфрем-Латур! Представительница нильских стран. Первостепенная красавица и вдобавок одна из остроумнейших женщин нашей части света!

— Видно, эта дама не европейского происхождения: эти черные, как смоль волосы, эти огненные темные глаза, эта бронзовая окраска лица…

— Совершенно верно! Эфрем-Латур, как уже показывает ее имя, по отцу происходит от арабов. Отец ее много лет был председателем Городского Совета в Александрии. Мать ее была уроженка французского юга мадам Латур.

— Какая дивная фигура! А этот рост, эти ловкие движения, этот тонкий, красиво изогнутый нос…

— И каждое движение полно энергии, взгляд ясный и пронизывающий… Ведь это ее секретарша — та, с которой она разговаривает?

— Совершенно верно! Между прочим, мадам Хадидже Эфрем Латур еще нет двадцати девяти лет, и она, несмотря на свою красоту, не замужем. Я думаю, она для нас, мужчин, черезчур умна и энергична…

Дамы рассмеялись.

— Может быть, и так, — проговорила, значительно подмигнув, одна немолодая американка. — Бородатая половина рода человеческого не особенно любит таких!

— В особенности ее боятся, как оратора. И нужно сказать, у нее преострый язык! Обыкновенно она в оппозиции. Главным образом, отстаивает интересы туземного населения.

— Любопытно, любопытно!

— Особенно забавные словесные турниры с Арчибальдом Плэгом. Это сущий тюлень, грубоватый насмешник, он не боится этой дамы с прекрасными глазами и острым коготком. Недавно один юмористический журнал изобразил их обоих в виде собаки и кошки, уплетающих одну жареную рыбу, но с разных концов!

Интересная депутатка давно уже скрылась в высоком портале правительственного дворца. Новые фигуры приковали к себе внимание публики: шарообразный Измаил Чак, представитель Европейских Соединенных Штатов Прага, посол китайской республики Цианлунг, представитель Американских Соединенных Штатов Блэкберн, сотни депутаток и депутатов, знаменитые ученые и известные журналисты. Все это толпилось, сновало, наполняло площадь и лестницу в праздничной давке.