Стыдно, Макс.

– Трудолюбивая девочка, – киваю я.

– Очень, – соглашается бабушка. – Встает в шесть утра, до ночи то учится, то работает. Никогда не жалуется, но я же вижу – устает сильно.

Встает в шесть утра. А я встаю в полдень и считаю это подвигом.

– И парня у нее нет, – продолжает бабушка, внимательно наблюдая за моей реакцией. – Говорит, некогда ей. Но я думаю – просто все эти мальчишки несерьезные попадаются.

«Несерьезные мальчишки». Интересно, в какую категорию меня отнесла бы бабуля, если бы знала правду?

– Найдет еще, – говорю я. – Хорошие девушки не остаются одни.

«Хорошие девушки не остаются одни». А плохие мальчики не заслуживают хороших девушек. Жестокая арифметика жизни.

– А вы женаты? – спрашивает бабушка.

Я? Женат? На ком – на моем банковском счете?

– Нет, – отвечаю честно. – Пока не встретил подходящую.

«Подходящую». А что значит «подходящая»? Красивая? Богатая? Из хорошей семьи? Или, может быть, умная, честная, трудолюбивая?

Как Дарья.

– Найдете, – уверенно говорит бабушка. – Вы же хороший мальчик. Работаете, людям помогаете.

«Хороший мальчик». Помогаю людям.

Если бы она знала, что я здесь делаю на самом деле.

Мы сидим, пьем чай, и бабушка рассказывает мне о жизни. О том, как трудно им живется на ее пенсию и Дашину стипендию. О том, как дорожают лекарства. О том, как Дашенька экономит на всем, чтобы купить бабушке таблетки.

И с каждым словом мне становится все более неловко.

Я трачу на один ужин в ресторане больше, чем они тратят за месяц на еду. А прихожу сюда с красной икрой и шампанским, изображая благодетеля.

Какой же я мудак.

За самобичеванием не слышу, как в прихожей скрипит замок.

– А вот и Дашенька вернулась, – говорит вдруг бабушка.

Все.

Конец игры.

Я пропал.

Ключи дрожат у меня в руках.

Аромат.

Едва я открываю дверь, как меня обдает волной мужского парфюма. Дорогого, навязчивого, знакомого. Того самого, который я чувствовала в университете, когда он подходил слишком близко.

Максим Орловский в моей квартире.

В моем доме.

У моей бабушки.

Сердце начинает бешено колотиться, а в голове проносится только одна мысль: убить. Медленно и мучительно.

Сначала оторвать руки за то, что они посмели прикоснуться к нашей дверной ручке. Потом ноги – за то, что они принесли его сюда. А потом голову – за то, что она вообще додумалась явиться в мой дом.

– Дашенька, это ты? – доносится бабушкин голос с кухни.

Спокойно. Нужно взять себя в руки. Бабушка не должна видеть, как я превращаюсь в психопата.

– Да, бабуль, это я! – отвечаю как можно более ровным голосом, хотя внутри все кипит.

Ставлю сумки на пол, разуваюсь, стараясь не топать, как слон. Хочется топать. Хочется грохнуть так, чтобы штукатурка с потолка посыпалась этому мерзавцу на голову.

Быстро поправляю волосы, одергиваю ветровку. Не дам ему понять, что он меня задел. Не дам ему увидеть, как я взбешена. Буду вести себя с ледяным спокойствием и вежливо попрошу его убираться из моего дома.

А если не уберется – выкину силой.

– А вот и Дашенька! – говорит бабушка, когда я появляюсь на пороге кухни.

И я вижу картину.

Он сидит за нашим столом.

За столом, за которым мы с бабушкой завтракаем уже шесть лет. Пьет чай. Из моей кружки. Из моей любимой кружки с котенком, которую мне подарили родители на день рождения.

Мой чай – тот самый, который я покупаю раз в месяц.

Все.

Это уже слишком.

Розы – ладно. Появление в кафе – пережила. Но моя кружка, мой чай, мой дом?

Последняя капля.

А он сидит и улыбается. Улыбается! Как будто ничего не произошло. Как будто он не вторгся в мою жизнь, не опозорил меня перед всем университетом, не выставил на посмешище в интернете.

– Дашенька, познакомься, – бабушка указывает на него с такой гордостью, словно представляет мне самого президента. – Это Максим Андреевич. Он из социальной службы, принес нам помощь ко Дню пожилого человека.

«Социальная защита». «День пожилого человека».

Смотрю на стол и вижу: банка красной икры, бутылка шампанского, коробка дорогих конфет.

Социальная помощь.

Красная икра и шампанское.

– Как мило, – говорю, мой голос звучит настолько сладко, что хочется стошнить. – Социальная защита теперь деликатесами балует?

Максим поднимает на меня взгляд и в его глазах плещется откровенное веселье. Ублюдок наслаждается ситуацией.

– Специальная программа, – отвечает он с серьезным видом. – Мы стараемся порадовать пожилых граждан качественными продуктами.

«Качественными продуктами». Хочется взять эту банку икры и размазать ее по его самодовольному лицу.

– Как благородно, – продолжаю ядовитым тоном. – И наверное, очень затратно для городского бюджета.

– Мы не экономим на социально незащищенных гражданах, – парирует он, не моргнув глазом.

«Социально незащищенные граждане». Он называет нас социально незащищенными гражданами. Этот мажор, который тратит на ужин больше, чем мы за месяц, рассуждает о социальной незащищенности.

– Садись, Дашенька, – приглашает бабушка. – Максим Андреевич рассказывал, какая ты у меня умница. В МГУ учишься, работаешь.

– Да, – киваю я, не сводя глаз с Орловского. – Работаю. Честно работаю. За свои деньги.

Он улыбается шире:

– Похвально. Трудолюбие – это важное качество.

Трудолюбие. Он мне рассказывает о трудолюбии? Тот, кто за всю жизнь не заработал ни копейки?

– Особенно когда приходится самому зарабатывать на жизнь, – отвечаю, вкладывая в слова всю возможную язвительность. – А не жить на папины деньги.

Бабушка недоуменно смотрит на меня:

– Дашенька, что с тобой? Максим Андреевич же работает. В мэрии.

В мэрии. Конечно. Максим Орловский, наследник империи, работает чиновником в отделе социальной защиты. А я королева Англии.

– В мэрии, – повторяю я. – Как интересно. И давно вы там… трудитесь?

– Не очень, – скромно отвечает он. – Совмещаю с учебой. Хочется помогать людям.

«Хочется помогать людям». У меня сводит скулы от сладости его лжи.

– Конечно, хочется, – соглашаюсь я. – Особенно когда у людей есть… проблемы. Которые можно решить.

Максим внимательно смотрит на меня:

– А у вас есть проблемы, требующие решения?

Да. Одна большая проблема прямо сейчас сидит за моим столом и пьет из моей кружки.

– Проблема одна, – честно отвечаю я. – Незваные гости.

Бабушка вздрагивает:

– Дашенька! Максим Андреевич же помочь пришел!

Помочь. Он пришел помочь. Принес красную икру и шампанское, назвался сотрудником социальной службы и помогает.

– Да, бабуль, я вижу, как он помогает, – говорю я и встаю. – Максим Андреевич, наверное, у вас еще много дел? Много… нуждающихся семей?

– Есть несколько адресов, – соглашается он, тоже поднимаясь.

– Тогда не будем вас задерживать, – фальшиво улыбаюсь я. – Аудиенция окончена. Уверена, где-то вас ждут старушки, которых нужно одарить деликатесами.

Бабушка растерянно смотрит на нас:

– Дашенька, может, Максим Андреевич останется на обед?

На обед. Он останется на обед. Будет сидеть за нашим столом, есть наш хлеб и рассказывать бабушке, какой он благородный.

– Нет, – резко отвечаю я. – У Максима Андреевича, наверняка, очень плотный график. Социальная работа не терпит отлагательств.

Максим кивает:

– К сожалению, это так. Спасибо за гостеприимство, – он целует бабушке руку, и та просто сияет от удовольствия.