«Беги! Целься! Огонь!»

Раздался хриплый грохот, ударившись о борт, и где-то орудие закатилось внутрь и перевернулось, словно раненый зверь. Люди кричали и падали в удушающем тумане, а Сегрейв увидел отрубленную руку, лежащую рядом со следующим орудием, словно выброшенная перчатка. Неудивительно, что борта были покрашены красной краской. Этой краской удалось скрыть часть ужаса.

«Прекратить огонь!» Флеминг отвернулся, когда другого мичмана потащили к люку, который должен был привести его на нижнюю рубку. Судя по тому, что он видел, он потерял руку и ногу. В этом не было особого смысла. Сегрейв тоже отвёл взгляд. Одного с ним возраста. Та же форма. Существо. Уже не человек.

«Откройте иллюминаторы правого борта!»

Фитток ткнул его в руку. «Вперёд, сэр! Капитан разворачивается, и мы врежемся в этих ублюдков справа!» Они карабкались по палубе, спотыкаясь о рухнувшие снасти и поскальзываясь на крови, в то время как солнечный свет лился сквозь другие порты, а враг, казалось, скользил мимо с совершенно беспорядочными парусами. Если только не велся огонь с обеих сторон одновременно, орудийные расчёты обычно помогали друг другу, обеспечивая чёткость и регулярность бортовых залпов.

«Готово, сэр!»

«На подъём, ребята!» Флеминг был без шляпы, и кровь была разбрызгана по его лбу, словно краска. «Пожар!»

Мужчины кричали и обнимали друг друга. «Эта чёртова фок-мачта падает!»

У одного из орудий матрос держал на руках своего товарища, отчаянно откидывая ему волосы с глаз и бормоча: «Почти готово, Тим! Эти мерзавцы снесли мачты!» Но друг не ответил. Вместе они жили и боролись за жизнь у этого орудия. Каждый час бодрствования оно было здесь – ждало.

Друг артиллериста грубо сказал: «Возьмите этого человека и положите его там! Ему конец!» Он не был особенно жестоким человеком, но смерть была и так достаточно ужасна, чтобы не видеть ее мучений.

Моряк прижал друга к себе так крепко, что голова того склонилась на плечо, словно желая что-то ему поведать. «Вы его не одолеете, мерзавцы!»

Сигрейв почувствовал, как твёрдая рука Фиттока помогает ему подняться на ноги, и крикнул: «Оставь их, помощник канонира!» Он не узнал себя. «Дела хватает!»

Фитток взглянул на свою команду; на грязном лице его зубы были очень белыми.

«А ты говорил? Вот так маленький терьер!» Затем он подвёл Сегрейва к изгибу большого бревна, чтобы остальные не видели его страданий. И добавил: «Один из лучших!»

По всему кораблю люди стояли или сидели на корточках, выполняя свои задачи. Их тела были покрыты потом, уши завязаны от оглушительного грохота орудий, пальцы стерты от постоянных подтягиваний, тарана и выбега.

Потребовалось время, чтобы зов морской пехоты разнесся по всем палубам, а затем ликующие возгласы пробрались наверх, к дымчатому солнечному свету, к тому другому месту, где все началось.

Болито стоял у палубного ограждения и наблюдал за вражеским судном. Дрейфуя по ветру, он повернулся к нему высокой кормой, и название «Сан-Матео» всё ещё ярко светилось в солнечном свете. Он думал, что это никогда не кончится, и всё же знал, что вся эта драка, с того момента, как был спущен датский флаг, а он сам поднялся на нос, длилась всего тридцать минут.

Он сказал: «Я знал, что мы сможем это сделать». Он почувствовал рядом Олдэя и услышал крик Кина: «Приготовиться к правому борту!»

Были жертвы. Мужчины погибли за несколько секунд до начала игры.

«Никатор подает сигналы, сэр!» — голос Дженура звучал хрипло.

Болито поднял руку в знак согласия. Слава богу. Дженур тоже был в безопасности. «Чёрный принц», должно быть, дал три бортовых залпа, прежде чем противник успел сообразить, чтобы дать хриплый ответ. К тому времени было уже слишком поздно.

Он сказал: «Дайте сигнал «Никатору» приблизиться к конвою. Убедитесь, что он сообщил абордажным командам, что если они попытаются потопить наши корабли или нанести вред экипажам, им придётся плыть домой!» Он слышал одобрительный гул среди матросов и понимал, что если бы он только предложил это, они бы погнали всех французских пленных на грота-рею.

Это было то, чего диктовала война. Безумие. Потребность причинять боль и убивать тех, кто вселял в тебя страх.

Он вдруг вспомнил об Оззарде. Такой безобидный, и всё же он знал, распознал, что это тот самый корабль, который так жестоко уничтожил «Гиперион». Может быть, дело было в корабле, а не в людях, которые были на его борту? Французский флаг, испанский, а теперь, если он сдастся, пополнение флота Его Британского Величества. Останется ли он, этот корабль, неизменным, словно нечто необузданное?

Ему всё ещё было тошно вспоминать, как «Сан-Матео» обрушил залп бортом на «Гиперион», не обращая внимания на разрушения и убийства, которые он причинял своим спутникам, неспособным отойти. Итак, корабль.

Кин обошел его и подошел к нему.

«Сэр?» Он молча наблюдал. Чувствовал это. Делился этим. И гордость тоже. Больше, чем он смел надеяться.

Болито, казалось, очнулся. «Она уже нанесла удар?» Это я? Такой холодный, такой безликий… Палач.

Кин мягко ответил: «Полагаю, у него отстрелено рулевое управление, сэр. Но их орудия всё ещё работают, и я думаю, многие из её людей погибли».

Болито сказал: «Стаканчик, пожалуйста». Он заметил их удивление, перейдя на противоположный берег и направив подзорную трубу на флагман Херрика. Неподвижный и тяжёлый в воде, его мачты и такелаж волочились по обоим бортам. Тонкие алые нити спускались от шпигатов верхней палубы к замусоренной поверхности и неподвижному отражению корабля. Словно он сам истекал кровью. Сердце его забилось, когда он увидел изорванный флаг, всё ещё тянувшийся с кормы, куда кто-то, отважившись на ад, прибил его. За Бенбоу остальные суда дрейфовали впустую. Зрители, жертвы; ожидая, когда всё это закончится.

Он резко крикнул: «Приготовиться всем дивизионам к стрельбе, капитан Кин!» Ответа не последовало, и он почти чувствовал, как они затаили дыхание. «Если они не ударят, они умрут». Он обернулся. «Ясно?»

Другой голос; ещё один живой. Бозанкет крикнул: «Бриг Ларн приближается, сэр!»

Возможно, его дотошное вмешательство помогло. Болито сказал: «Отзови мою баржу и попроси хирурга явиться ко мне. Бенбоу понадобится помощь. Твой первый лейтенант был бы очень кстати». Он встряхнулся и подошёл к другу. «Прошу прощения, Вэл. Я забыл».

Казалет пал в первом же обмене ударами. Пуля едва не разрубила его пополам, пока он отправлял людей наверх для ремонта.

Снова раздались ликующие крики; они не умолкали, и Болито показалось, что он видит, как люди на реях «Никатора» машут руками и подпрыгивают, их голоса терялись вдали. Два французских флага, словно огромные падающие листья, спустились с такелажа «Сан-Матео», а матросы отошли от его орудий, молча наблюдая, словно скорбящие.

Кин резко сказал: «Она поражена!» Он не мог скрыть своего облегчения.

Болито видел, как его баржа поднялась, а затем опустилась на сети, и понял, что Кин с ужасом ждал приказа снова открыть огонь, несмотря на флаги или нет.

Олдэй коснулся шляпы. «Готов, сэр Ричард». Он с тревогой посмотрел на него. «Принести пальто?»

Болито повернулся к нему и поморщился, когда солнечный свет ударил ему в глаза.

«Мне это не нужно».

Джулиан, капитан, крикнул: «А как же ваша шляпа, сэр Ричард?» Он то смеялся, то почти рыдал от облегчения. Рядом с ним погибли люди. Он был в безопасности – ещё один раз. Ещё одна ступенька вверх по лестнице.

Болито улыбнулся сквозь дымное солнце. «У тебя, кажется, есть сын? Передай ему. Когда-нибудь из этого выйдет хорошая история».

Он отвернулся от удивления и благодарности на лице мужчины и сказал: «Давайте закончим это».

Переправа была бесшумной, тишину нарушали лишь скрип весел и дыхание матросов.

Пока над ними нависала огромная тень Бенбоу, Болито не знал, где найти силы, чтобы встретить то, что ждало его впереди. Он сжал медальон под грязной рубашкой и прошептал: «Подожди меня, Кейт».