Annotation
Кент Александер
Кент Александер
Единственный победитель (Болито - 20)
Аннотация
Февраль 1806 г. … Фрегат с вице-адмиралом сэром Ричардом Болито бросает якорь у берегов Южной Африки. Прошло всего четыре месяца с момента триумфальной победы над объединенным франко-испанским флотом при Трафальгаре и гибели величайшего морского героя Англии. Болито получил указание ускорить кампанию в Африке, где экспедиционный корпус пытается отбить Кейптаун у голландцев. За пределами Европы мало кто слышал о битве при Трафальгаре, и новости от Болито были встречены одновременно и оптимизмом, и разочарованием, поскольку он напомнил старшим офицерам, что, несмотря на победу, поражение Наполеона отнюдь не гарантировано. Солдаты, которые следуют в бой под флагом Болито, не в первый раз узнают, что смерть — единственный победитель.
1. «Во имя долга»
КАПИТАН ДАНИЭЛЬ ПОЛАНД, фрегат Его Британского Величества «Трукулент», потянулся и подавил зевок, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Когда он вцепился в палубный поручень, а смутные фигуры вокруг него обретали индивидуальность и статус, он смог принять гордость за это командование и то, как он сформировал свою роту в команду, которая будет подчиняться его желаниям и приказам, практически не требуя улучшений. Он командовал уже два года, но вступит в полноценную должность только через полгода. Тогда, и только тогда, он будет чувствовать себя в безопасности от катастрофы. Падение в немилость, досадная ошибка или непонимание донесений какого-нибудь старшего офицера – всё это могло сбросить его с лестницы повышения, а то и хуже. Но, став капитаном с такими же эполетами на плечах, он был не в силах сдвинуться с места. Он коротко улыбнулся. Только смерть или тяжёлое ранение могли это сделать. Вражеское железо не щадило надежд и амбиций своих жертв.
Он подошел к маленькому столику у трапа и поднял его брезентовый чехол, чтобы можно было рассмотреть бревно при свете небольшой лампы с абажуром.
Никто на шканцах не разговаривал с ним и не беспокоил его; каждый человек прекрасно знал о его присутствии, а спустя два года и о его привычках.
Пробегая глазами аккуратно написанные комментарии последних вахтенных офицеров, он почувствовал, как его корабль поднимается и погружается под ним, а брызги хлещут по открытой палубе, словно холодный град.
Через час всё изменится. Он снова почувствовал тот же укол гордости, осторожной гордости, ведь капитан Поланд не доверял никому и ничему, что могло бы вызвать недовольство начальства и, в свою очередь, навредить его планам. Но если ветер не ослабеет, они увидят берег Африки, мыс Доброй Надежды, возможно, с первыми лучами солнца.
Девятнадцать дней. Это был, пожалуй, самый быстрый переход, когда-либо совершённый королевским кораблём из Портсмута. Польша вспомнила Англию, которую они видели попавшей под шквал дождя, когда «Трукулент» прокладывал себе путь по Ла-Маншу в поисках открытых вод. Холодно. Дождливо. Нехватка продовольствия и вербовочные бригады.
Его взгляд задержался на дате. 1 февраля 1806 года. Возможно, в этом и заключался ответ. Англия всё ещё не оправилась от известия о Трафальгарской битве, произошедшей менее четырёх месяцев назад. Казалось, люди были больше потрясены смертью Нельсона, национального героя, чем сокрушительной победой над французским и испанским флотами.
Даже находясь на борту своего корабля, Поланд ощутил перемену, упадок морального духа офицеров и матросов. Трукулент даже не был в том же океане во время великого сражения, и, насколько ему было известно, никто из команды никогда не видел маленького адмирала. Это раздражало его, так же как он проклинал удачу, которая увела его корабль так далеко от сражения, которое могло принести лишь славу и награду. Для Поланда было типично не обратить внимания на ужасающие списки погибших и раненых после того памятного дня у мыса Трафальгар.
Он взглянул на бледный силуэт раздутого бизань-марселя. За ним была лишь тьма. Корабль избавился от тяжёлых парусов и сменил все паруса на бледную, лёгкую оснастку. Когда солнце снова озарит его, он станет прекрасным зрелищем. Он представил себе её быстрый путь на юг, с туманно-голубыми горами Марокко вдали, затем на юго-восток через экватор, с единственной высадкой на крошечном острове Святой Елены, всего лишь точкой на карте.
Неудивительно, что молодые офицеры молились о возможности получить командование фрегатом, где, освободившись от гнета флота и вмешательства того или иного адмирала, они становились сами себе хозяевами.
Он знал, что в его компании капитан был своего рода богом. Во многих случаях это было правдой. Он мог безнаказанно наказать или вознаградить любого на борту. Поланд считал себя справедливым и честным капитаном, но был достаточно благоразумен, чтобы понимать, что его скорее боялись, чем любили.
Каждый день он следил за тем, чтобы его люди не скучали. Ни один адмирал не стал бы придираться к его кораблю, будь то к его внешнему виду или к эффективности.
Его взгляд метнулся к световому люку каюты. В полумраке он уже стал чётче, а может, глаза к нему совсем привыкли. И на этом переходе ошибок не будет, особенно когда в капитанской каюте находится такой важный пассажир.
Пора было начинать. Он снова подошёл к перилам и встал, поставив одну ногу на трак привязанной девятифунтовой пушки.
Словно по волшебству, появился второй лейтенант корабля.
«Мистер Манро, вы можете собрать Афтергард через пятнадцать минут, когда мы прибудем на корабль».
Лейтенант притронулся к шляпе в темноте. «Есть, сэр».
Он говорил почти шепотом, как будто тоже думал о пассажире и о шуме сапог королевской морской пехоты над своей спальной каютой.
Польша раздраженно добавила: «И я не хочу никакой расхлябанности!»
Манро заметил, как штурман, уже занявший своё место у большого двойного штурвала, словно пожал плечами. Он, вероятно, подумал, что капитан осудит его, если тёмный горизонт будет таким же пустым, как и прежде.
Крепкая фигура переместилась к подветренной стороне палубы, и Поланд услышал, как он плеснул в море немного воды для бритья. Это был личный рулевой пассажира, влиятельный человек по имени Джон Олдей Первый, который, казалось, не уважал никого, кроме своего вице-адмирала. Поланд снова почувствовал раздражение – или, может быть, зависть? – подумал он.
о своём рулевом, умном и надёжном, о котором только можно мечтать, о том, кто не терпел глупостей от своей команды. Но он никогда не был другом, каким, судя по всему, был Олдэй.
Он попытался отмахнуться от этого. В любом случае, его рулевой был всего лишь рядовым матросом.
Он резко сказал: «Вице-адмирал, судя по всему, уже на ногах. Вызовите постовой стражи, а затем соедините руки с подтяжками».
Первый лейтенант Уильямс вбежал по трапу и попытался застегнуть пальто и поправить шляпу, когда увидел, что капитан уже на палубе.
«Доброе утро, сэр!»
Польша холодно ответила: «Лучше бы так и было!»
Лейтенанты переглянулись и поморщились за его спиной. Поланд обычно был реалистом в общении с народом, но у него было мало чувства юмора, и, как однажды заметил Уильямс, он делил своё руководство поровну между Библией и Военным кодексом.
Между палубами пронзительно раздавались крики, и вахтенные внизу с грохотом отдавались по сверкающему настилу. Каждый торопился к своему привычному посту, где стояли младшие офицеры со списками, а боцманы ждали, чтобы «стартовать» любого отстающего концом веревки или ротанговой палкой. Все они понимали важность человека, который носил свою репутацию, как плащ, и большую часть оживлённого перехода оставался на корме, в каюте «Поланда».
