Сегрейв услышал, как Болито сказал: «Мистер Джулиан, сегодня вы должны быть капитаном!»

Высокий капитан широко улыбнулся: «Я уже чувствую себя по-другому, сэр Ричард!»

Сегрейв чувствовал, что его дыхание и сердцебиение стабилизировались. Он должен принять это, как и они.

Болито так же непринужденно добавил: «Я знаю, что наши датские коллеги одеваются несколько сдержаннее, чем мы, но мне кажется, шляпа может иметь решающее значение».

Еще больше ухмылок появилось, когда Джулиан сначала примерил треуголку Кина, а затем Болито, которая подошла ему идеально.

Болито оглядел квартердек, и Сигрейв напрягся, когда серые глаза на мгновение остановились на нём. «Ожидание окончено. Приготовьтесь!»

Сигрейв снова взглянул на противника. Второй крупный корабль, двухпалубный, шёл по ветру, меняя галс, флаги то поднимались, то исчезали на реях, обмениваясь сигналами со своим командиром. Он собирался противостоять «Никатору», который шёл на всех парусах, словно пытаясь отразить атаку на свою «добычу».

Кин посмотрел на свой бывший корабль и пробормотал: «Она была хорошей старушкой». Так и было.

Сигрейв вздрогнул, когда резкий голос первого лейтенанта ворвался в его мысли.

«Нижняя орудийная палуба, мистер Сегрейв! Доложите третьему лейтенанту!» Он обвёл взглядом тёмную палубу. «Этот чёртов Винсент уже должен был быть здесь! Передайте ему, что он мне нужен, если увидите!» Его взгляд упал на Сегрейва, и, возможно, что-то из старых воспоминаний заставило его сказать: «Полегче, молодой человек. Сегодня люди умрут, но только по собственному желанию». Его суровое лицо расплылось в улыбке. «Вы доказали свою состоятельность — ваша очередь ещё не настала!»

Сегрейв подбежал к лестнице и вдруг вспомнил грубую доброту, проявленную к нему в Миранде Тьяке перед тем, как её разорвало на куски. Он стал на год старше. С тех пор он прожил целую жизнь.

Он остановился, чтобы бросить последний взгляд, прежде чем скрыться во тьме корпуса. Запечатлённая сцена, которую он никогда не забудет. Болито, его рубашка с жабо развевается на свежем ветру, одна рука на старом мече, рулевой сразу за ним. Кин, Дженур, Бозанкет, помощники капитана и матросы, теперь стали людьми, более реальными, чем те, кого он знал дома.

Обернувшись, он почувствовал, как во рту пересохло. За трапом левого борта висел одинокий флаг, словно копьё над рыцарем в доспехах из одной из его старых книжек.

Совсем близко. Он знал, что это была фок-мачта вражеского корабля.

Кто-то крикнул: «Она взбунтовалась! Она хочет говорить!» Не последовало ни вызывающего ответа, ни иронических насмешек, которые он слышал от моряков, попавших в беду. Это было похоже на одиночный звериный рык, словно корабль говорил за них.

Он обнаружил, что спешит вниз, палуба за палубой, лестница за лестницей, мимо бдительных морских часовых, которые не пускали людей вниз, и юнг, которые бежали со свежим порохом для орудий, из которых еще не стреляли.

Он увидел мичмана, съежившегося возле запаса клиньев и пробок плотника, и понял, что это Винсент.

Он сказал: «Господин Казалет хочет видеть вас на палубе!»

Винсент словно съежился среди кучи ремонтного оборудования и прорыдал: «Уходи, черт тебя побери! Надеюсь, они тебя убьют!»

Сегрейв поспешил дальше, потрясённый увиденным больше всего. Винсент был готов. Он даже не начал.

Нижняя орудийная палуба была погружена в полную темноту, и всё же Сегрейв чувствовал толпу людей, сгрудившихся там. Кое-где лучи солнца проникали сквозь орудийные порты, касаясь обнажённого, потного плеча или пары белых, пристально смотрящих, как у слепого, глаз.

Здесь командовал Флеминг, третий лейтенант. Это была главная артиллерийская мощь «Чёрного принца», где двадцать восемь 32-фунтовых орудий и их расчёты жили, тренировались и ждали этого момента.

Флеминг был высоким мужчиной и сидел, пригнувшись, прижавшись лицом к массивному корпусу у первого дивизиона орудий. Только взглянув внутрь, Сегрейв увидел небольшой круглый наблюдательный иллюминатор, размером не больше матросской миски, через который лейтенант мог раньше всех остальных заметить приближение противника.

«Сегрейв? Оставайтесь со мной». Голос у него был отрывистый, резкий. Обычно он был одним из самых покладистых лейтенантов. «Помощник артиллериста! Позаботьтесь о мистере Сегрейве!» Он отпустил его и вернулся к своему маленькому иллюминатору.

Глаза Сегрейва привыкали к темноте, и он мог видеть отдельные орудия, стоявшие ближе всего к нему, черные казенные части, покоившиеся на окрашенных в темно-коричневый цвет грузовиках, людей, столпившихся вокруг них, словно на какой-то странной церемонии, их спины блестели, как сталь.

Помощник стрелка сказал: «Эй, мистер Сигрейв». Он сунул ему в руки два пистолета. «Оба заряжены. Просто взводи курок и стреляй, понял?»

Сигрейв уставился на закрытые орудийные иллюминаторы. Неужели враг ворвётся сюда? В сам корабль?

Друг стрелка ушел, и Сигрейв вздрогнул, когда кто-то коснулся его ноги и пробормотал: «Пришел посмотреть, как живут бедняки, мистер Сигрейв?»

Сегрейв схватился за пистолет. Это был человек, которого он спас от порки, тот самый, которого Винсент в этот момент обнаружил в трюме под ними.

Он воскликнул: «Джим Фитток! Я не знал, что это ваша станция!»

Раздался рычащий голос: «Тишина на орудийной палубе!»

Фитток усмехнулся: «Ты что, получил свои вещи?»

Сегрейв засунул их за пояс. «Им не позволят подойти так близко!»

Фитток кивнул своим товарищам по другую сторону огромного тридцатидвухфунтового орудия. Это означало, что с этим молодым офицером всё в порядке. Причины были излишни.

«Ага, мы разберёмся с этими мерзавцами после того, что они натворили!» Он увидел, как луч солнца отразился от одного из пистолетов, и горько улыбнулся. Как он мог объяснить такому невинному человеку, что пистолеты предназначены для того, чтобы стрелять в любого бедолагу, который попытается убежать, когда начнётся бойня?

Раздался пронзительный свист, и с трапа раздался голос: «Правый поворот, сэр!»

Кто-то прорычал: «Она так близко, да?» Ганшпайки заскрежетали по палубе, чтобы переместить орудия под более крутой угол; этот дивизион будет вести огонь прямо с левого борта.

Лейтенант Флеминг выхватил свой анкер. «Готовьтесь, ребята!» Он всматривался в темноту, словно видел каждого из своих людей. «Нам кричали, чтобы мы ложились в дрейф!» Его голос звучал дико. «Все отлично и дружелюбно!» Когда он снова повернулся, чтобы посмотреть в иллюминатор, солнечный свет, который защищал его лицо от темноты, словно маска, исчез. Словно огромная рука закрыла иллюминатор, словно ставня.

Фитток прошипел: «Держитесь с нами!»

Сигрейв больше ничего не слышал, так как раздался пронзительный свист и Флеминг закричал: «Откройте иллюминаторы! Выбегайте!»

Воздух наполнился скрипом траков, когда моряки, набросившись на тали, вели огромные, громоздкие орудия к ожидающему солнцу. Командиры орудий приседали, ослабляя спусковые тросы, и лица, глаза, руки выражали разные чувства ненависти и молитвы, пока они съеживались в ожидании приказа; всё это походило на огромную незавершённую картину.

Сигрейв с недоверием смотрел на высокую носовую часть и богато украшенную позолоченную резьбу — высокий борт корабля уже был покрыт дымом от бомбардировок и завоеваний.

Будто застыл во времени. Ни голоса, ни движения, словно корабль тоже пострадал.

Вешалка Флеминга взмахнула. «Огонь!»

Пока каждое орудие шаталось, чтобы его схватили, вытерли губкой и перезарядили единственным известным им способом, Сегрейв стоял, задыхаясь и блеванув, дым клубился вокруг него, затмевая всё. И всё же он был там. Застыл в его сознании. Ряды вражеских орудий, направленных на него, некоторые с людьми, выглядывающими из-за них, наблюдающими за очередной добычей, пока огромная железная глыба не врезалась в них с расстояния менее пятидесяти ярдов.

Корабль качало, когда палуба за палубой по дымной воде разносился залп с борта. Матросы кричали и ругались, наперегонки выхватывая орудия и поднимая руки в клубах порохового дыма.