Болито наблюдал, как солнечный свет отражается от падающих парусов и целого участка грот-мачты судна. В тишине и близости мощной линзы ему почти казалось, что он слышит это. Большой фрегат, пушка к пушке, ровня «Неукротимому», но беспомощный против моря и этого беспощадного разрушения наверху и внизу. Шлюпки уже были заполнены или наполовину заполнены военнослужащими в синей форме, их оружие и снаряжение пришли в полный беспорядок, когда им открылась правда.

Болито сказал: «Приготовиться к атаке по правому борту, капитан Тайак». Он едва узнал свой голос. Ровный, жёсткий и бесстрастный. Кто-то другой.

Добени крикнул: «Правая батарея! Кончились!»

Длинные двадцатичетырехфунтовые орудия с грохотом приближались к своим портам и проходили через них, их капитаны подавали сигналы руками лишь для того, чтобы избежать путаницы. Словно учебная тревога, одна из многих. Здесь гандшпайк, или люди напрягали тали, чтобы поднять дуло ещё на несколько дюймов.

Другой корабль слегка развернулся, его обломки тянулись рядом, а прилив продолжал отступать, и он выбросился на берег, словно раненый кит.

Руль снова повернулся, а Йорк повернулся, чтобы посмотреть на землю и на течение, чувствуя, если не видя, опасность для своего корабля.

«Курс на север, на восток, сэр!»

Болито сказал: «Один шанс, капитан Тайак. Два бортовых залпа, три, если сможете». Их взгляды встретились. Время и расстояние.

Мичман Эссекс резко обернулся, словно его ранили, и крикнул: «Наши корабли здесь, сэр!» Он взмахнул шляпой, а далёкие выстрелы пронеслись по морю, словно приглушённый гром. Затем он понял, что только что крикнул своему адмиралу, опустил глаза и покраснел.

«На подъём!»

Болито посмотрел вдоль правого борта, на командиров орудий с натянутыми спусковыми крючками, на аварийные фитильки, развевающиеся на ветру, словно благовония в храме.

Добени у грот-мачты, с саблей на плече, Филипп Протеро, четвёртый лейтенант, стоял впереди с первым дивизионом орудий. А здесь, на квартердеке, новоиспечённый лейтенант, Блайт, смотрел на каждого присевшего матроса, словно ожидая мятежа. Сев на мель, корабль медленно приближался к траверзу, барахтающиеся шлюпки внезапно затихли, когда неохотно падающий солнечный свет отбрасывал на воду паруса «Неукротимого» пятнами живой тени.

Добени поднял меч. «Как понесёт!»

Лейтенант Протеро взглянул на корму и крикнул: «Огонь!»

Отдел за отделением, орудия грохотали над водой, каждое двадцатичетырехфунтовое орудие бросалось на борт, чтобы его схватили и избили, словно дикого зверя.

Болито показалось, будто он увидел, как ударная волна от бортового залпа пронеслась по воде, прорезая проход, словно адская коса. Когда первые заряды сдвоенных зарядов и дополнительный заряд картечи врезались в шлюпки и взорвались на беспомощном судне, люди Протеро уже протирали свои орудия, выискивая горящие остатки червями, прежде чем забивать новые заряды и ядра.

Последними открыли огонь орудия шканца, и голос Блайта почти сорвался на крик: «Гинея за первое орудие, говорю! Гинея!»

Болито наблюдал за всем этим со странным оцепенением. Казалось, даже сердце у него остановилось. Тьяке хорошо их тренировал: три выстрела каждые две минуты. Ещё будет время для третьего бортового залпа, прежде чем они развернутся, чтобы не сесть на мель, как подбитый американец.

Тьяке тоже наблюдал, вспоминая. Цель! Готов! Огонь! Учения, всегда учения. Рабы орудий, которые теперь вознаграждали его за тяжёлый труд.

Раздался пронзительный свисток. «Готов, сэр!»

"Огонь!"

Лодки и обломки лодок, солдаты в форме барахтались в воде, их крики заглушались, когда оружие и рюкзаки несли их на дно, навстречу лютому холоду. Те, кто сумел добраться до борта, еле добирались до знакомого безопасного места, но тут же были сметены следующим прицельным залпом. Американец был обожжён и изранен тяжестью железа, но больше всего впечатляла кровь. На корпусе и на борту, где даже вода отливала розовым на солнце.

В коротком затишье Болито услышал, как Олдэй сказал: «Если бы они были первыми, сэр, они бы не дали нам пощады». Он обращался к Эвери, но его ответ потонул в грохоте канонады.

За пределами этой безжалостной арены смерти шла другая битва. Корабль против корабля, или двое против одного, если перевес был превосходящим. Никакой боевой линии, только корабль против корабля. Человек против человека.

Йорк хрипло сказал: «Белый флаг, сэр! Им конец!»

Правда это или нет, они никогда не узнают, потому что в этот момент третий и последний залп обрушился на другой корабль, навсегда уничтожив разрозненные остатки плана, который мог бы оказаться успешным.

Пока люди, шатаясь, отступали от орудий «Неукротимого» и бежали к брасам и фалам, откликаясь на скоманды развернуть корабль и дать ему по ветру, Болито бросил последний взгляд на врага. Но даже белый флаг исчез в дыму.

Добени вложил меч в ножны, его глаза покраснели и заблестели.

«Чивэлрус подал сигнал, сэр. Противник прекратил бой». Он посмотрел на свою руку, словно проверяя, не дрожит ли она. «Они сделали то, зачем пришли».

Тьяк оторвал взгляд от хлопающих парусов, пока его корабль степенно поворачивал против ветра; вымпел на мачте соперничал с крестом Святого Георгия Болито, развеваясь на противоположном борту.

Он резко сказал: «И мы тоже, мистер Добени!»

Болито передал телескоп Эссексу. «Спасибо». Затем обратился к Тайке: «Общий сигнал, будьте любезны. Прекратите бой. Доложите о потерях и повреждениях». Он посмотрел на высокого сигнального мичмана. «И, мистер Карлтон, запомните это как следует и напишите полностью. Ваш дар — храбрость».

Эвери поспешил на помощь группе связистов, но, оказавшись среди них, остановился, боясь что-либо пропустить. Голова у него все еще кружилась от грохота орудий и наступившей тишины.

Болито говорил Тайаке: «Таситурн примет командование и поведёт наши корабли в Галифакс. Боюсь, сегодня мы потеряли нескольких хороших людей».

Он услышал тихий ответ Тьяке: «Мы могли бы потерять гораздо больше, сэр Ричард». Он попытался смягчить тон. «По крайней мере, этот проклятый ренегат в своём «Возмездии» не явился».

Болито промолчал. Он смотрел через квартал на далёкий дым, похожий на пятно на картине.

Эйвери отвернулся. Дар храбрости. Наш Нел оценил бы это. Он взял грифельную доску и карандаш из дрожащих рук Карлтона.

"Разрешите."

Тьякке сказал: «Могу ли я изменить галс и вернуть шлюпки, сэр Ричард?»

«Ещё нет, Джеймс». Его глаза были мрачными. Холодными, как то рассветное небо. Он посмотрел вверх, на сигнал к бою. «Боюсь, мы ещё не закончили».

17. Величайшая награда

КАПИТАН Адам Болито снял плащ и передал его денщику, который тщательно встряхнул его перед тем, как унести. Дождь начался внезапно, словно шквал на море, и капли были твёрдыми и холодными, почти льдом.

Адам подошёл к окну и вытер влагу рукой. Гавань Галифакса была полна судов, но он едва взглянул на стоявшие на якоре суда, пока его вытаскивали на берег на гиче. Он никак не мог к этому привыкнуть, смириться с необходимостью сходить на берег, чтобы увидеть своего адмирала.

Кин передал, что ему нужно поговорить с ним как можно скорее, хотя при обычных обстоятельствах они могли бы встретиться на корме, в большой каюте «Валькирии».

Он подумал о Джоне Уркхарте, ныне исполняющем обязанности капитана злополучного «Жнеца». Возможно, вызов Кина пришёлся как нельзя кстати. Уркхарт был с ним в каюте, готовясь отбыть, чтобы принять командование «Жнецом», и их прощание, а также значимость момента тронули Адама сильнее, чем он мог себе представить. Он знал, что видел себя, хотя был гораздо моложе, когда ему предложили первый корабль. Но чувства – благодарность, восторг, нервозность, сожаление – были прежними. Уркхарт сказал: «Я не забуду, что вы для меня сделали, сэр. Я постараюсь использовать свой опыт по максимуму».