Все остальное заглушал пронзительный свист и скрип блоков, когда огромные орудия вынимались из казенных частей, а их расчеты готовились к заряжанию.

Он знал, что некоторые из телохранителей видели, как он надел новую шляпу, которую они с Кэтрин купили вместе на Сент-Джеймс-стрит: он забыл сказать ей о своём повышении, и она была благодарна ему за это. Несколько матросов закричали «ура», и он прикоснулся к ним шляпой. Но Тайак видел страдание на суровом лице Олдэя и понимал, чего ему стоил этот жест.

Тьяке отошёл, наблюдая за привычными приготовлениями, но не видя их по-настоящему. Вслух он произнёс: «И победа будет за тобой, несмотря ни на что!»

Болито подошел к гакаборту, где Олдэй прикрывал глаза, чтобы заглянуть за корму.

Словно перья на мерцающем горизонте, появились ещё два корабля эскадры, их капитаны, несомненно, обрадовались, что рассвет снова свёл их вместе. Меньшим из двух фрегатов был «Уайлдфайр», двадцативосьмипушечный. Болито представил себе её капитана, смуглого мужчину, отдающего приказы марсовым матросам поставить больше парусов, сколько она сможет нести. Морган Прайс, такой же суровый и валлийский, как и его имя, никогда не нуждался в рупоре, даже в самый штормовой момент.

Олдэй сказал: «Это больше похоже на правду, сэр Ричард».

Болито взглянул на него. Олдэй не беспокоился о других кораблях. Как и некоторые другие на квартердеке, он наблюдал, как скопление шлюпок всё дальше и дальше отходило за корму, дрейфуя к брезентовому морскому якорю, чтобы их подобрать после боя. Это была необходимая мера предосторожности перед боем, чтобы избежать риска дополнительных ранений осколками. Но для Олдэя, как и для всех моряков, шлюпки представляли собой последний шанс на выживание в случае худшего. Точно так же, как их присутствие на палубе могло бы заставить испуганных людей забыть о верности и дисциплине и использовать их как спасение.

Болито сказал: «Принеси мне стакан, пожалуйста».

Когда Олдэй отправился выбирать подходящий телескоп, он уставился на далёкий фрегат. Затем он прикрыл неповреждённый глаз и подождал, пока бледные марсели запотеют или совсем исчезнут. Но этого не произошло. Капли, которые дал хирург, кое-как помогали, хотя при первом применении щипали, как крапива. Яркость, цвет; даже на поверхности моря появились отдельные гребни и впадины.

Целый день ждал с телескопом. «Смело устанавливайте, сэр Ричард?»

Болито мягко сказал: «Ты слишком много волнуешься».

Весь день смеялся, испытывая облегчение и удовлетворение.

«Сюда, мистер Эссекс!»

Болито подождал, пока мичман подойдет к нему, и сказал: «Теперь посмотрим!»

Он положил тяжёлый подзорную трубу на плечо юноши и осторожно направил её по правому борту. Из-за облаков и пронизывающего ветра выглянуло ясное утро: зима здесь наступит рано. Он почувствовал, как плечо молодого мичмана слегка дрожит. Холод; волнение; это точно не страх. Пока нет. Он был живым, умным юношей, и даже он думал о том дне, когда будет готов к экзамену и повышению. Ещё один юноша в офицерской форме.

По крайней мере, три корабля, остальных пока не было видно. Почти боусон, их паруса были наклонены, когда они круто лавировали против ветра. Далеко за ними виднелось фиолетовое пятно, похожее на упавшее облако. Он представил себе карту Йорка, его замысловатый почерк в судовом журнале. Остров Гранд-Манан, страж входа в залив. Американец будет вдвойне осознавать опасность здесь: находясь на подветренном берегу, он будет сталкиваться с отмелями, которые станут дополнительной угрозой, когда прилив начнется.

Он напрягся и ждал, пока дыхание мичмана выровняется; или, возможно, он затаил дыхание, прекрасно осознавая свою особую ответственность.

Четвертый корабль, луч нового солнечного света, отделяющий его от остальных, резко оживляет его в мощной линзе.

Он знал, что Тьяк и Йорк наблюдают за ним, взвешивая шансы.

Болито сказал: «Четвёртый корабль буксирует лодки. Флагманский лейтенант не ошибся».

Он услышал смех Эвери, когда Тайак заметил: «Это существенная перемена, сэр!»

Болито с грохотом закрыл стекло и посмотрел на мичмана сверху вниз. У него были веснушки, как когда-то у Бетюна. Он вспомнил оценку Херрика. Выскочка.

«Спасибо, мистер Эссекс». Он снова подошёл к поручню. «Подведите его ближе к ветру, Джеймс. Я намерен атаковать буксирное судно, прежде чем оно успеет отцепить шлюпки. Полноценно или пусто — сейчас неважно. Мы можем помешать им высадиться, и через час будет слишком поздно».

Тьякке подозвал старшего лейтенанта. «Приготовьтесь изменить курс». Вопросительный взгляд на штурмана. «Что скажешь, Айзек?»

Йорк прищурился, глядя на руля и бизань-марсель за ним. «Северо-восток через восток». Он покачал головой, когда пик руля с большим белым флагом, развевающимся на нём почти на траверзе, шумно захлопал. «Нет, сэр. Думаю, она выдержит только северо-восток».

Болито слушал, тронутый близостью этих людей. Командование Тьяке малыми кораблями оставило свой след, а может быть, и всегда.

Он прикрыл глаза рукой, чтобы наблюдать за медленной реакцией корабля, длинный утлегарь двигался, словно указатель, пока вражеские корабли не стали слегка скользить с носа на нос.

«Спокойно, сэр! Курс на северо-восток!»

Болито смотрел, как паруса вздуваются и дрожат, чувствуя себя неуютно под таким ветром. Это был единственный выход. Только «Неукротимая» обладала достаточной огневой мощью, чтобы сделать это одной атакой. «Чивальрус» был слишком мал, остальные слишком далеко. Скоро у них появится шанс.

Эйвери прижал руки к телу, стараясь не дрожать. Воздух был всё ещё резким, и усиливающийся солнечный свет, окрашивавший рябь на воде в грязно-золотистый цвет, казался ложью.

Он видел, как Олдэй осматривается, его взгляд ищет: человек, который видел это уже много раз. Он изучал открытый квартердек, морских пехотинцев в алых мундирах с их офицером Дэвидом Мерриком. Орудийные расчёты и рулевых, которых теперь было четверо, с помощником капитана рядом с ними. Тьяк стоял отдельно от остальных, засунув руки под фалды фрака, и адмирал, который что-то объяснял мичману Эссексу. Что-то, что он запомнит, если выживет.

Эйвери сглотнул, осознав, что увидел. Эллдэй, вероятно, более опытный, чем любой другой человек на борту, выискивал слабые места и опасные точки. Мимо плотно натянутых сеток гамака, к грот-марсу, где над баррикадой виднелись ещё более алые мундиры. Где мог оказаться вражеский боевой марс, если бы тот оказался достаточно близко. Он подумал о снайперах, которые, как говорили, в основном были из глуши и жили своим мастерством владения мушкетом. Эйвери похолодел от этой мысли. Вот только эти стрелки будут вооружены новыми, более точными винтовками.

Так вот в чём, стало быть, причина беспокойства Аллдея? Из-за жеста Болито, шляпы с ярким золотым галуном и всего того, что она значила и могла значить в момент истины. Говорили, что Нельсон отказался снять награды перед своим последним боем и приказал прикрыть их, прежде чем его снесли вниз, с простреленным позвоночником, когда жизнь уже ускользала. Ещё один смелый и печальный жест. Чтобы его люди не узнали, что их адмирал пал, покинул их до того, как исход битвы был решён.

Это было ясно по простому лицу Олдэя, и когда их взгляды встретились над палубой, покрытой брызгами, им обоим не потребовались слова.

«Палуба там! Лодки пришвартованы!»

Болито сжал кулаки, его лицо вдруг не смогло скрыть тревогу.

Эйвери знал, догадался ещё с того момента, как Болито упомянул о первостепенной важности лодок. Несмотря на риск и очевидную вероятность провала, он думал об альтернативе: «Неукротимому» придётся стрелять по лодкам, полным беспомощных людей, неспособных пошевелить пальцем, чтобы защитить себя. Было ли это частью разницы в ходе этой войны? Или дело было лишь в человечности одного человека?

Тьяке крикнул: «Что-то не так, сэр!»

У Йорка был телескоп. «Янки сел на мель, сэр!» — в его голосе слышалось удивление, словно он был там и разделял катастрофу.