Болито взглянул на своих спутников. Кин и Адам были его гардемаринами и познали все опасности и награды на пути к повышению. Де Курси внимательно слушал, но выражение его лица было лишено понимания. Джеймс Тайак откинулся назад в тени, словно пытаясь скрыть лицо, но его руки, лежавшие на коленях, были очень напряжены, сцеплены вместе, словно он тоже готовился к неизбежному. Как и те другие, кто будет ждать: около девяноста душ, чьи страдания под руководством садистского капитана вскоре будут стерты во имя справедливости.

Он видел, как Адам смотрит на него немигающим взглядом, с искаженным лицом, словно страдая от боли. Но Болито знал, что эта боль глубже, чем просто телесные раны: он вновь переживал потерю корабля, как флаг опускался, пока он лежал там, где упал, в тот кровавый день. Он вспоминал тех, кто сражался и погиб по его приказу. Людей, которые, как справедливо заметил Херрик, никогда не знали свободы сомневаться или оспаривать приказы.

Он подумал, что Адам, должно быть, вспоминал их долгие разговоры, в которых каждый извлекал пользу из опыта другого. Он был упрям и импульсивен, но его любовь никогда не подвергалась сомнению, и он всегда заботился о человеке, которому предстояло подписать ордера на повешение или, в лучшем случае, подвергнуть порке, чтобы совершить нечто бесчеловечное.

Болито коснулся медальона под чистой рубашкой, которую он носил, и ему показалось, что он увидел понимание на лице Адама.

Херрик говорил: «К счастью, американцы — нация сорок. Они не спешат выбрасывать вещи, которые могут когда-нибудь представлять исторический интерес». Он жестом указал на клерка и подождал, пока тот откроет большой том в холщовой обложке.

Херрик без всякого выражения продолжил: «Книга наказаний Жнеца. В ней содержится более пятисот письменных отчетов и предсмертных заявлений. Этот капитан недолго командовал и впервые находился на активной службе, и всё же эта книга читается как глава из самого Ада».

Болито почти ощутил внезапное напряжение Тьяке. Ему хотелось высказаться. Но Херрик знал по себе, какой может быть тирания на квартердеке: Болито стал его капитаном на «Паларопе» много лет назад только потому, что предыдущего капитана сняли. Ещё один тиран.

«Вернёмся в тот день, джентльмены. Мятеж, который, как мы теперь знаем, был вдохновлён и поддержан американцами, поднявшимися на борт этого злополучного судна. Конечно, были зачинщики, но без американской помощи и присутствия, кто мог бы поклясться, что произошло бы на самом деле?» Он заглянул в свои бумаги, как, должно быть, делал каждый день с момента прибытия в Галифакс. «Месть — страшная болезнь, но в данном случае она, вероятно, была неизбежна. Мы знаем, что капитан «Рипера» погиб в результате порки, полученной в тот день». Он резко поднял взгляд, его взгляд был твёрдым. «Я знал, как простые моряки погибали даже от узаконенной порки. Мы не должны позволить этому деянию затмить или развеять истинное дело».

Два армейских офицера прошли мимо закрытых дверей, и их громкий смех тут же стих, когда они поняли, что происходит внутри. Херрик нахмурился. «Эти наблюдения есть в моём личном отчёте, который будет представлен Их Светлостям». Его взгляд метнулся к Болито. «Когда меня здесь не будет».

Фрегат «Уэйкфул» пополнял запасы и воду, когда его вытащили на берег. Выполнив свою работу на этой станции, он должен был быстро вернуться в Англию за новыми приказами. Херрик снова будет на нём. Его «развлекают».

Херрик взглянул на стакан с водой, но, по-видимому, отверг эту идею. «Моё взвешенное заключение по этому злосчастному делу таково: двух зачинщиков, Алика Нисбета, главного штурмана, и Гарри Рэмси, грот-марсового матроса и матроса, арестовать с рекомендацией о максимальном наказании».

Болито видел, как Адам сжимает кулаки, пока костяшки пальцев не высохли от крови под загорелой кожей. Он слышал о человеке по имени Рамси, когда-то служившем на Анемоне, чья изуродованная спина была живым доказательством судовой книги наказаний. Другой человек стал сюрпризом: мастер над оружием был символом дисциплины и, при необходимости, наказания на борту любого королевского корабля, и его обычно за это ненавидели.

А теперь остальное. Он хотел встать и выступить от имени людей, которых он даже не знал, но это разрушило бы ту слабую надежду, которая у них ещё оставалась.

Херрик продолжил: «Мои дальнейшие указания заключаются в том, чтобы все остальные моряки и сухопутные войска, причастные к инциденту, были немедленно возвращены к своим обязанностям. Они достаточно настрадались, и всё же, когда их вызвали, они не стали, не смогли открыть огонь по кораблям этого флота, независимо от того, чего бы им стоил этот отказ».

Тьяк воскликнул: «Чёрт возьми! Они распнут его, когда он вернётся в Лондон!» Он повернулся и посмотрел на Болито, и в его глазах отразилось редкое чувство. «Я бы никогда в это не поверил!»

Херрик, не меняя выражения лица, сказал: «Я буду настаивать на немедленном назначении нового капитана на «Жнец». Он взглянул на Болито, затем на Кина. «Эта ответственность лежит на тебе».

Кин встал. «Мой флагманский капитан уже предложил кандидатуру такого офицера для повышения, сэр. Лейтенант Джон Уркхарт». Он помолчал. «Я поддержу, сэр».

Херрик спросил: «Ты сможешь обойтись без него?»

Кин посмотрел на Адама, который сделал жест согласия и сказал: «Мы так и сделаем, сэр».

Херрик подозвал клерка и майора морской пехоты.

«Подпишите после моей подписи». Он выпрямился и поморщился. «Готово». Затем он коротко добавил: «Я хочу поговорить с сэром Ричардом Болито. Наедине».

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем остальные вышли, и в комнате воцарилась тишина.

Болито сказал: «Ты сделал это для меня, Томас».

Херрик сказал: «Я бы с удовольствием выпил стаканчик… «мокрого», как называет его этот негодяй Олдей». Затем он поднял на него взгляд, ища что-то и найдя. «Мне нечего терять, Ричард. Мой флаг больше никогда не будет развеваться после этого последнего перехода. Может быть, мы ещё встретимся, но думаю, что нет. Флот — это семья, ты сам часто это говорил. Освободившись от него, ты становишься обычным, как корабль, поставленный на прикол».

По двору у ворот шумно процокала лошадь, и Болито вдруг вспомнил Кэтрин и её Тамару. Как он ей расскажет, как опишет всё, что сказал и выбросил Херрик…

Херрик направился к дверям, сгорбившись, его лицо ясно отражало боль от раны. Он сказал: «Тебе есть что терять, как и всем этим забытым Богом душам, которые зависят от тебя, и таким, как ты». Он с горечью добавил: «Хотя я пока ни одного не встречал!»

Невидимая рука открыла двери, и Болито увидел Эвери, ожидающего его, его карие глаза перемещались между ними, пытаясь понять.

«К нам пришёл посланник с наблюдательного поста, сэр Ричард. Бриг «Уизл» входит в гавань. Он передал сигнал, что американские суда вышли из Бостона вместе с другими из Нью-Йорка. Они направляются на северо-восток».

Болито тихо сказал: «Итак, они выходят. Передай капитану Тайке, Джордж. Я буду на борту, как только смогу». Эйвери поспешил уйти, но неуверенно остановился и посмотрел на них.

Херрик сказал: «Слушайте! Аплодисменты! Откуда они могли знать?»

Они вместе спустились по ступенькам, а ликование разносилось по гавани, словно один громкий голос.

Болито сказал: «Они всегда знают, Томас. Семья, помнишь?»

Херрик оглянулся в сторону казарм, и его взгляд внезапно стал крайне усталым.

«Береги себя, Ричард», — он коснулся его рукава. «Я подниму за тебя бокал, когда этот юный щенок поднимет якорь и отправится в Англию!»

На причале они увидели Олдэя, стоящего у руля адмиральской баржи, а команда, собравшаяся на трапе, широко улыбалась. Их места заняли офицеры, трое из которых были капитанами, включая Адама.

Херрик протянул руку Тьяке. «Это ваша работа, я полагаю, сэр?»

Тьяке не улыбнулся. «Всё, что мы могли сделать в такой короткий срок».

Болито последовал за ним вниз по лестнице, вспоминая слова Тьяке: «Они его распнут». Но Херрик настоял на своём. Возможно, этот «проклятый маленький выскочка» Бетюн воспользовался своим влиянием. Он знал человека, которому служил мичманом, лучше многих, и, возможно, пытался помочь ему хитрыми способами.