«Я тот, кого вы помните, мистер Эйвери?»

Она снова его дразнила. Или нет.

Он понизил голос. «Точно так, как я помню».

Она отвернулась. Музыка стихла, и люди встали и зааплодировали: кто-то, как ему показалось, от удовольствия, кто-то с облегчением, что всё закончилось.

Акт милосердия. Эйвери окинул взглядом роскошные платья, стильные прически, мужчин, улыбающихся при появлении первых подносов с вином. Он задумался, какая часть коллекции попадёт в матросский госпиталь, и был потрясён собственным цинизмом.

Он остался у колонны и взял кубок вина у проходившего мимо лакея. Она двигалась среди гостей без колебаний и колебаний. Он услышал её смех и увидел, как двое солдат лучезарно улыбались ей.

Он отступил назад, когда одинокий моряк в форме, с дамой под руку, остановился, чтобы поговорить с леди Милдмей, прежде чем направиться к двери. Сбежать.

Она снова была с ним, её взгляд блуждал по комнате. «Вам нравится, мистер Эйвери?»

«Этот офицер. Я его знаю».

«Вице-адмирал Бетюн. Да, он взошел, как яркая звезда». Казалось, это забавляло ее.

«А это была его жена». Она оказалась совсем не такой, как он ожидал. Возможно, его дезинформировали.

Она пристально смотрела на него. «Не его жена. Судя по тому, что мы слышали, его трудно в этом винить. Он очень привлекателен, если можно так выразиться, как женщина».

Некоторые уже уходили, исполнив свой долг. Она вдруг спросила: «Отозвали, говоришь? Когда вернёшься?» Она повернулась, улыбнулась и сделала реверанс крупному, краснолицему мужчине и его даме. «Как мило с вашей стороны, что вы пришли, ваша светлость!» И улыбка так же быстро исчезла. «Скажите мне».

Он пожал плечами. «Я присоединяюсь к эскадрилье сэра Ричарда Болито».

Она снова приложила руку к груди. Застигнутая врасплох, уже не такая сдержанная. «Америки? Война?»

Он улыбнулся. «Таковы правила моряков, мадам».

Она снова обернулась, когда ещё две женщины поднялись, чтобы уйти. Они улыбнулись, как старые подруги, но одна из них посмотрела прямо на Эйвери, и её взгляд был полон жёсткого любопытства.

Эйвери резко спросил: «И кто это был?»

Она сжала пальцы на его руке, то ли игнорируя, то ли не заботясь о последствиях.

«Это была жена вашего адмирала, леди Болито. Разве вы не знали?»

Эйвери покачал головой. «Это не мой мир». Он взглянул на дверь. «У меня есть дела, миледи. Я не хотел вас беспокоить. Это не входило в мои намерения». Он заметил внезапное сомнение в её глазах.

«У вас есть карета?»

«Я легко могу его получить. Я еду в «Челси».

Кто-то окликнул её, но она, казалось, не слышала. Она сказала: «Моя карета отвезёт вас туда, и с большим комфортом». Она крепче сжала его руку. «Пожалуйста». Больше никаких притворств. «Пожалуйста, оставайтесь».

«Я думаю, мы в неоплатном долгу перед леди Милдмей за ее очаровательное гостеприимство и преданность, с которой она всегда выполняла свою работу на благо тех, кому повезло меньше».

Она низко поклонилась, уверенно улыбаясь. Тень между грудями скрывала её самообладание.

Выпрямившись, она посмотрела ему прямо в глаза. «Джордж… пожалуйста, поезжай завтра».

Это было безумие. Но было и другое безумие, которое они все разделяли: грохот орудий, крики и ужас битвы. Как он мог объяснить, как выбраться из этого? Но она уже исчезла среди оставшихся гостей.

Эвери пробирался через дом, пока не нашел сад, который уже был в сумерках.

Ну, безумие. Да будет так.

Экипаж остановился на вершине небольшого холма, лошади топали по неровной дороге, не обращая внимания на свежий утренний воздух.

Болито повернулся к ней, держа ее руку под тяжелым плащом, и подумал о том, как время может бежать так быстро и беспощадно.

«Мы почти на месте, Кейт».

«Я знаю. Я помню».

Они могли бы проехать весь путь от Фалмута без остановок, но остановились на ночь в гостинице за пределами Лискеарда. Болито прекрасно понимал, как опасно опоздать на корабль из-за позднего прибытия или какого-нибудь несчастного случая в дороге: мысль о том, что прилив никого не ждёт, внушалась ему с тех пор, как он впервые вышел в море в двенадцать лет, а может быть, и раньше, ещё ребёнком, слушая отца и местных жителей, живших на море и за его счёт. Он также не хотел, чтобы Кэтрин путешествовала так далеко без короткой передышки.

Они рано ушли из «Головы турка»; ни один из них не хотел завтракать. Даже в таком маленьком местечке ему не удалось избежать собственной дурной славы. Люди ждали их у входа, махали руками и кричали, желая удачи и счастья. Кэтрин ответила, как всегда, хотя их доброта, должно быть, разбила ей сердце. Это случилось не на следующей неделе и не через неделю. Это случилось сегодня.

Остальные члены его «маленькой команды» уже были на борту: Эйвери, более замкнутый, чем обычно, после своего пребывания в Лондоне; Йовелл со своими книгами и Библией, как всегда невозмутимый; Оззард, который ничего не выдавал; и, конечно же, Олдей. Олдей искренне сожалел о том, что расстаётся с женой и ребёнком, но в этом было нечто большее: гордость или некое удовлетворение от того, что он всё ещё нужен и вернулся к тому, что считал своей настоящей ролью в жизни.

Он проговорил с Кэтрин всю ночь. Корабль «Ройал Энтерпрайз» был транспортным судном, более быстрым, чем большинство торговых судов, и использовался для перевозки важных пассажиров в любой пункт назначения по указанию Их Светлостей. Путешествие должно было занять от трёх недель до месяца, если позволяла погода: капитаны таких судов обладали большим опытом и максимально использовали преобладающие ветры для беспрепятственного перехода. Так что к тому времени, как он вновь поднимет свой флаг над «Индомитаблем» в Галифаксе, в Корнуолле, возможно, уже наступила ранняя весна.

По крайней мере, у него будет Джеймс Тайк, а также Адам и Кин, которые его поддержат. А что же останется у неё?

Он рассказал ей о Белинде и её потребности в деньгах. Кэтрин знала или догадывалась.

Она воскликнула: «Нужно? Скорее, баловство! Я не позволю этой женщине беспокоить тебя, Ричард».

Когда на ночь в гостинице воцарилась тишина, они обнялись и разговаривали, пока отчаянная страсть не свела их вместе в последний раз.

Они услышали тихий разговор Мэтью с Фергюсоном. Фергюсон настоял на том, чтобы сопровождать их, и собирался сопроводить Кэтрин обратно в Фалмут, не доверяя её защите наёмному охраннику. Они с Мэтью остались в гостиной гостиницы, болтая и выпивая, пока наконец не отправились спать: Фергюсон – в одну из комнат, а Мэтью – спать рядом с лошадьми, как он всегда делал в дороге.

Кэтрин обернулась и снова посмотрела на него. «Помни, я всегда с тобой. Я буду часто писать тебе, чтобы ты знала, как всё выглядит в Фалмуте, у нас дома». Она коснулась пряди волос над его правым глазом; теперь она была почти белой, и она знала, что он её ненавидит. Она подумала, что причиной тому, должно быть, был жуткий шрам под ним; остальные его волосы были такими же чёрными, как и в тот день, когда она впервые его увидела.

Она пробормотала: «Так горжусь тобой, Ричард». Она опустила голову и ударила кулаком по сиденью. «Я не буду плакать. Мы так много пережили, и нам так повезло. Я не буду плакать».

Они решили, что им следует расстаться до того, как он присоединится к кораблю: это так отличалось от того раза, когда она взошла на борт «Неукротимого» и ее приветствовали матросы Тьяке, многие из которых с тех пор погибли в последнем бою с «Единством» Бира.

Но теперь, когда пришло время, мне было трудно думать о том, чтобы оставить ее.

Прочитав его мысли, она вдруг спросила: «Ричард, можно нам выйти на несколько минут?»

Они спустились, и он взял её за руку, пока её плащ развевался на ветру. Болито не нуждался в измерительных приборах: он знал это ощущение. Ветер моряка. «Королевский Энтерпрайз» тянул бы якорь, стремясь к отплытию. Он знал это всю свою жизнь, хотя и редко, будучи пассажиром.