Адам услышал свой ровный ответ: «Он предоставит тебе свободу управлять своим кораблём, как ты пожелаешь». Ему придётся к этому привыкнуть. Люди всегда захотят знать.

Он видел, как капрал морской пехоты что-то показывал Уитмаршу, а мальчик согласно кивал. Он был здесь. Но Адам лишь однажды заметил, как тот неуверенно взглянул на оживлённую палубу, где охранник выходил из строя, а руки возвращались к работе.

Хайд сказал: «Он выглядит подходящим парнем. Молодой, но мне часто так не хватает тел, что я бы вырвал их из рук матерей, если бы мог!»

Рядом стоял офицер, очевидно, первый лейтенант. Хайд сказал: «Я нужен, капитан Болито. Поговорим позже». Он улыбнулся и стал ещё моложе. «Для нас большая честь видеть вас на борту, хотя после трёх тысяч миль вы, возможно, почувствуете себя иначе». И он исчез.

Над головой снова раздались знакомые звуки: щебет боцманских позывных, «соловьи Спитхеда», топот босых ног и визг снастей, проходящих через блоки. Его мир, но не мой. Адам сидел на сундуке и оглядывал большую каюту, где ему предстояло жить и пытаться смириться с будущим с Кином.

Он слышал, как Уитмарш идет позади него, все еще очень осторожно чистя свои новые блестящие туфли с яркими пряжками.

Адам сказал: «В этом сундуке». Он бросил ему ключи. «Там есть коньяк». Он смотрел, как мальчик открывает сундук. Как и другие, он мог бы принадлежать кому-то незнакомому. Совершенно новый. Он вздохнул.

Джон Уитмарш тихо спросил: «Вам грустно, сэр?»

Он пристально посмотрел на мальчика. «Помнишь, что я сказал тебе на борту „Неукротимого“, когда попросил тебя пойти со мной?»

Он увидел, как тот прищурился. «Да, сэр. Вы сказали, что, когда нам грустно, мы должны вспоминать наш старый корабль и наших потерянных друзей».

Адам взял у него из рук чашку с коньяком. «Это так».

Мальчик с тревогой смотрел на него. «Но мы получим другой корабль, сэр!»

Его тронула сама простота этого решения. «Да. Мы так и сделаем, Джон Уитмарш».

Он посмотрел на кормовые окна, теперь покрытые солеными брызгами, похожими на иней.

«Но мысли будут всегда».

Мальчик не слышал его, а может быть, говорил сам с собой: он аккуратно распаковывал один из сундуков, как учил его Оззард. Он был доволен.

Адам встал. И я тоже должен встать. Другие зависят от меня. Этого должно быть достаточно.

Но когда он опустился на колени у ее могилы, он понял, что это не так.

Джордж Эйвери остановился, чтобы сориентироваться и переосмыслить свои действия. Когда он смотрел, как она уезжает в элегантном синем экипаже, ему следовало бы оставить это здесь, вернуть в прошлое, вместе со всеми остальными воспоминаниями и горьким опытом. Он вернулся на Джермин-стрит и прошёлся по ней взад-вперёд, просто чтобы вновь пробудить захватывающие дух ощущения той случайной встречи. Он почти ожидал увидеть тех же двух оборванных ветеранов, просящих еду, но они растворились в нереальности дня. Он нахмурился. Впрочем, было много других.

В одном она была права. Её дом был рядом; он даже не запыхался от прогулки. Было холодно, солнце было водянистым, но ему не понадобился новый плащ-лодочка, который он небрежно нес через руку. Однако дом был достаточно холоден, чтобы у него кровь застыла в жилах. Он не совсем понимал, чего ожидал, но дом был большим и элегантным, с подходящей ему харизмой. Он снова остановился. Ему нужно было повернуться и уйти. А снаружи стояло несколько экипажей: она была не одна. Возможно, ему следовало зайти к ней домой, когда она его пригласила, выпить чаю. Но это приглашение было два дня назад. С тех пор он несколько раз смотрел на её маленькую карточку, не в силах решить, что делать.

А затем посланник Адмиралтейства принёс ему письмо и дату отплытия. Они отплывали из Плимута, так что пришло время начать долгое путешествие в Фалмут, где сэр Ричард Болито должен был его присутствовать.

Вместо этого он был здесь.

Что она скажет? Она, возможно, даже не согласится встретиться с ним. Он снова уставился на дом, пытаясь вспомнить своего капитана, её мужа. Он предполагал, что Майлдмэй получила старый…

Канопус был оскорблен, из-за какого-то проступка в прошлом. Возможно, он оскорбил кого-то в высших эшелонах власти: это было не редкостью. Поэтому меня и послали к ней. Будучи первоначально взята в качестве трофея у французов на Ниле, она получила такую взбучку и впоследствии так много работала, что её злейшим врагом стала гниль.

Но «Майлдмэй» покинул корабль, пока тот стоял в доке, и получил повышение до флагмана, а через два года получил ещё одно повышение. Теперь он был мёртв.

Он чувствовал, что его уверенность, и без того не слишком большая, колеблется. На этот раз он выставит себя ещё большим дураком.

Перед ним были двойные двери дома, хотя он не помнил, как поднимался по ним. Словно за ним тайно наблюдали, одна из них распахнулась внутрь, и её открыла высокая, довольно суровая женщина, одетая с головы до ног в серое, со связкой ключей, висящей на кавалерийском сундуке на поясе.

«Да?» — Она быстро окинула его взглядом. Она, вероятно, больше привыкла к старшим офицерам и их качеству, подумал он, и, как ни странно, это вызвало у него улыбку. Это была та же оценка и пренебрежение, которые дал ему портной с Джермин-стрит.

Он сказал: «Я хочу поговорить с леди Милдмей».

Взгляд двинулся дальше, высматривая экипаж или какое-нибудь другое доказательство респектабельности.

«Она не ждет твоего визита?» Это был не совсем вопрос.

Эвери услышал музыку, фортепиано и среди внезапно наступившей тишины аплодисменты, похожие на шелест сухих листьев.

«Нет, не совсем. Я...»

«Что случилось, госпожа Пепят? Я думала, я...»

Эйвери снял шляпу. «Прошу прощения, миледи». Она стояла у большой винтовой лестницы, прижав руку к подолу платья, словно была удивлена или раздражена вторжением.

Она сказала: «Мистер Эйвери, вы плохо ведёте дневник!» Но улыбнулась и пошла ему навстречу. «Что-то не так?»

Он взял её прохладную руку и поцеловал тыльную сторону ладони. «Меня вызывают, миледи. Мне скоро нужно ехать в Корнуолл». Фортепиано снова заиграло, и Эвери сказал: «Я уйду. Вы очень занимательны».

Она смотрела на него, её голубые глаза вопросительно смотрели на него. «Нет, нет. Это мистер Блаунт – он приехал из Хайгейта играть для нас, чтобы собрать деньги для матросского госпиталя в Гринвиче». Она пожала плечами. «Это приятный способ встретиться со старыми друзьями, или знакомыми, если вам так больше нравится…» Она улыбнулась. «Вы любите музыку, мистер Эйвери? Это Моцарт, кажется, очень модный».

Эйвери слушал. «Да. Его Фантазия до минор». Он не заметил, как она подняла брови. «Я пела в хоре, и органист моего отца потом развлекал нас этой музыкой».

Он должен уйти. Грозная госпожа Пепят, очевидно, так и думала.

«Возьмите шляпу и плащ этого джентльмена». Лакей, появившийся откуда ни возьмись, отобрал их у него. Путь к отступлению был отрезан.

Она взяла его под руку и повела к высокому дверному проему.

«Мы сядем у этой колонны. Видишь? Никто ничего не заметил».

Он сел рядом с ней. Хотя она отпустила его руку, он всё ещё чувствовал её прикосновение. Комната была полна, женщины, молодые и не очень, сидели внимательно, кое-где кто-то в дорогой обуви притопывал в такт музыке. Мужчины были в основном пожилыми, и было несколько человек в красной форме: старшие офицеры, делавшие вид, что им нравится общество, но в большинстве своём явно скучающие. Пианист по имени Блаунт был очень маленького роста, с юношеским телосложением, но его лицо можно было принять за лицо старого портрета, и Эвери, просто наблюдая за ним, понял, что он полностью вычеркнул слушателей из памяти.

Она наклонилась к нему, и Эвери увидел, как две другие женщины тут же обернулись, чтобы посмотреть на них. «Позже будут закуски. Тогда мне придётся немного развлечь гостей».

Она была очень близко, так близко, что он мог чувствовать запах ее волос, ее духов и видеть, как поднимается и опускается ее грудь.