Он почувствовал, как в нём внезапно нарастает ярость. Капитан Мартинес, должно быть, прекрасно знал об этих алжирских пиратах и их намерениях. Как и о двух фрегатах, которые они видели из цитадели; они знали. Но для него это было словно видение в темноте.

Тьяке сказал: «Я смогу открыть огонь через полчаса, сэр. На большой дистанции, но если продержусь ещё немного, думаю, мы их потеряем».

«Хорошо, Джеймс. Если мы не сможем взять «Чёрный лебедь» на буксир, мы высадим его людей на наших шлюпках». Он взглянул на корму и увидел, что они всё ещё буксируют.

Келлетт крикнул: «На нас идут два чебека, сэр!», не веря, что такое хрупкое на вид судно осмелится бросить вызов мощному двухпалубному кораблю.

Раздался глухой звук, а затем громкий шлепок, когда мяч пробил дыру с коричневой каймой в фор-марселе.

Болито тихо сказал: «Они все еще могут укусить, мистер Келлетт».

«Приготовьтесь изменить курс на левый борт!» — Тьяке звучал очень спокойно, полностью погружённый в происходящее. «Измените курс на три румба. Этого должно хватить». Он посмотрел на Келлетта. «Передайте сообщение батарее правого борта и убедитесь, что нижняя орудийная палуба понимает, что мы делаем!»

Рулевые откинулись на спицы рулей и наблюдали, как рулевой слегка машет руками, разгоняя ветер, пока Фробишер поворачивает руль.

«Восток-юго-восток, сэр! Он идёт спокойно!»

Два чебека изменили курс, пока Фробишер обходил корабль, все орудия правого борта были готовы к бою. Большинству людей Фробишера казалось безумием бросать вызов кораблю с семьюдесятью четырьмя орудиями, и некоторые матросы высовывались из открытых иллюминаторов, чтобы поиздеваться.

Но теперь чебеки двигались быстрее и использовали свои прямые и латинские паруса, чтобы стоять ближе к ветру, чем любое другое судно.

Тьяк осознавал опасность; возможно, он уже сталкивался с ней, когда имел дело с арабскими работорговцами. Если бы им удалось обойти Фробишера и атаковать его с кормы, любой удачный выстрел мог бы оставить его без руля.

Он крикнул: «Полный подъем, мистер Келлетт! Мы не можем больше ждать!»

Его взгляд упал на Болито среди присевших. Он мог бы произнести это вслух. Мы не смеем.

Словно в подтверждение его слов, ещё один снаряд врезался в нижнюю часть корпуса. В телескоп Болито увидел, как несколько фигур в мантиях прыгали вверх и вниз на клювовидной голове ближайшего чебека в каком-то диком танце, не знающем ни страха, ни сомнений. На орудийной палубе воцарилась тишина, и лишь хандшпайк двигался туда-сюда, корректируя высоту или наводку каждого орудия.

«Авва, медведь!» Пауза казалась бесконечной: каждый командир орудия склонился над своим портом, натянув спусковой крючок, а его расчет ждал, чтобы обработать орудие и перезарядить его цепной дробью, ненавистной почти так же тем, кто ею стрелял, как и тем, кто был ее целью.

Два чебека почти столкнулись носами, и тут из одного из них раздался еще один выстрел, ядро прорвало гамаки в сетках и отбросило двух матросов на палубу, их кровь, словно смола, полилась по бледному настилу.

"Огонь!"

Даже звук бортового залпа был разным, и когда каждое орудие бросало снаряды на свои снасти, можно было услышать, как цепной снаряд стонет и воет, словно ярость урагана. Болито представил, как он проплывает над водой, как морская гладь разрывается на острые плавники, когда вихревой снаряд проносится над ней.

Ближайший чебек, казалось, пошатнулся, словно налетел на риф. Яркие паруса сорвало ветром, рангоут, фальшборт, а люди смялись в кровавом клубке. Но несколько человек всё ещё прыгали вокруг большой пушки, и даже когда чебек начал крениться, они всё ещё были там, размахивая оружием и выкрикивая вызов своему убийце.

Тьяк опустил подзорную трубу. «Остальные разворачиваются, сэр! Они собираются атаковать с противоположного борта!» Он махнул рукой Келлетту. «Батарея левого борта, выходим. Эти ублюдки сгрудились. Мы зададим им ритм!»

Но Болито наблюдал за первым чебеком; каким-то образом тот выдержал бортовой залп и, более того, увеличил скорость, даже когда его спутника разорвало на части.

Эйвери прочистил горло. «Прямо на нас, сэр! Это безумие!»

Болито коснулся старого меча на бедре; он не помнил, чтобы Эллдэй прикреплял его на место.

«Они так не думают, Джордж».

«Огонь!» Корпус сильно затрясся, когда две орудийные палубы левого борта открыли огонь почти одновременно. Дистанция сократилась до полумили. Не то, к чему привыкли британские моряки: враг идёт совсем рядом, а корабли сражаются друг с другом, пока один из флагов не срубят.

Один чебек пережил сокрушительный бортовой залп и, как и первый, не проявил никакого намерения отступать или останавливаться, чтобы спасти выживших, которые барахтались среди обломков и дрейфующей бойни.

«Морские пехотинцы, тоже встаньте».

Тьяк повернулся к Болито, его изуродованное шрамами лицо было странно спокойным. «Нет времени на перезарядку, сэр». Он вытащил меч и повысил голос, так что люди, хватавшиеся за абордажные сабли и топоры, замерли и уставились на него. «Они собираются взять нас на абордаж, ребята! Если хоть один человек, всего один человек, сможет спуститься вниз, это обернётся катастрофой!» Он видел неуверенность и сомнение, особенно на лицах закаленных. Это будет их последний бой. Пусть он не будет вашим». Он посмотрел на тёмную кровь, лужу которой тащили двух раненых моряков. «Так что держитесь вместе!»

Морпехи уже притаились у сетей, держа мушкеты наготове, штыки сверкали, словно лёд на солнце. Матрос стоял на вантах и прицелился из мушкета. Затем он упал, широко раскрыв рот в последнем крике, ударившись о воду.

Моряки Фробишера бросили оружие и поднялись на борт, чтобы отразить абордаж.

Болито наблюдал за всем этим с невероятной отстраненностью, словно он был кем-то другим, сторонним наблюдателем, не тронутым внезапным грохотом мушкетов и басовым лаем, когда первый чебек рванулся рядом, разлетаясь на куски от удара, люди падали и кричали, когда морпехи стреляли по ним с расстояния нескольких ярдов. У них не было шансов, но, как наблюдатель, Болито не удивился, когда люди хлынули вверх и через трап, рубя кривыми мечами, некоторые продолжали стрелять из мушкетов и пистолетов, цепляясь за цепи, а затем за ванты, движимые чем-то, что не могли остановить даже острые штыки.

Эйвери обнажил меч, а Олдэй приблизился к Болито, положив абордажную саблю на плечо и не сводя глаз с колышущейся, колышущейся массы. Но отряды морских пехотинцев в алых мундирах одерживали верх, их сапоги топали в унисон, когда, отбивая и нацеливая штыки, они образовали барьер между алжирцами и квартердеком.

Один из морпехов поскользнулся на окровавленной палубе и потерял равновесие. Словно в кошмарном сне, Болито увидел бородатого великана, чьи одежды уже пропитались кровью, размахивающего клинком, словно косой, и услышал крики возмущения и ужаса, когда голова морпеха покатилась вниз среди груды убитых и раненых.

Лейтенант Пеннингтон с глубокой раной на лбу бросился на великана, но меч вырвали у него из руки, и он разделил бы ужасную смерть морского пехотинца, если бы не отвлекающий маневр, устроенный его адмиралом.

Расставив ноги, великан поднял меч и держал его обеими руками, устремив взгляд на Болито, словно никого и ничего не существовало. Должно быть, он был ранен несколько раз; кровь, не обращая внимания, стекала по его бедру. Его зубы были оскалены – невозможно было сказать, от ненависти или от боли, но Болито показалось, что он скалится, и его зубы, словно клыки, торчали из его чёрной бороды.

Олдэй прохрипел: «Оставьте, сэр Ричард!» — и рванулся вперёд, но огромный меч взмахнул снова. От стали полетели искры, когда два клинка лязгнули друг о друга, и Олдэй пошатнулся, наткнувшись на одно из орудий.

Издалека доносились голоса: «Убейте этого ублюдка, сержант Базели».

Треск мушкета прозвучал оглушительно, и Болито почувствовал, как пороховая палка ударила ему в глаза, когда морпех выстрелил, в тот самый момент, когда меч снова поднялся над головой нападавшего.