Бетюн снова оказался в своем просторном кабинете, не помня о возвращении.

Когда он снова выглянул в окно, ничего не изменилось: ни люди, ни лошади, ни экипажи. Даже разносчик всё ещё стоял с подносом товаров.

Пожилой клерк стоял у стола. «Сэр?»

«Передайте приказ офицеру охраны о карете и эскорте Первого Лорда».

«Сейчас же, сэр». Он помедлил. «Трудно принять, сэр. Поверить…»

Бетюн улыбнулся и коснулся его руки, как это мог бы сделать Болито.

Трудно принять? Это было невозможно.

Лейтенант Джордж Эвери остановил своего наёмного коня и откинулся в седле, любуясь видом. Дом был прекрасно спроектирован; великолепный – только так его можно было описать, подумал он, – и, вероятно, больше того, где он ночевал.

Поездка из центра Лондона до этого места на берегу Темзы была приятной, и это дало ему время подумать и подготовиться к встрече с дядей, лордом Силлитоу из Чизика. Он чувствовал ликование окружающих, видел их улыбки и приветственные взмахи рук, когда проезжал мимо; видимо, было необычно видеть морского офицера верхом на лошади.

Но дело было не только в этом, гораздо больше. Невозможное стало фактом, и, казалось, каждый мужчина и каждая женщина города вышли на улицы, чтобы убедиться, что эта новость не просто очередной жестокий слух. Наполеон, тиран, угнетатель, стремившийся поработить целый континент, был повержен и попал в плен к победоносным союзникам.

Сегодня утром она наблюдала за ним, пока он одевался и готовился к этой встрече. Он всё ещё ощущал силу и страсть их близости. Неужели и эти отношения — нечто большее, чем мимолетный сон?

Он взглянул на церковные часы. Он пришёл на пять минут раньше. Его дядя, конечно, ожидал этого, хотя, поговаривали, он сам специально опаздывал на свои встречи.

И всё же Эвери едва знал его. Его дядя, тогда ещё сэр Пол Силлито, предложил ему подать прошение о назначении флаг-лейтенантом к сэру Ричарду Болито. По мере приближения даты первой встречи он почти отозвал прошение, зная, что оно закончится лишь новым разочарованием. Он был ранен и попал в плен. После обмена ему предстояло предстать перед военным трибуналом за потерю корабля, хотя он был потерян из-за безрассудства капитана, а его собственное ранение сделало его беспомощным и неспособным помешать своим людям атаковать превосходящего противника.

Воспоминание о первой встрече с Болито, героем и легендой, было очень ярким; оно никогда не покидало его, и их общение восстановило его, возможно, даже сделало его тем, кем он иначе никогда бы не стал.

Но его дядя? Человек огромной власти и влияния; и теперь, когда Силлитоу стал ещё и личным советником принца-регента, эта сила вызывала большой страх, если не уважение.

Он похлопал лошадь по боку и обратился к конюху, который подбежал, чтобы взять поводья.

«Позаботься о ней, пожалуйста. Сомневаюсь, что я задержусь здесь надолго».

Двери распахнулись прежде, чем он успел до них добраться, солнце лилось ему навстречу из окон, выходящих на Темзу, и медленно скользили мачты местных торговцев, пользующихся приливом. Изящная лестница, изящные колонны, но при этом спартанское отсутствие украшений и росписей, которое его дядя, несомненно, счёл бы легкомысленным и навязчивым.

В просторном коридоре его встретил слуга с суровым лицом в ливрее с золотыми пуговицами. Эйвери слышал, что большинство слуг Силлитоу напоминают боксёров-профессионалов, и теперь он убедился в этом.

«Подождите, пожалуйста, в библиотеке, сэр». Он не опустил глаз, словно боец, опасающийся вероломного нападения.

Эйвери кивнул в знак согласия. Мужчина не спросил его имени; он бы и так знал. Иначе его бы здесь не было.

Он вошёл в библиотеку и посмотрел на реку. Мир. Он чувствовал боль в раненом плече, которая всегда служила напоминанием, если понадобится. Он вспомнил её тело, выгнувшееся к нему; она настояла на том, чтобы увидеть глубокий шрам, и поцеловала его с такой нежностью, что он был одновременно удивлён и тронут.

Он взглянул на себя в высокое зеркало; словно чужак, подумал он. Он всё ещё не мог привыкнуть к единственному эполету на плече.

Они все вместе пережили столько всего. Но когда он пытался представить себе будущее, за пределами дня или недели, он словно терялся в тумане.

Война закончилась. Военные действия продолжались вдоль границы Канады и США, но это не могло продолжаться долго. А что же мы? «Мы, счастливчики», как их часто называл Болито. Адам Болито всё ещё находился в Галифаксе в качестве флаг-капитана контр-адмирала Кина; капитан Джеймс Тайак ждал нового назначения, а фрегат «Неукротимая» был выведен из эксплуатации и ждал своей участи.

Он смотрел на своё отражение. Всё ещё лейтенант, с проседью в тёмных волосах, свидетельствующей о том, чего ему стоила война. Тридцати пяти лет. Он усмехнулся, удивлённый тем, что способен представить себе будущее без каких-либо перспектив, как только сэр Ричард Болито окончательно сошёл на берег. В глубине души Болито желал этого, и Эвери чувствовал себя очень счастливым, зная, что он – этот человек, скрытый от посторонних глаз. Смелый в своих решениях, непоколебимый в их исполнении, но после того, как пушки замолчали, а вражеский флаг спустился сквозь дым, Эвери увидел другого человека, чуткого, скорбящего о павших, потому что он этого от них требовал.

А что же тогда ему самому? Самостоятельное командование? Возможно, небольшая шхуна вроде затерянной «Джоли», хотя это маловероятно. Флот начнёт избавляться от кораблей и людей, как только союзники согласуют условия мира. Бесчисленные солдаты и матросы получат выплаты, никому не нужные, и будут брошены на произвол судьбы. Так уже случалось. Так будет всегда.

«Если позволите, пройдите сюда, сэр».

Эйвери вышел из библиотеки, остро ощущая тишину; она заставила его осознать, насколько здесь пусто. После шумного, оживлённого корабля это было ожидаемо. Все моряки чувствовали себя как рыба, выброшенная на берег. Но по сравнению с домом Болито в Корнуолле, с его бесконечными приходами и уходами людей с фермы и поместья, соседей и доброжелателей, это великолепное жилище гудело, как могила.

При входе дядя встал из-за стола и закрыл большую папку, которую, по-видимому, изучал, хотя Эйвери чувствовал, что тот уже какое-то время сидит лицом к двери. Чтобы успокоиться? Вряд ли. Чтобы побыстрее закончить, исполнить долг, что ли?

Они пожали друг другу руки, и Силлитоу сказал: «На этом всё, Марлоу». Невысокий мужчина, которого Эйвери не заметил, встал из-за другого стола и поспешно убежал. Должно быть, это был секретарь его дяди, но Силлитоу, как обычно, не представил его.

Он сказал: «У меня есть немного бордо. Думаю, вам понравится». Он снова повернулся к нему, и Эйвери отчётливо увидел эти тёмные, пронзительные глаза, прищуренные веки, взгляд, впитывающий каждую деталь. Он вполне мог представить, как люди его боятся.

«Я рад, что вы здесь. Становится всё труднее найти время». Он слегка нахмурился, когда вошёл другой слуга с кларетом и бокалами. «Как удачно, что вы были в Лондоне и получили мою записку». Взгляд был бесстрастным, без тени торжества или презрения. Он спокойно добавил: «Кстати, как поживает леди Майлдмей?»

«С ней всё хорошо, сэр. Похоже, в Лондоне осталось мало секретов».

Силлитоу слабо улыбнулся. «Именно так. Но, с другой стороны, вы не очень-то старались скрыть свою… как бы это назвать? Вашу связь с этой дамой, которая, насколько я понимаю, была женой вашего последнего капитана? Конечно, я знал об этом. И я не уверен, что одобряю это, да и не думаю, что вас это заботит».

Эйвери сел. Какое это имело значение? Я ничем не обязан этому человеку.

Он вдруг вспомнил о Болито. Я всем ему обязан.

«Вы, наверное, не слышали». Силлитоу взял стакан и строго посмотрел на него. «Сэра Ричарда вызывают в Лондон. Он там нужен».

Эйвери отпил кларет, не попробовав. «Я думал, его освободят от службы, сэр».

Силлитоу смотрел на него поверх края стакана, слегка поражённый силой этих слов. Он любил своего племянника и чувствовал побуждение действовать в его защиту после того, как тот освободился из французской тюрьмы, но только для того, чтобы предстать перед военным трибуналом. Жалкое и ненужное дело, подумал он. Но у него не было времени на флот с его строгими правилами и традициями. Его старший брат был капитаном и погиб в бою; именно этот капитан вдохновил молодого Эйвери поступить на флот, и именно он поручил ему стать мичманом. Но вспышка Эйвери застала его врасплох, а он не любил сюрпризов, если только они не были его собственными.