Он улыбнулся, услышав чьи-то шаги в другой каюте. Эллдэй знал или догадался, что он не спит.

Он принесет с камбуза горячую воду для утреннего бритья, которое стало неотъемлемой частью их ритуалов и отношений.

Он спустился с подвесной койки и вспомнил, что на этот раз нужно пригнуть голову: даже здесь, на корме, Халцион был меньше Фаларопа. Он взглянул на световой люк. Там было светлее. Он коснулся медальона на шее и попытался представить, что она делает. Проснётся ли она, скучая по нему так же, как он скучал по ней. Или… Туфли Эллидея скрипнули по крашеному покрытию палубы.

«Доброе утро, сэр Ричард». Он наблюдал за своей бледной фигурой в сумерках, ожидая возможности проверить его настроение, словно старый Джек, чующий перемены в море.

«Мы встанем на якорь до полудня». Он видел, как Эллдей зажёг фонарь, чтобы побриться. Сколько раз, подумал он. Сколько ещё таких рассветов?

Весь день фонарь освещал каюту. Вахтенные на палубе это видели. Адмирал уже на ногах! Пытался понять, почему он может оставаться в своей удобной койке, пока они привязывают и убирают гамаки, чтобы освободить место на переполненной кают-компании. Вахтенные внизу подвешивали гамаки так близко друг к другу, что они обычно соприкасались. Можно было услышать, о чём думает матрос.

Он ухмыльнулся. Они знали только адмирала. С этим человеком им никогда не познакомиться.

Болито откинулся на спинку кресла. «О чём ты сегодня думаешь, старый друг?»

Весь день усердно работал над лезвием. «Я думаю, это рискованно. Может быть, я не верю, что оно того стоит. Пусть кто-нибудь другой возьмёт на себя тяжесть, или хоть разобьёт себе нос».

«Вы действительно так думаете?

Неудивительно, что внушительный генерал-майор этого не понял. Да и как он мог понять?

«Именно так подумают большинство Джеков, и это не ошибка!»

Болито услышал знакомые неровные шаги прямо над головой. Эйвери уже встал и оделся. С его стороны будет ещё один спор. Но это гораздо лучше, чем заставлять их молчать. Как и отрывок из новостей, который Эйвери узнал о предыдущем капитане Фробишера, Олифанте.

Человек, много игравший в азартные игры и обычно проигрывавший большую часть; бабник, едва ли дотягивавший до высоких моральных стандартов своего влиятельного кузена Родса. Возможно, будущий Первый лорд надеялся и намеревался обеспечить Олифанту место флаг-капитана? Это было похоже на головоломку, в которой ни одна подсказка не складывалась, но рано или поздно он об этом услышит. Некоторые, возможно, уже сравнивают его с Хью, его покойным братом, игроком, который так дорого обошелся их отцу долгами и горем.

Он неизбежно подумал об Адаме, но нашёл в нём лишь отголоски Хью, если не считать его ловкости в обращении с мечом и пистолетом. И того, что некоторые называли его безрассудством. Что они говорили обо мне.

Палуба накренилась, и фонарь головокружительно качался, пока руль снова не взял управление на себя.

Эллдэй стоял с поднятой бритвой. Он видел, как луч света прошёл по раненому глазу Болито и как тот попытался его прикрыть. Как в тот раз, когда Брайан Фергюсон застал его за попыткой поднять бочку с элем. И боль от старой раны лишила его рассудка.

Вечная боль… «Готово, сэр Ричард». Он смотрел, как тот поднимается на ноги, как его тело привыкает к палубе и к энергичным движениям. Как это было всегда, и они всё ещё были вместе. Вместо утешения это вызвало у него мимолетную печаль.

Болито повернулся к нему, его силуэт едва различим на фоне серого света.

«Знаю, старый друг. Я тоже этого хочу».

Весь день смотрел, как он возвращается в спальное отделение, а затем покачал головой.

Он не мог попросить лейтенанта Эвери написать об этом. Он сохранит это и сам расскажет Унису. Когда всё закончится.

«На юго-восток через восток, сэр! Идите ровно!»

Болито оставался на левом борту квартердека, наблюдая за простирающейся по обе стороны от него землей, почти бесцветной в мерцающей дымке. Ветер стих и слегка подул к северо-западу, и им потребовалось больше времени, чтобы добраться до места назначения, чем предсказывали Кристи и его штурман.

Болито старался не обращать внимания на жар, обжигающий плечи, на пронзительные отблески моря. Мрачное, негостеприимное место, подумал он, с глубокой водой у самого берега, так что любому чужому судну пришлось бы встать на якорь в пределах досягаемости орудий, о которых говорил генерал-майор Валанси.

Он взял у вахтенного мичмана подзорную трубу и с величайшей осторожностью навёл её на ближайшую землю. Грубая и разбитая; он представлял себе пыль, застрявшую у него на зубах, и жар, поднимающийся от самой земли.

Корабль, вероятно, находился под наблюдением с самого рассвета: военный корабль, неожиданный и, что ещё важнее, без сопровождения. Риск был, но любопытство могло перевесить прямое действие.

Он коснулся медальона под влажной рубашкой. Если нет… Он посмотрел на людей, работающих на палубе (некоторые останавливались, чтобы взглянуть на землю), затем на офицеров на шканцах, словно оценивая их шансы. Он вспомнил слова Олдэя. Что сейчас подумают большинство Джеков. Он редко ошибался.

Он вернул подзорную трубу мичману и заметил, как тот пристально на него смотрит. Это было бы достойно письма домой.

Кристи присоединился к нему у перил, надвинув шляпу на глаза, чтобы защитить их от слепящего света.

«Когда мы достигнем внешней якорной стоянки, сэр Ричард, что тогда?»

Болито ответил: «Мы дадим салют цитадели, если её увидим. Затем можете вставать на якорь».

Кристи с сомнением кивнул. «Ветер меня беспокоит, сэр. Если он изменит направление, мы окажемся у подветренного берега». Неожиданно он усмехнулся. «Это может затруднить быстрое отплытие!»

Болито улыбнулся ему и не увидел, как помощник капитана подтолкнул своего товарища за штурвал.

Следующий ход будет за ними».

Кристи прикоснулся к шляпе и отошёл. «Пусть стрелок остаётся на корме».

Очередное безумие, подумают некоторые. Отдать дань уважения язычникам-убийцам.

Эйвери сказал: «Ваш флаг, сэр». Он многозначительно взглянул на грот-мачту. «Разумно ли это?»

«Они должны увидеть нас такими, какие мы есть, Джордж. Если они без причины откроют огонь по моему флагу, они поймут последствия.

Я рассчитываю, — он снова улыбнулся и коснулся его руки, — на их любопытство!

Он подумал о Джафу, о суровости этой земли, о жестокости врага. Наполеон был разбит; если союзники не сплотятся сейчас, разразится новый конфликт. Он может начаться здесь.

Главный марсель надулся и загудел, корпус слегка накренился. Матросы бросились к брасам и фалам, сдерживая ветер, пока он держался.

Эйвери сказал: «Возможно, генерал-майор был дезинформирован насчёт пушек, сэр. Он говорил, больше шестисот?»

Болито повернулся к мичману. «Передайте моему флаг-лейтенанту ваш подзорную трубу». Эвери он сказал: «Вот увидите, это не преувеличение». Он наблюдал за профилем Эвери, направляя большую сигнальную трубу; дымка немного рассеялась, и он смог различить характерные каменные стены старых укреплений и более новых вдоль возвышенности.

Чтобы построить такие ограждения, понадобится целая армия. Армия рабов.

Эйвери сказал: «Много кораблей, сэр. Одно из них, должно быть, и есть захваченное ими судно, «Галисия».

Болито отвернулся. Эйвери ничего не упускал, но, похоже, редко что-либо записывал. Прекрасную Сюзанну было очень жаль, как и обещание дяди безопасности и обеспеченного будущего. Он отказался от того и другого. Ради меня. Ради нас.

Оззард появился на трапе и, бросив быстрый, равнодушный взгляд на землю, бросил что-то за борт. Он ничего не собирался отдавать. Это было всё, что у него было.

Болито увидел, как артиллерист «Алкиона» разговаривает с избранными командирами орудий. Один из них взглянул на корму, и выражение его лица было таким ясным, словно его произнёс голос.

А как же настоящее приветствие? Для этих ублюдков!

Но тот, кто наблюдал за их медленным приближением, ждал этого единственного жеста мирного намерения, когда орудия Халциона будут пусты. Когда она окажется во власти этих скрытых батарей.