Адам смотрел на него и не находил утешения в презрении, которое испытывал. Он вспомнил слова Кина: «Не то, что мы. Не то, что ты».

Отдельные лица врезались в память. Его рулевой Старр, которого американцы повесили за то, что он заложил основу для уничтожения «Анемоны», хотя в противном случае её можно было бы спасти и служить под звёздно-полосатым флагом. Сын Джона Оллдея, павший в бою с USS Unity. И молодой мичман Лови, их единственная жертва, когда они уничтожили американский приз и его потенциального спасителя. Смыты, как мел с грифельной доски.

Вашингтон был невозможным, недостижимым трофеем. На войне мотивы имели какое-либо значение? Слава или месть — для тех, кто сражался и погибал, это не имело значения.

Он вдруг сказал: «У меня есть предложение, сэр». Он словно услышал кого-то другого, незнакомого: спокойного, бесстрастного.

Он увидел, как Дейтон повернулся и уставился на него, словно предлагая спасательный круг. «Уничтожьте батарею до начала атаки». Он наблюдал, как удивление сменилось недоверием, а затем чем-то вроде разочарования.

«Нет времени. И вообще, какие у нас шансы?»

«Шлюпки в действии, сэр». Это было похоже на нарастающее безумие, и хотя он знал, что должен быть начеку, он чувствовал, что оно его увлекает.

Дейтон очень медленно кивнул. «И вы, полагаю, возглавите это предприятие? Ещё один лавровый венок для семейного наследия? Для вашего дяди?»

Адам сказал: «Это недостойно, сэр».

Удивительно. Дейтон рассмеялся. «Ну, предположим, если бы это было возможно, и если бы вы вели себя так, с чего бы вы начали?»

Он обдумывал это, нервничая от того, что это казалось таким простым, как будто уже было написано в приказах. Вам приказано действовать. Как на великих картинах, изображающих знаменитые морские сражения: здесь не было ни боли, ни крови.

«Я бы немедленно перевёлся в Алфристон». Он увидел осторожность в глазах Дейтона. «Что оставило бы вас с полным составом фрегатов». Он увидел, как Дейтон кивнул, хотя, как ему показалось, тот даже не заметил этого. «Мне потребовались бы сорок морских пехотинцев и тщательно отобранная группа матросов».

Дейтон сглотнул. «Тридцать морских пехотинцев».

Адам почувствовал покалывание в пальцах. Часть безумия.

Он тихо спросил: «Вы согласны, сэр?»

Дейтон оглядел каюту, словно вдруг стал здесь чужаком.

«Я изложу ваше предложение в письменном виде».

Их взгляды встретились. «И я подпишу, сэр». Таким образом, не будет никаких взаимных обвинений. «Охотно». Он взял шляпу. «Я займусь переводом и подам сигнал Альфристону, чтобы тот лежал с подветренной стороны в готовности».

Он вышел из каюты, глубоко дыша. Солнце село, но обычная повседневная работа продолжалась, как и прежде. Как будто ничего не произошло. Как будто он не навлёк на себя и других беду. А вдруг он ошибся? Стоило ли ему промолчать и тем самым заставить Дейтона принять решение?

Из него энергично вышел морской пехотинец в алом мундире.

Адам посмотрел на него: круглое, загорелое лицо, знакомое, но на расстоянии, соблюдающее какое-то правило, которое он сам установил.

Он спросил: «Капрал Форстер?»

Капрал огляделся, внезапно почувствовав неуверенность. С правого трапа за ним наблюдали ещё несколько морских пехотинцев.

«Прошу прощения, сэр. Не мне это говорить, но я хотел бы узнать…»

Адам сказал: «Расскажи мне».

«Итак, сэр, прежде чем вы спросите моего офицера, я бы хотел записаться на рейд».

Адам отвернулся. Это была лишь смутная идея, и всё же все о ней знали.

И я чуть не бросил их.

Капрал нервно добавил: «Я хороший стрелок, сэр».

Адам коснулся его рукава и не увидел, как другие морпехи подтолкнули друг друга.

«Точно, Форстер. Назови своё имя первому лейтенанту». Он попытался изобразить улыбку, хоть какое-то утешение. «Увидимся ещё сержантом!»

Он шел дальше, его мысли были заняты подробностями, затем он остановился, чтобы оглянуться, когда к двору подъехали сигнальные флаги.

Времени написать письмо Кэтрин не было. Возможно, Дейтон намеренно скрыл её письмо от него.

Он почувствовал ветерок на своем лице и увидел, что капитан смотрит на него, словно читая его мысли.

А если упаду, письма не будет. Только мир.

Штурманская рубка «Альфристорис» была маленькой даже по меркам брига; она начала свою карьеру на торговой службе, и пространство на ее борту имело большой вес.

Закат был багровым, гневным, горизонт постепенно слился с чёткой линией. Но ветер был ровным, и Боррадайл настоял на том, что погода не «испортится», как он выразился. Адам чувствовал, как этот человек стоит рядом с ним, его залатанные локти опираются на карту, а в костлявой руке он сжимает большую лупу.

Казалось, бриг движется под ним – иллюзия, но он казался тяжелее в воде с дополнительными матросами и тридцатью морпехами с «Валькирии», забитыми между палубами. Даже в последнюю минуту, перед тем, как его переправили в Альфристон, он ожидал, что коммодор передумает, доверится письменным деталям плана адмирала и не будет предпринимать ничего, выходящего за рамки его приказов.

В угасающем свете он видел лица, наблюдавшие за ним с «Валькирии»; некоторые даже выкрикивали пожелания удачи. Это тронуло его сильнее, чем он ожидал. Первый лейтенант был почти суров.

«Если вы считаете, что это слишком рискованно, сэр, отступайте. Мы как-нибудь вас оттуда вытащим».

И Минчин молча наблюдал с кормы. Возможно, подсчитывал, сколько человек окажется на его столе или в бачке с «крыльями и конечностями» на палубе кубрика.

Хуже всего был сам момент отплытия, когда он оглядывал каюту, чтобы не оставить ничего важного. Джон Уитмарш наблюдал, как он сбрасывает обувь и натягивает грубые сапоги, которые он часто носил, когда его вызывали на службу.

«Я тоже хочу, цур! Это моё место!» Он даже надел кортик, который Адам подарил ему на день рождения. Похоже, это был единственный подарок, который он когда-либо получал.

Адам слышал отрывистые приказы, топот ног по палубе, скрип снастей, более размеренный топот морских пехотинцев, готовящихся забраться в шлюпки. Он прекрасно понимал, что, возможно, стоит в этой каюте, на этом корабле или где-либо ещё в последний раз, и всё же отчаяние юноши затмило всё остальное.

«Не в этот раз, Джон Уитмарш. Когда ты наденешь королевский сюртук и рядом с тобой будет кто-то вроде старого мистера Оллдея, ты поймёшь, в чём смысл». Всё было бесполезно.

«Когда мы потеряли Анемону, зур, мы помогли друг другу!»

Адам положил руку ему на плечо. Мы это сделали, и мы всё ещё можем это сделать.

У двери он оглянулся. «Вспомните всех наших друзей, которым не так повезло. Оставайтесь на корабле».

Он вздохнул и почувствовал, что Боррадайл повернулся и посмотрел на него.

Он сказал: «Расскажи мне свои мысли, мой друг».

Боррадайл нахмурился. «Я высажу вас и вашу команду здесь, сэр». Он ткнул пальцем в карту. «Полагаю, адмирал выступит рано утром, чтобы занять позиции и высадить здесь солдат». Его костлявый палец снова ткнул в карту, у реки Патаксент. «Место под названием Бенедикт, самое подходящее место для военных». Он говорил о них почти с презрением, как это часто бывало с моряками.

Адам сказал: «Флотилия малых судов, укрывающихся там, должна быть взята на абордаж и захвачена в первую очередь».

Боррадейл хмыкнул; это могло означать что угодно, и Адам чувствовал его нетерпение. К лучшему или к худшему, время было не на их стороне. Он даже чувствовал запах этого человека – смолы, табака, соли и рома.

У него был небольшой, сплочённый отряд, где не было никаких секретов, где их сила заключалась в зависимости друг от друга и полном доверии друг к другу. Он улыбнулся в свете лампы. Как и мой первый отряд. Четырнадцатипушечный «Светлячок». В двадцать три года. Как гордился им его дядя. Он часто задавался вопросом, что думают старые ветераны, такие как Боррадейл, о юных капитанах с их лихостью и высокомерием. Как и я.