Адам Болито, расслабившись, стоял у палубного ограждения и смотрел вдоль всей своей команды, за туго натянутым такелажем и кливерными парусами, на пустынное море впереди. Теперь оно было наклонено и совершенно неподвижно, словно «Валькирия» скользила по отлогому берегу тёмно-синей, обжигающей глаза воды.

Под трапом левого борта ритуал наказания подходил к концу; Адам научился принимать его без колебаний. Прошло три недели с тех пор, как новообразованная эскадра покинула Галифакс, и для наблюдателей на мачтах остальные фрегаты всё ещё были видны, готовые подойти и осмотреть любое подозрительное судно или отреагировать на сигналы коммодора.

Три недели учений, и ещё больше учений, влажные от невыносимой жары кают-компании, и накал страстей. Это было обычным делом для корабля такого размера, как «Валькирия».

Он взглянул вниз, когда помощник боцмана остановился и провел пальцами по плети, чтобы разделить каждый из ее девяти хвостов, затем барабан снова загремел, и плетка с треском опустилась на обнаженную спину.

Бидмид, главный оружейник, проскандировал: «Тридцать шесть, сэр».

По команде корабля, которую перевели на корму, чтобы увидеть казнь, раздался подобный вздох. Спина жертвы превратилась в груду разорванной и кровоточащей плоти. Но когда его запястья освободили от перевернутой решётки, он отступил и встал без посторонней помощи, и только его вздымающаяся грудь выдавала перенесённую боль.

Это было суровое наказание, но Спервэй был одним из суровых парней на корабле, смутьяном, которого много раз пороли, но он хвастался и доказал, что может выдержать это безропотно.

Адам ненавидел этот ритуал по многим причинам. На таком корабле всегда случались несчастные случаи, падения, порезы и ушибы, ведь матросы, порой неопытные, были вынуждены работать наверху в кромешной тьме, когда нужно было укоротить трубу или поставить парус. Для таких опытных матросов, как Спервей, освобождение от работы из-за порки было пустой тратой времени. И это не остановило бы других, подобных ему. Но дисциплина была жизненно важна, и Спервей ударил младшего офицера, который обругал его за симуляцию.

За своей спиной он ощущал шеренгу морских пехотинцев на корме — последнюю инстанцию капитана, если все остальное не сработает.

Он увидел Минчина, хирурга, который смотрел на него снизу вверх, его лицо было красным, как сырое мясо.

Отведите его вниз. И не будьте с ним слишком мягки.

Минчин прищурился на солнце и ухмыльнулся. «Ему бы лучше в армии, сэр. Его бы повесили!» Он пошёл прочь, словно отгородившись от всех остальных.

Дайер коснулся шляпы. «Разрешите выложить руки, сэр?»

«Да», — Адам посмотрел поверх плеча лейтенанта на небольшую курьерскую шхуну, которая встретилась с ними вскоре после рассвета, чтобы передать сумку с донесениями для коммодора.

Он смотрел, как паруса шхуны медленно вращаются, исчезая в дымке, словно розовые ракушки. Свободна, подумал он, её командир может двигаться по своему желанию, выискивая место следующей встречи.

Он посмотрел на трап. Решётка исчезла, и двое матросов смывали остатки крови.

Он сказал: «Поговорите с мистером мичманом Финмором. Он надеется вскоре получить звание лейтенанта. Ему следовало предотвратить неприятности со Спервеем».

Дайер сказал: «Он очень молод, сэр».

Адам повернулся к нему. «Он был там. Он был главным. Скажи ему!»

Он обернулся, когда его слуга Джон Уитмарш поспешил с кормы.

«Что случилось?» Хотя, по правде говоря, он был рад, что его прервали. Он был слишком резок с первым лейтенантом. Но ему тоже следовало бы это знать.

Уитмарш сказал: «Коммодор передаёт привет, цур. Не могли бы вы присоединиться к нему на корме?»

Адам улыбнулся. «Сейчас же». Возможно, шхуна привезла окончательный приказ о предстоящей атаке. Казалось, прошло так много времени с тех пор, как Дейтон объявил об этом в своей каюте, что вся срочность потеряла всякий смысл.

Он вошёл в прохладную тень юта и увидел, как двое матросов взглянули на него и так же быстро отвернулись. Никто на корабле не любил наказанного, но порка есть порка, и они никогда не встанут на сторону своего.

Он остановился, прежде чем войти в большую каюту.

«Вполне похоже на нас», — подумал он.

Дейтон сидел за своим столом, опираясь на руки, изучая открытую карту и папку с тщательно составленными инструкциями.

«А, вот и хорошо». Он поднял голову, но остался силуэтом на фоне сверкающей морской панорамы. «Наказание свершилось, да? Как раз то, чего заслуживают эти мерзавцы. Никто не уважает добрую руку, какими бы благими ни были её намерения». Он указал на стул и добавил: «Я думал, ты принципиально против порки».

Адам сел. «Да, сэр. Но пока их светлости или королевские постановления не предложат иных мер наказания, я буду высечь любого, кто попытается нарушить дисциплину на этом или любом другом корабле».

«Рад это знать, сэр», — Дейтон постучал по карте. «Всё это есть в донесениях адмирала. Атака состоится через две недели. Я хотел бы, чтобы вы как можно скорее ознакомились с инструкциями. Конечно, я всецело доверяю предложенной стратегии, но, возможно, вы захотите что-то оспорить».

«Да, сэр». Странно слышать, как кого-то, кроме дяди или Кина, называют «адмиралом». Это было словно носить повязку на глазах, не зная, кто за ней стоит, разве что по слухам. Болито всегда понимал важность и одновременно безрассудство такого предприятия, если успех не был гарантирован.

«Это будет двухсторонняя атака: по реке Потомак и поддержанная другой атакой вдоль реки Патаксент». Он сжал и разжал кулак, словно краб. «Генерал-майор Роберт Росс будет командовать сухопутными операциями». Он быстро взглянул на него. «Вы его знаете?»

Адам сказал: «У него репутация человека дела, сэр». Генерал-майор. Так что это было так важно.

Дейтон кивнул. «Хорошо, хорошо. Наша эскадрилья будет размещена и займет позиции в первый же день, и нашей главной задачей будет не допустить вмешательства противника во время высадки наших солдат». Он подождал, пока Адам встанет и подойдёт к столу. Карты были актуальными и полностью исправленными, что было совершенно недопустимо, особенно учитывая настойчивое желание американцев изменить названия стольких городов и достопримечательностей. Он чувствовал, как Дейтон наблюдает за ним, возможно, выискивая сомнения.

Он сказал: «Всё будет зависеть от погоды. Переброска войск с транспортов на катера займёт время; это всегда занимает время». Он сделал паузу, ожидая, что Дейтон его перебьёт. Он обвёл пальцем береговую линию. «Слишком много кораблей. Подготовка займёт слишком много времени».

«Вы хотите сказать, что это невозможно сделать?»

Адам наклонился ближе к карте; мысленно он уже видел это. Солдаты, падающие в шлюпки, многие из которых никогда не участвовали в десантных операциях. Для взаимодействия с ними требовалось всего несколько небольших, но решительных судов, и даже при подавляющей поддержке флота любое вторжение закончится, не начавшись.

Он выпрямился и посмотрел на море. Ветер был сильным, но ровным, корабль всё ещё шёл тем же галсом, но он знал по опыту и по словам бывалых моряков, что ветер может измениться в течение часа. Слишком много кораблей село на мель у берегов Чесапикского залива, чтобы относиться к заходам на посадку легкомысленно.

«Будет сделано, сэр, если будет приказано. Я хотел бы обсудить это с мистером Ричи».

Дейтон уставился на него. «Ричи? Кто он?»

«Начальник парусного спорта, сэр. У него большой опыт плавания в этих водах, и я ценю его мнение».

«Ну, ладно, полагаю, что…» Он отвернулся. «Этот вопрос не подлежит обсуждению».

Адам ждал. Какое это имело значение? Очередная битва, вероятно, спланированная где-нибудь в уютной комнате умами, уже притуплёнными годами войны, измученными новыми методами, движимыми новыми амбициями, которые редко принимались во внимание.

Но это имеет значение. Так было всегда, и так будет всегда. Когда барабаны гремели, отбивая по четвертям, и матросы бежали на свои места, некоторые смотрели на корму, чтобы увидеть своего капитана, пытаясь уловить в его лице хоть каплю надежды, хоть намёк на их шансы. Они никогда не сомневались в том, что им приказано делать. Конечно, это имеет значение.