Вместо этого было это письмо. Тот же аккуратный, округлый почерк, который сопровождал его с корабля на корабль, от отчаяния к надежде. Всегда тёплое, как и оно с того первого дня, когда он, измученный, прибыл в дом Роксби, проделав весь путь из Пензанса. От смертного одра своей матери.

Тетя Нэнси, младшая сестра Ричарда Болито, была последним человеком, от которого он ожидал услышать, и все же в глубине души он знал, что никто не подойдет для этой задачи лучше.

Он подошёл к кормовым окнам и посмотрел на «Халцион», держащийся на якоре в окружении портовых судов, с алыми плащами на трапах, чтобы отпугивать незваных гостей. Он отправил капитану Кристи копию своего отчёта. «Халцион» действовал успешно, и в общей сложности они потеряли всего четырёх человек.

Он снова взглянул на письмо, словно его мысли отказывались отвлекаться на дела, связанные с кораблем и эскадрой. Тот другой мир казался совсем близким: суровые скалы, опасные скалы и, напротив, холмистые пастбища и обширные, безлюдные пустоши. Графство, породившее множество прекрасных моряков, пожалуй, больше, чем любая другая часть Англии. Он мысленно представил себе Фалмут… его жителей, силу его моряков и рыбаков.

Где Белинда, чья рука когда-то лежала на его манжете, когда он вёл её к алтарю, чтобы выйти замуж за самого известного сына Фалмута, была убита. Сброшена с лошади. Умерла мгновенно, писала Нэнси. И всё же он не мог с этим смириться. Возможно, он никогда по-настоящему не знал Белинду или не был достаточно близок, чтобы понять, что разрушило брак его дяди; она всегда была красивой, гордой, но отстранённой. Она была в старом доме, и Адам мог догадаться, почему, хотя семейный адвокат лишь вскользь упомянул об этом. Не желая беспокоить королевского офицера, сражающегося за права своей страны.

А ещё была его кузина Элизабет. Ей сейчас, должно быть, лет двенадцать или тринадцать. Она останется с Нэнси, пока всё не «утрясётся». Адам почти слышал эти слова.

Нэнси также написала Кэтрин. Кобыла, подаренная ей дядей, теперь стояла в конюшне дома Роксби. Адам сразу понял, что Белинда ехала на Тамаре в момент аварии.

Письмо заканчивалось словами: «Ты должен хорошо заботиться о себе, дорогой Адам. Здесь твой дом, и никто не сможет тебе в этом отказать».

Чернила размазались, и он знал, что она плакала, пока писала, несомненно, злясь на себя за то, что поддалась этому. Дочь моряка и сестра одного из лучших морских офицеров Англии, она познала немало разлуки и отчаяния. И теперь, когда её муж умер, она снова осталась одна. Элизабет станет для неё благословением. Он взял письмо и улыбнулся. Как ты была для меня.

Кэтрин была в Лондоне. Он подумал, одна ли она, и удивился, как сильно это может ранить его. Абсурд… Он взглянул на световой люк, услышав голоса. Джаго легко нес груз, зовя команду гички. Яркие воспоминания: скандирование лотового, близость опасности со всех сторон, Мэсси и Винтер, и мальчик, который предпочёл рискнуть жизнью, чем укрыться внизу, когда железо начало летать.

И он снова подумал о Фалмуте. Дом. Надгробные портреты, море, всегда где-то там, в ожидании следующего Болито.

Он обернулся почти виновато, когда кто-то постучал в дверь. Это был Беллэрс, который помогал Уинтеру вахтенным офицером.

"Да?"

Беллэрс оглядел каюту. Его допрос был начат здесь, на Мальте. Следующий шаг, или унижение от неудачи.

«Мистер Винтер выражает свое почтение, сэр, и на борт прибыл новый мичман». Он не моргнул, хотя, должно быть, вспоминал себя в молодости, когда был молодым джентльменом.

«Спросите мистера Гэлбрейта…» Он поднял руку. «Нет. Я сейчас с ним поговорю».

Беллэрс поспешил прочь, озадаченный тем, что его капитан, только что нанесший сокрушительное поражение алжирским пиратам, беспокоится о таких мелочах.

Адам подошёл к одному из восемнадцатифунтовых орудий, деливших с ним каюту, и коснулся чёрного казённика. Вспомнил; как он мог забыть? Тревожный, обеспокоенный, даже дерзкий, потому что вообразил, что его первый капитан, его дядя, найдёт в нём ошибку или послужит причиной увольнения в тот столь важный для него день.

Он услышал, как морской часовой сказал: «Входите, сэр». Под охраной, но ещё не проверено. Мичман — ни рыба, ни мясо.

Он увидел вошедшего, стоящего у сетчатой двери со шляпой под мышкой.

«Иди сюда, чтобы я тебя видел!» Снова нахлынули воспоминания. Это были те самые слова, которые произнес его дядя.

Когда он снова взглянул, юноша стоял в центре каюты, прямо под открытым световым люком. Он был старше, чем он ожидал, лет пятнадцати. С опытом он мог бы быть очень полезен.

Он взял конверт и разрезал его ножом, которым пользовался ранее, чувствуя, как взгляд мичмана следит за каждым его движением. Как и я. Много лет назад.

Он был не новичком, а переведён с другого фрегата, «Ванок», который временно вывели на капитальный ремонт. Его звали Ричард Дейтон. Адам поднял глаза и увидел, что юноша отвёл от него взгляд.

«Ваш капитан хорошо о вас отзывается». Молодое, округлое лицо, тёмно-каштановые волосы. В следующем месяце ему исполнится пятнадцать, и он был высок для своих лет. Серьёзные черты лица. Встревоженный.

Имя было знакомо. «Ваш отец был кадровым офицером?» Это был не вопрос. Он видел всё это яснее, чем в чебеках трёхдневной давности.

Юноша сказал: «Капитан Генри Дейтон». Никакой гордости, никакого неповиновения.

Вот и все.

«Коммодор Дейтон водрузил свой широкий вымпел над моим кораблём „Валькирия“, когда я был в эскадрилье Галифакса». Легко сказать.

Мичман сжал кулак, прижав его к штанам. «Звание коммодора так и не было утверждено, сэр».

«Понятно». Он обошёл стол, снова услышав голос Джаго. Он тоже был там в тот день, когда коммодора Дейтона сбили, как считалось, метким стрелком янки. Вот только после погребения в море хирург, изрядно подвыпивший, сказал Адаму, что угол входа и сама рана были неправильными, и что Дейтона убил кто-то из отряда Валькирии.

На этом дело и закончилось. Дейтона уже выбросили за борт вместе с мальчиком Джоном Уитмаршем и другими.

Но лица всегда возвращались; спасения не было. Они называли это семьёй.

«Вы заказывали Unrivalled?»

Мичман снова поднял глаза. «Да, сэр. Я всегда надеялся, хотел…» Его голос затих.

Беллэрс вернулся. «Гиг у борта, сэр». Он бросил на нового мичмана лишь краткий взгляд.

Адам сказал: «Возьмите мистера Дейтона под своё начало, пожалуйста. Первый лейтенант займётся формальностями».

Затем он улыбнулся. «Добро пожаловать на борт, мистер Дейтон. Вы в надёжных руках».

Когда дверь закрылась, он снова достал письмо.

Это было похоже на то, как будто ты снова увидел себя… то, что ты никогда не должен забывать.

Он взял шляпу и вышел на солнце.

Капитан Виктор Форбс откинулся на спинку изысканного кресла Бетюна и поднял бокал.

«Я рад, что ты решил сойти на берег, Адам. Я прочитал твой отчёт, отчёт Кристи тоже, и сделал несколько заметок, чтобы вице-адмирал мог их прочитать по возвращении».

Адам сидел напротив него. Коньяк и лёгкое обращение к нему по имени развеяли некоторые его сомнения. Капитан флагмана явно наслаждался отсутствием Бетюна, хотя по периодическим паузам между фразами, чтобы послушать, было ясно, что, как и большинство действующих капитанов, он чувствовал себя неуютно вдали от своего корабля.

Форбс добавил: «Я всё ещё считаю, что рейды на известные якорные стоянки, хоть они и чертовски полезны и способствуют укреплению морального духа наших людей, никогда не решат проблему в целом. Как шершни, разоряют гнездо. Ещё будет время поймать отставших».

Адам согласился и попытался вспомнить, сколько стаканов он выпил, пока Форбс разглядывал бутылку и тряс её в лучах угасающего солнца. «Я бы всё отдал, чтобы быть там с тобой». Затем он ухмыльнулся. «Но если повезёт, Монтроуз скоро снова станет частным кораблём!»

«Ты покидаешь эскадрилью?»

Форбс покачал головой. «Нет. Но нас подкрепляют двумя третьесортными кораблями, и давно пора. Сэр Грэм Бетюн, вероятно, сменит свой флаг на один из них. Чертовски славный малый, — он снова ухмыльнулся, — для адмирала, конечно. Но, думаю, он горит желанием уйти, вернуться на каменный фрегат, скорее всего, снова в Адмиралтейство. Я не пожалею. Как и вы, я предпочитаю обходиться без флагманов, хороших или плохих».