Фергюсон услышал лишь отрывок. «Как будто она здесь хозяйка!»

Олдэй сказал: «Молодой капитан Адам уехал, Брайан, и только юристы могут из-за этого бороться. Для них это ничего не значит».

Фергюсон коснулся своего пустого рукава, как он часто делал, когда был расстроен, хотя и не осознавал этого.

«Она спросила о мече». Он не мог сдержаться. «Когда я сказал ей, что леди Кэтрин отдала его капитану Адаму, как и намеревался сэр Ричард, она лишь сказала, что не имеет права!» Он посмотрел на своего старого друга. «У кого же больше прав, а? Чёрт их побери, как бы мне хотелось, чтобы она вернулась в дом, где ей самое место!»

Целый день ждал. Всё оказалось хуже, чем он думал, хуже, чем предупреждал Унис. «Она правильно сделала, что держалась подальше, пока всё это происходит, и ты это знаешь. Как бы это выглядело, многие бы так сказали. Морячка, но и гордая, и это правда! Посмотри, что случилось с леди Гамильтон. Все обещания и улыбки обратились в ничто. Наша леди Кэтрин не похожа ни на одну из них. Знаю, я видел её в той проклятой лодке после крушения, и в другие разы, как они вдвоем смеялись и гуляли вместе, как ты. Мы больше таких не увидим, запомни меня!»

Фергюсон снова потрогал пустой рукав. «Кажется, я решил, что перебарщиваю со своими обязанностями. По крайней мере, мне так казалось. Чёрт возьми, Джон, я больше ничего не знаю!»

«Всё записано. Ваше положение здесь в безопасности. Сэр Ричард позаботился об этом, как и обо всех остальных». Он вдруг отвёл взгляд. «Кроме него самого, упокой Господь его».

Фергюсон сидел за столом. Сэр Ричард всегда называл Олдэя своим дубом, и вдруг он понял это и был благодарен за это.

Он сказал уже спокойнее: «А потом она пошла в большую комнату, в их комнату». Он указал в сторону дома. «Она сказала адвокату, что портрет сэра Ричарда должен быть вывешен вместе со всеми остальными членами семьи. Фотографии Чейни и Кэтрин, по её словам, можно убрать, если она этого захочет».

Олдэй спросил: «Она останется на ночь?»

«Нет. Плимут. С вице-адмиралом Кином».

Эллдей глубокомысленно кивнул, его лохматая голова отражала солнце. Он любил бывать здесь. Он всегда называл себя «своим», пока удача не подарила ему Унис и маленькую гостиницу в Фаллоуфилде.

«Надеюсь, вы будете внимательны к шквалам!»

Конюх просунул голову в дверь, но замешкался, увидев Олдэя, который стал своего рода легендой в Фалмуте после последнего сражения сэра Ричарда Болито.

Фергюсон спросил: «Что случилось, Сет?»

«Они идут сейчас, мистер Фергюсон!»

Фергюсон встал и глубоко вздохнул.

«Я ненадолго».

Олдэй сказал: «Мы с тобой делали и гораздо худшее вместе, Брайан, помнишь?»

Фергюсон открыл дверь и впервые улыбнулся.

«Вот это было тогда, старый друг».

Он прошел по двору, и под ногами у него было такое привычное ощущение, что в темноте он узнал бы каждый булыжник.

Он обдумывал вопрос Олдэя. Сильно ли она изменилась? Он видел её сейчас, на широких ступенях, ведущих к входу, элегантную в тёмно-красном платье, шляпка, которая, как он догадался, была в моде в Лондоне, затеняла её лицо. Ей было под сорок, с такими же волосами осеннего цвета, как у молодой жены, которую она заменила после гибели Чейни Болито в автомобильной катастрофе. Трудно было поверить, что он сам, одной рукой, нес её, ища помощи, когда она и её нерождённый ребёнок уже были мертвы.

По жестокой иронии судьбы Ричард Болито и его «дуб» нашли Белинду почти в тех же самых обстоятельствах после аварии на дороге.

Её лицо не улыбалось, губы были сжаты сильнее, чем он помнил. Он старался не думать о едком подведении итогов Эллдэя. Высокомерно и могущественно.

Она разговаривала с адвокатом, внимательным, похожим на птицу человеком, в то время как Грейс ждала в стороне со связкой ключей в руке.

Фергюсон увидел выражение её лица и почувствовал, как его гнев снова поднимается. Грейс, лучшая экономка, о которой только можно мечтать, и жена, которая ухаживала за ним, несмотря на боль и депрессию после потери руки в Сент-Сенте, висела на нём, словно ничтожество.

«Вот, Фергюсон. Я сейчас уйду. Но надеюсь вернуться в понедельник, если позволит погода». Она прошла через двор и остановилась. «И мне бы хотелось видеть больше дисциплины среди слуг».

В её глазах читалось презрение и насмешка. Фергюсон сказал: «Они все обучены и заслуживают доверия, миледи. Местные жители».

Она тихо рассмеялась. «Ты имеешь в виду не иностранцев, как я? Мне кажется, это странно».

Он тоже чувствовал её запах. Пьянящий, совсем не такой, как он ожидал. Он вспомнил тонкий аромат жасмина в своём кабинете.

Она спросила: «Все ли лошади учтены среди прочего скота?»

Фергюсон увидел, как ее взгляд устремился к ближайшему стойлу, где крупная кобыла Тамара мотала головой в теплых солнечных лучах.

Он сказал: «Это подарок от сэра Ричарда».

Она очень нежно похлопала его по руке. «Я знаю. Тогда ей понадобятся физические упражнения».

Фергюсон внезапно ощутил боль, подобную той, которую он видел в глазах Грейс.

«Нет, миледи, на ней регулярно ездили, пока...»

Она снова улыбнулась; у неё были идеальные зубы. «Забавно звучит, правда?» Она взглянула на карету, словно с нетерпением. «Возможно, я сама покатаю её в понедельник». Она снова посмотрела на дом, на окна комнаты, выходящие на море. «Надеюсь, у вас есть подходящее седло?»

Фергюсон чувствовал, что она знает это и ей это нравится, она издевается над ним.

«Я могу достать один, если вы намерены…»

Она медленно кивнула. «Она, кажется, пользовалась седлом, как мужчина? Как удачно!»

Она резко отвернулась, и ей помогли сесть в экипаж. Они смотрели ему вслед, пока он не выехал на узкую дорогу, а затем вместе пошли к своему коттеджу.

Фергюсон сказал: «Я скоро отвезу Джона обратно в Фаллоуфилд».

Грейс взяла его за руку и повернула к себе. Она видела его лицо, когда они были в комнате с тремя портретами и кроватью адмирала. Леди Болито уже избавилась от портрета Чейни; именно Кэтрин нашла и вернула его. Брайан был хорошим человеком во всех отношениях, но он никогда не понимал женщин, особенно Белинд этого мира. Кэтрин всегда будет врагом Белинды, но любовь Чейни ей никогда не удастся захватить.

Когда они вошли, Оллдей попытался встать со стула, но Грейс махнула ему рукой, останавливая его.

«Плохо?» — только и сказал он.

Фергюсон резко ответил: «Мы не будем иметь никакого права голоса, это точно».

Грейс поставила ещё один стакан. «Вот, любовь моя. Ты этого заслужила». Она перевела взгляд с них на пустой камин, на старого кота, свернувшегося клубочком в углу. Дом. Он был всем; это было всё, что у них было.

Она вспомнила, как Брайан описывал те моменты первого визита Адама сюда после смерти дяди, когда он поднял старый меч и прочитал письмо, которое оставила ему Кэтрин.

«Как будто годы назад», — сказал он, — «как будто снова увидел молодого капитана Болито». Конечно, ничто не могло всё это разрушить.

Она с мягкой решимостью сказала: «Мне нужно запереть», – и посмотрела на них обеих, скорее опечаленная, чем разгневанная мелочной злобой одной женщины. «Бог скажет своё слово. Я поговорю с Ним».

Тело обнаружил Том, береговой охранник. Примерно год назад он бы сделал это раньше. Он ехал, не спеша, уткнувшись подбородком в шейный платок, и мысли его были лишь вполголоса. Как и его лошадь, он был настолько знаком со всеми тропами и тропинками на этом диком побережье, что всегда воспринимал их как должное. Позади него ехал его молодой спутник, старавшийся не беспокоить его и не раздражать ненужными вопросами и замечаниями; он был славным малым, пусть и неопытным, и должен был стать хорошим береговым охранником. Он размышлял и теперь заменит меня на следующей неделе. Было трудно принять это, хотя он и знал, когда закончится его служба, и ему уже предложили работу на почте в Труро. Но после всего, что он видел и делал в этих одиноких и часто опасных патрулях, это было нечто неизведанное и, возможно, лишенное какой-то особой пикантности.