Он попытался взглянуть на это холодно, логически, как это было свойственно ему со всеми препятствиями. Принц, «Принни», лучше многих знал опасность зависти и злобы. Он быстро распознал это в самых близких и сделает всё возможное, чтобы сохранить то, что он называл «видимой стабильностью». Возможно, он уже пытался предупредить его, что может случиться с этой стабильностью, если его генеральный инспектор потеряет рассудок из-за женщины, которая открыто презрела и бросила вызов этому обществу ради любимого ею человека.

И я не осознавал этого. Он даже мог это принять. Но поверить, что будущий король предал его, поручил ему миссию лишь для того, чтобы уберечь от клеветы и насмешек, было за гранью понимания. Даже зная, что это правда. Это было единственное объяснение.

Марлоу тихонько кашлянул. «Лошадей сменили, милорд. Мне сказать Уильяму, чтобы он остановился?»

Силлитоу спокойно посмотрел на него. Значит, Марлоу тоже знал или догадывался.

Он думал о Кэтрин, в этом доме или у излучины реки в Челси. О той ночи, когда он ворвался с Гатри и остальными и спас её. Спас её. Это было так сурово в его памяти, как кровь под гильотиной во время Террора.

Он подумал о глупой и коварной жене Бетюна и о Родсе, который ожидал, что его назначат Первым лордом Адмиралтейства. О жене Ричарда Болито; о столь многих, кто будет там сегодня. Не для того, чтобы почтить память погибшего героя, а чтобы увидеть, как Кэтрин опозорят. Уничтожат.

Теперь он мог только гадать, почему он колебался.

Он коротко сказал: «Я готов». Он прошёл мимо камердинера, не заметив плаща, скрывавшего его личность. «Тот парень из «Таймс», тот, что так хорошо написал о Нельсоне…» Он щёлкнул пальцами. «Лоуренс, да?»

Марлоу кивнул, застигнутый врасплох лишь на мгновение.

«Я помню его, милорд».

«Найдите его. Сегодня же. Мне всё равно, как и сколько это будет стоить. Я считаю, что мне заслужена одна-две услуги».

Марлоу подошёл к входу и наблюдал, как Силлитоу садится в экипаж. Он видел грязь, забрызганную боком – следы жёсткого диска. Неудивительно, что лошадей сменили.

Карета уже разворачивалась, направляясь к прекрасным воротам, о которых когда-то отзывался сам принц-регент.

Он покачал головой, без труда вспоминая грандиозную процессию и похороны Нельсона. Огромная армада кораблей, сопровождавших гроб на барже от Гринвича до Уайтхолла и от Адмиралтейства до собора Святого Павла. Процессия была настолько длинной, что достигла места назначения прежде, чем арьергард тронулся с места.

Сегодня не будет ни тела, ни процессии, но, как и сам человек, его будут помнить долго.

И только сегодня утром он услышал, что конец войны неизбежен. Это уже не просто надежда, не просто молитва. Может ли одна последняя битва уничтожить столь чудовищное, столь бессмертное влияние? Он грустно улыбнулся про себя. Странно, что в такой день это казалось почти второстепенным.

Силлитоу вжался в угол экипажа и прислушался к изменчивому звуку подкованных железом колёс, когда лошади въехали на очередную узкую улочку. Серые каменные здания, пустые окна, конторы банкиров и юристов, богатых купцов, чья торговля простиралась по всему миру. Центр, как любил называть его сэр Уилфред Лафарг. Кучер Уильям знал эту часть Лондона и умудрился объезжать главные дороги, большинство из которых были заполнены бесцельными толпами, столь непохожими на его обычную суету и цель. Ведь сегодня было воскресенье, и около собора Святого Павла будет ещё хуже. Он пощупал часы, но передумал. Максимум полчаса. Если бы не задержка с премьер-министром, у него в любом случае было бы предостаточно времени.

Он наклонился вперед и постучал мечом по крыше.

«Что теперь? Почему мы тормозим, мужик?»

Уильям висел на краю своего насеста.

«Улица перекрыта, милорд!» — в его голосе слышалось беспокойство; он уже успел почувствовать на себе характер Силлитоу по дороге в Чизик-Хаус.

Силлитоу дёрнул за ремень и опустил окно. Здесь так узко. Как в пещере. Запах лошадей и сажи…

Он увидел толпу людей и нечто, похожее на повозку. Там же были и солдаты, и один из них, офицер в каске, уже рысью бежал к ним. Молодой, но не лишенный ни ума, ни опыта, он быстро окинул взглядом одежду Силлитоу, яркую орденскую ленту на груди, а затем и герб на двери.

«Путь перекрыт, сэр!»

Уильям пристально посмотрел на него.

«Мой господин!»

Офицер воскликнул: «Прошу прощения, милорд, я не знал…»

Силлитоу резко бросил: «Надо дозвониться до церкви Святого Павла. Надеюсь, мне не нужно объяснять, почему». Он чувствовал, как гнев снова нарастает; это было лишь затишье перед бурей. Он холодно посмотрел на офицера. «Четырнадцатый лёгкий драгунский полк. Я знаю вашего агента, в Грейз-Инн, кажется?»

Он увидел, как пуля достигла цели.

«У экипажа отвалилось колесо, милорд. Хуже места и быть не могло. Мне уже пришлось повернуть назад одну карету… даму…»

«Леди?» Это была Кэтрин. Должно быть, так оно и есть. Он взглянул на сияющие шлемы и беспокойных лошадей и резко сказал: «Предлагаю вам спешиться с этих прекрасных воительниц и убрать препятствие».

«Я-я не уверен. Мои приказы...»

Силлитоу откинулся назад. «Если вы цените свои комиссионные, лейтенант».

Драгунам потребовалось всего несколько минут, чтобы оттащить машину на обочину, а Уильяму — проехать всю улицу.

Намеренно? Случайно? Или это было то, что Ричард Болито всегда называл Судьбой?

Он подумал о ней. Идя пешком, окруженный изумлёнными, любопытными лицами. Он снова выглянул и увидел собор Святого Павла. Вблизи он возвышался над всем, отчего тишина казалась ещё более впечатляющей.

«Остановитесь сейчас же!»

Он знал, что Уильям против, и, вероятно, желал, чтобы рядом с ним был огромный Гатри, но он спустился вниз, чтобы успокоить лошадей, прежде чем их начнут беспокоить медленно движущаяся толпа и неестественная тишина.

Что они могли сделать? Осмелились бы они повернуть её спиной у величественного входа в собор под каким-нибудь ничтожным предлогом, возможно, потому, что не было записи о её приглашении? Кэтрин, из всех людей. В этот проклятый день.

Он ускорил шаг, привыкнув к пристальным взглядам и пристально смотрящим лицам, недоступным для них, или так ему теперь казалось.

Рука дернула его за пальто. «Не могли бы вы купить цветы в память о нём, сэр?»

Силлитоу оттолкнул его, резко бросив: «С дороги!»

Затем он остановился, словно не контролируя свои конечности. Это объясняло тишину, полную неподвижность, подобной которой это место никогда не видело.

Кэтрин тоже стояла совершенно неподвижно и прямо, окруженная людьми и в то же время совершенно отстраненная от них.

На ступенях собора неровным рядом стояли мужчины. Матросы, или были ими до того, как их зарубили в бою. Люди без оружия или ковыляющие на деревянных пнях. Люди с обожжёнными и израненными лицами, жертвы сотни разных сражений и стольких же кораблей, но сегодня объединившиеся в один. Силлитоу попытался урезонить его, холодно, как обычно. Вероятно, они были из военно-морского госпиталя в Гринвиче и, должно быть, поднялись по реке именно ради этого случая, словно их привлекла та же сила, что остановила его. Все были в обрывках формы, у некоторых на руках были татуировки; один, в форме морского офицера, был прикрыт шпагой.

Силлитоу хотел подойти к ней. Не поговорить, а просто быть рядом. Но он не двинулся с места.

Кэтрин ощущала тишину; она даже видела, как конным драгунам приказали убрать разбитую машину. Но всё это было где-то в другом месте. Не здесь. Не сейчас.

Она стояла неподвижно, наблюдая за человеком в офицерской форме, медленно выходившим из-за кулис изувеченных матросов. Тех, что с деревянным рангоутом. Фахверковых гнёзд, как их называл Олдэй. Она дрожала. Но он всегда говорил это без презрения и жалости, потому что это был он сам.

Офицер подошёл ближе, и она поняла, что это лейтенантская форма. Чистая и отглаженная, но аккуратная строчка и швы бросались в глаза. Он держал руку на плече другого мужчины, и, взглянув на его глаза, она поняла, что он слепой, хотя они были ясными и яркими. И неподвижными.