Гэлбрейт понимал, что бессмысленно сомневаться в своём внезапном волнении. С первыми лучами солнца им следовало сменить галс и снова занять позицию на «Матчлессе». Не было ни малейшего доказательства того, что редкие появления далёкого паруса имели какое-либо значение или как-то связаны с этим. Но его порывистое сжатие руки, казалось, окончательно развеяло сомнения в поднявшемся ветре.

Он резко обернулся. «Всем трубить, мистер Вудторп! И пошлите за мастером, как можно скорее!»

Он снова повернулся к нечёткому контуру. «Капитан Бувери может не одобрить, сэр».

Адам Болито тихо спросил: «Но капитана Бувери еще не видно, не так ли?»

Мужчины выбежали из тени, некоторые из них все еще были в оцепенении после сна, оглядываясь на развевающиеся паруса и натягивая такелаж, пока не воцарились порядок и дисциплина.

Капитан, босиком, ковылял по наклонной палубе, бормоча: «Неужели нет мира?» И тут он увидел капитана. «Новый курс, сэр?»

«Мы поплывём, мистер Кристи! Как можно ближе к ветру!»

Раздались пронзительные крики, и люди полезли наверх – опасности работы в темноте больше не представляли для большинства из них угрозы. Заскрипели блоки, и кто-то споткнулся о извивающийся канат, скользивший по влажному настилу, словно живой.

Но она ответила, как только большое двойное колесо было перевернуто.

Гэлбрейт схватился за бакштаг и почувствовал, как палуба накренилась ещё сильнее. В темноте всё было ещё более диким, громким, словно корабль реагировал на безрассудство своего капитана. Он отряхнул брызги с лица и увидел бледные звёзды, закручивающиеся вокруг мачтового шкентеля. Совсем недавно рассвело. Он посмотрел на капитана. Что, если море пусто? И нет других кораблей? Он подумал о Бувери, о том, что может случиться, и понял, сам не понимая почему, что это состязание.

«Unrivalled» завершила поворот, вода хлынула в подветренные шпигаты, паруса наполнились на противоположном галсе, кливер громко затрещал, яхта шла так близко к ветру, как только могла.

Кристи крикнула: «Спокойно, сэр! Направляемся с востока на юг!»

Впоследствии Гэлбрейт думал, что это был единственный раз, когда он слышал, чтобы мастер был впечатлен или удивлен.

«Крепитесь! Страхуйтесь!»

Мужчины бежали выполнять каждую команду; любому сухопутному жителю это показалось бы всего лишь спутанным клубком парусины и натянутых снастей.

Адам Болито вцепился в поручень и сказал: «Вот она летит! Почувствуй её!»

Гэлбрейт обернулся, но покачал головой и промолчал. Капитан остался совершенно один на своём корабле.

«Руки вверх, мистер Ломакс! Поднимайте брамсели и подавайте побольше мужчин на главное блюдо! Сегодня они как стая старух!»

Лейтенант Джордж Эйвери стоял под бизань-мачтой, где уже почти час собирались морские пехотинцы кормовой гвардии. Он слышал несколько шёпотом ругательств, когда огонь на камбузе потушили прежде, чем некоторые вахтенные успели перекусить.

Он чувствовал себя чужаком на борту «Матчлесса». Всё шло довольно гладко, как и следовало ожидать от фрегата, прослужившего больше трёх лет. Но он ощущал нехватку товарищества, которое сам привык ценить и принимать. Каждый шаг, каждое изменение курса или направления, казалось, исходили от одного человека. Никакой цепочки командования, какой её знал Эвери, а всего один человек.

Он видел его сейчас, расставив ноги, уперев руку в бедро, – квадратная фигура в усиливающемся дневном свете. Он задумался над этим словом: оно точно описывало капитана Эмлина Бувери. Даже когда корабль накренился при смене галса, Бувери оставался непоколебимым. Его руки тоже были квадратными, сильными и твёрдыми, как у этого человека.

Бувери сказал: «Встаньте на наблюдательные посты, мистер Фостер, вы должны были бы уже знать мои приказы!» Его голос всегда разносился без видимых усилий, и Эвери ни разу не видел, чтобы он снисходил до использования рупорной трубы, даже в тот единственный порыв ветра, который им встретился после отплытия с Мальты.

Он услышал, как лейтенант выкрикивает имена, и подумал, что знает, почему. Скоро должен был появиться «Непревзойдённый», если Адам Болито остался на месте, как было приказано. Он вспомнил совещание на флагмане. Бувери наложил вето на предложение, чтобы Эвери плыл с «Непревзойдённым» вместо «корабля старшего офицера», и Бетюн согласился. Оглядываясь назад, Эвери всё ещё задавался вопросом, было ли это действительно его согласием, или ему просто нужно было продемонстрировать, что племяннику сэра Ричарда Болито не будет оказано никакого фаворитизма.

Он смотрел вверх, как брамсели оторвались от реев и наполнились по ветру, а марсовые матросы рассредоточились по обоим бортам, все сознавая уровень своего капитана.

Гордыня, ревность? Одно без другого было трудно. «Матчлесс» бороздил эти воды больше трёх лет, и, несмотря на медный корпус, он был густо зарос водорослями и морскими наростами. «Непревзойдённому» приходилось несколько раз убавлять паруса в течение дня, чтобы оставаться на месте, а ночью они, должно быть, лежали практически в дрейфе. Он мог представить себе разочарование и нетерпение Адама Болито. И всё же я его почти не знаю. Это было самое странное. Как будто я передал медальон. Когда я хотел его себе.

Он понял, что Бувери присоединился к нему на бизани. Он мог двигаться быстро, когда ему было удобно.

«Скучно, мистер Эйвери? После вашей последней встречи это может показаться немного скучным!»

Эвери сказал: «Я чувствую себя пассажиром, сэр».

«Хорошо сказано! Но я же не могу нарушить ход своей команды неверной нотой, а?»

Он рассмеялся. На самом деле, Бувери смеялся часто, но его смех редко достигал его глаз.

«Все в порядке, сэр!» Кто-то прошмыгнул мимо; никто не вошел, Матчлесс.

Бувери кивнул. «Я читал ваши заметки и наблюдения о последнем визите в Алжир. Они могут пригодиться». Он оборвал себя и крикнул: «Запишите имя этого человека, мистер Манро! Сегодня я не потерплю никаких лентяев!»

Этот человек. После трёх лет службы капитан должен был знать имя каждого на борту.

И снова засада памяти. Как Ричард Болито убеждал своих офицеров в важности запоминания имён солдат. Зачастую это единственное, что они могут назвать своими.

Он вздрогнул и обернулся, услышав, как Бувери произнес: «Вы, должно быть, скучаете по адмиралу», — словно прочитав его мысли.

«Конечно, сэр».

«Я никогда с ним не встречался. Хотя я тоже был в Копенгагене, в Амазоне, капитаном Риу. Моя первая служба лейтенантом. Вот это да, скажу я вам!» Он снова рассмеялся, но никто не отвлекся от своих обязанностей, чтобы посмотреть или послушать. Не в «Матчлесс».

Рука Бувери снова дёрнулась. «Ещё раз дерни за оттяжку и страховку! Слишком медленно!»

Он изменился так же внезапно. «А ты много общался с леди Сомервелл? Говорят, она одним взглядом превращала сердце мужчины в воду. Истинная красавица – не раз вызывала рябь на душе в своё время!»

«И храбрая женщина, сэр».

Бувери разглядывал его в полумраке. Эйвери чувствовал это, словно взгляд прокурора на военном трибунале. Он чувствовал и собственное растущее негодование.

Бувери покачнулся на каблуках. «Если вы так говорите. Я бы подумал…» Он осекся и чуть не потерял равновесие. «Что это, чёрт возьми, было?»

Кто-то крикнул: «Огонь, сэр!»

Бувери с трудом сглотнул. «Чушь!» Он шагнул на другую сторону. «Мистер Ломакс! Куда?»

Эйвери облизал губы, пробуя рассол. Один-единственный выстрел. Это могло означать только одно: сигнал к отплытию. Он смотрел на горизонт, пока глаза не заболели. Каждое утро с тех пор, как они покинули Мальту, было так. Как только появлялся «Непревзойденный», Бувери подавал сигнал, словно постоянно пытался их поймать. Не глядя, он знал, что первый сигнал дня уже подан, готовый взлететь к рейду, когда большинство кораблей предпочли бы оставаться рядом. Он вздрогнул, и не только от усиливающегося ветра, но и от нетерпения Адама Болито на собрании, где высказывались сомнения по поводу бригантины. Просто какая-то нелепая одержимость, нечто, чтобы привлечь внимание, произвести впечатление. Больше нет.