Он подошёл ближе, но почувствовал, будто застыл на месте. Мужчина его возраста, искалеченный, полуслепой, едва способный говорить. Не просто выживший, а жертва.

Он тихо произнёс: «Джон Пауэрс, марсовой». Он протянул правую руку, но изменил её положение, чтобы было удобнее для однорукого.

Голова повернулась ещё сильнее, так что глаз, казалось, заполнил всё его лицо. Затем он заговорил медленно, с мучительными паузами между словами, и всё это время девушка держала его за руку, глядя ему в лицо, разделяя его страдания, как ей приходится делать каждый день.

«Не… убит… сэр». Он медленно кивнул, вспоминая, видя это. «Мне… сказали… вы… были… здесь». На горле у него были ещё более глубокие шрамы. «… 'Ад… чтобы… прийти… и… убедиться…»

Адам сказал Джаго: «Джон Пауэрс служил на моём «Анемоне», когда мы проиграли «Янки». Этот день я никогда не забуду».

Девушка протянула руку, чтобы откинуть волосы с лица своего спутника.

Она взмолилась: «Давай вернемся, Джонни. Они будут нас искать, да?»

Адам спросил: «Где ты работаешь?»

Она махнула рукой через плечо. «В гостинице. У нас есть где переночевать. Нам больше никто не нужен!»

Калека, который был одним из лучших марсовых матросов в отряде Анемон, сказал: «Вымойте… кастрюли… и… вещи… сэр».

Адам сунул руку в карман, но она резко ответила: «Я принесла их, потому что он хотел их! Нам не нужны ваши деньги, сэр!»

Она развернула его и подтолкнула к открытым воротам. В небольшое окно Адам видел лица наблюдающих за происходящим, кружки, застывшие с интересом.

Человек по имени Пауэрс попытался снова. «Анемон был лучшим во флоте!» Он не запнулся ни разу.

Джаго посмотрел им вслед, затем на своего капитана и пожал плечами, его рука соскользнула с кинжала. «Так бывает, сэр. Мы всегда это видим. Таков порядок вещей». Он почувствовал, что ему хочется протянуть руку, коснуться его руки, как он часто видел, и хоть как-то успокоить.

Адам посмотрел на него; его темные волосы развевались на ветру, хотя он не помнил, чтобы снимал шляпу.

«Иногда нам нужно напоминать об этом», — он посмотрел на старую колокольню. «Гордость».

Одно слово. Этого было достаточно.

Лейтенант Гэлбрейт протянул руки к потрескивающему камину. Было около полудня, но он чувствовал себя так, будто провел на ногах уже несколько дней, устал, был расстроен и разочарован. Он кивнул хозяину гостиницы и взял предложенный стакан, почувствовал, как он обжег язык, словно огонь, и подумал, откуда он взялся. Теперь, когда война с Францией закончилась, контрабандисты будут заняты как никогда. Пока что.

Он услышал небольшой отряд королевской морской пехоты, сопровождавший вербовочную группу, – громкие и спокойные голоса в другой «длинной комнате». Капрал Блоксхэм следил за тем, чтобы никто из его людей не напивался и не хулиганил; у него был талант к таким вещам. Он был метким стрелком отряда. Гэлбрейт вспомнил тот последний час на борту изрешеченной и окровавленной палубы «Тритона», когда капитан пытался помочь своему слуге, которого задела деревянная щепка, и не мог добраться до вражеского командира, который намеревался убить его.

Словно в маленькой сценке, раненый мальчик лежал на руках у Болито, старый меч бессильно указывал на палубу, а затем появился Блоксхэм, совершенно спокойный, словно он был где-то на стрельбище со своим верным мушкетом.

Да, капрал Блоксхэм будет следить за всем происходящим. Скоро он будет думать о сержантских нашивках.

Он оглядел комнату с низким потолком, закопченные картины и полированные латунные предметы. Он вздохнул. Еще одна остановка, и все кончено. Он сердито посмотрел на пустой стакан. Черт возьми, пустая трата времени. Три мужчины: один мужчина и два мальчика – вот что ближе к истине. Пустая трата времени.

Дверь с грохотом распахнулась, и он попытался расслабить разум и тело.

В лейтенанте Джордже Варло было что-то, что, казалось, тревожило его. Он едва знал его и считал, что в этом виноват в основном он сам, и всё же… Варло был внимательным, проницательным, деловитым. Он был очень лёгок на ногах, как танцор или тот, кто привык состязаться на шпагах ради удовольствия или всерьёз. Светлые волосы, короткие и аккуратно подстриженные, как и его одежда: идеальный офицер. Гэлбрейт обычно не был нетерпимым человеком, но рядом с Варло он чувствовал себя неловким и неуклюжим практически во всём.

Может быть, потому, что он служил флаг-лейтенантом у какого-то старшего офицера. Или, может быть, тебя выбрали именно за эти качества? Но он вспомнил Джорджа Эвери, погибшего при абордаже вражеского корабля, и свои собственные слова капитану Болито. Думаю, он знал, что умрёт. Он утратил волю к жизни. Нет, совсем не как Эвери…

Варло огляделся, на его губах играла лёгкая улыбка. «Я велел мистеру Ристу присматривать за остальными, пока мы не будем готовы выдвинуться».

Гэлбрейт сказал: «Рист знает, что делать!» Он вёл себя глупо. Несправедливо. Откуда Варло мог знать, какой Рист, лучший помощник капитана на корабле? Как в тот день, когда они начали атаку на лодках среди островов, Рист был надёжной опорой, даже когда они высадились не на том берегу.

Хозяин снова появился. «Стаканчик, цур?»

Варло покачал головой. «Позже».

Гэлбрейт сказал: «Хорошо». Он почувствовал негодование мужчины и резко добавил: «Это как раз то, что мне было нужно».

Он сделал ещё одну попытку. «Следующее место — на Маркет-Джу-стрит». Он открыл блокнот. «Должно быть, когда-то здесь была еврейская община».

Варло с улыбкой посмотрел на него. «Вообще-то нет. Это на старом корнуоллском языке, marhas you, что означает „Четверговый рынок“». Улыбка стала шире. «Или почти!»

Гэлбрейт коротко ответил: «Я не знал».

Варло элегантно пожал плечами. «А зачем? Это ведь не наша забота, правда?»

С улицы доносились крики и ликование. Сержант, занимающийся набором новобранцев, возвращался в казарму с добычей. Вероятно, слишком пьяный, чтобы понимать, что он натворил.

Он сказал: «Возможно, завтра нам повезет больше».

Варло прямо спросил: «Ты служил на «Unrivalled» с момента её ввода в эксплуатацию? И с её капитаном тоже?» Снова лёгкая улыбка. «Корнуоллец, как минимум».

"Да."

«Какой он? Много чего слышно, как вы хорошо знаете, но если нам предстоит находиться вдали от Англии и флота, разумно быть готовыми».

Он подстрекал его, выманивал на открытое пространство и получал от этого удовольствие.

Гэлбрейт сказал: «Лучший капитан, которому я когда-либо служил. У него высокие стандарты, и он ожидает, что им будут следовать». Он попытался улыбнуться, чтобы взглянуть на ситуацию со стороны. «Даже от корнуоллцев».

Варло задумчиво кивнул. «Спасибо за предупреждение. Если оно и было задумано».

Рист, помощник капитана, заглянул в их комнату. «Готовы, сэр!»

Гэлбрейт поднял шляпу и поправил шпагу на бедре. Варло, вероятно, имел какое-то влияние за его спиной. Флаг-лейтенант, а теперь назначен на прекрасный фрегат, когда столько фрегатов стояло на приколе. Влияние. Мечтая получить собственное командование? Он кивнул в знак благодарности трактирщику. Как и я.

Он почувствовал солёный воздух на губах. Назад к морю. Ему не терпелось уйти.

Адам Болито провёл рукой по гладкому, холодному камню морской стены, изношенному всеми непогодами. Мир или война — здесь не имело значения.

Он потянулся за часами и вспомнил, и подумал о мальчике, который попросил разрешения оставить себе осколки после того, как мушкетная пуля разбила их вдребезги. Они спасли ему жизнь. Русалочка.

Завтра они уплывут отсюда. Его тревожило не путешествие в Западную Африку и не бесчисленные требования и трудности, связанные с недоукомплектованным экипажем кораблем.

Дело было не в этом. Он командовал с двадцати трёх лет. Он был готов к большинству трудностей.

Завтрашний день был проблемой. Уехать отсюда, где он родился и вырос благодаря женщине, чьё имя он помянул в церкви. Место, где он научился заботиться о себе ещё в детстве, и всё же никогда не считал его своим домом. Фалмут и большой дом, который теперь принадлежал ему по праву, несмотря на все юридические формальности, которые ещё предстояло уладить, были его домом – Фалмут и океан, куда бы они его ни манили.