Он снова мысленно увидел карту. Столько проток, которые вели от главной реки к первому открытому водоему.

«Клянусь десятью!»

К нему присоединился Гэлбрейт. «Скоро, сэр». Это прозвучало как вопрос.

Адам не ответил прямо. Если они встанут слишком далеко, у любого работорговца, проскользнувшего мимо Тернбулла, может быть десяток путей к спасению.

«Ещё нет». Он подошёл к компасной будке и взглянул на грот-марсель. Теперь он видел его целиком. Солнце вот-вот появится над холмами, которые Кристи так тщательно отметила. А потом…

«Восьмерка!» Теперь уже не так скучно.

Нетрудно было представить себе, как морское дно неуклонно поднимается, приветствуя киль «Непревзойденного».

Он взглянул на маленький флюгер и понял, что рулевые пристально за ним наблюдают.

Кристи многозначительно сказала: «Ветер немного посвежел, сэр».

Адам задумался. Кристи никогда не тратил время на пустые разговоры. И он чувствовал усиливающийся морской бриз, слышал его в парусах. Кораблям Тёрнбулла будет нелегко идти прямо навстречу. Работорговцы, если они ещё там, воспользуются этим. Возможно, Тёрнбулл уже решил подождать и позволить своей добыче сделать первый шаг. В то же время он знал, что не станет этого делать.

Он вспомнил слова, которые слышал от дяди, словно произнёс их вслух. Единственное, что капитан-младший может принять как должное, — это неожиданности!

Он был удивлен, что ему удалось сохранить такое спокойствие.

«Подведите её, мистер Гэлбрейт. Мы встанем на якорь».

Приказы отдавались с минимальным уровнем шума, и люди, которые спотыкались и путались при каждом движении всего несколько месяцев, недель назад, поспешили к простыням и подтяжкам, как будто делали это всю свою жизнь.

«Ли, подтяжки, там! Руки носят корабль!»

Адам потянулся за медальоном под рубашкой и удивился его исчезновению. Он оставил его в сейфе, где тот и останется, пока этот эпизод не станет просто очередной записью в дневнике Кристи.

Но это было странно, по-другому. Корабль был готов к бою, но ни одно из основных орудий не было заряжено. Излишняя осторожность? Или потеря контроля, как выражались старые Джеки.

Он слушал, как бунтует парусина, пока матросы пинками и кулаками добивались ее подчинения.

Он увидел двух офицеров Королевской морской пехоты возле шлюпочного яруса, теперь каждая черта их лица стала видна гораздо яснее.

Лоцман идет по трапу правого борта, его линь аккуратно перекинут через плечо.

Мичман Дейтон стоит рядом с Гэлбрейтом… и о чем думает?

"Отпустить!"

Он увидел, как из-под кат-балки левого борта взлетели брызги, услышал, как Варло зовет кого-то по имени.

Затем он увидел землю, медленно проплывающую мимо носа судна, и обнаженные плечи прекрасной носовой фигуры, внезапно вырисовывающиеся на фоне холмов, все еще пребывавших в глубокой пурпурной тени.

«Все быстро, сэр!»

Адам видел, как Нейпир разговаривал с другим юношей, Эде, жестикулируя, словно пытаясь объяснить что-то происходящее у кабестана. Один разговаривал с матерью, которая больше не писала ему, чтобы справиться о здоровье сына, а другой, такой ловкий и нежный на руки, пытался убить своего работодателя.

Так что на этот раз он проявил чрезмерную осторожность. Это было его решение.

Он коротко улыбнулся. И они были готовы.

Дэниел Йовелл стоял под одним из трапов шканцов, нахлобучив шляпу, чтобы защитить глаза от первых ярких солнечных лучей. Он не любил жару, но не делал на неё скидок в одежде. Насколько он помнил, его отец был таким же. «Что защищает от холода, то защищает от жары» было для него правилом. Он знал, что это забавляет команду «Непревзойдённого», но и к этому привык.

Он глубоко вздохнул, наблюдая, как золотистое сияние разливается по неспокойной воде, оживляя береговую линию с холмами и более тёмной зеленью леса вдали от берега. Это было время суток, которое он старался никогда не пропускать. У него не было никаких обязанностей, никаких обязательств; он мог просто наблюдать и наслаждаться им. Он привык избегать обычной спешки и суеты военного человека, не участвуя в них.

Вот как сейчас, подумал он. Одна из шлюпок тянула длинный канат с кормы и протянула его за нос, чтобы привязать к якорному канату. Он слышал, что он нужен, чтобы при необходимости развернуть корабль или направить орудия, когда нет другого выхода.

Он слышал, как боцман Партридж кричал на каких-то людей на кабестане.

«Тяжёлая работа, говоришь, Роббинс? Если ветер усилится, станет ещё жарче!»

Не оборачиваясь и не поднимая глаз, Йовелл слышал, как капитан Болито разговаривает с одним из своих офицеров. Спокойно, невозмутимо. Но в большой каюте Йовелл увидел его с другой стороны. Не капитана, а человека, который заботился о других и часто из-за этого страдал.

Как в тот раз, когда он вернулся на борт после визита в штаб-квартиру во Фритауне, после встречи с контр-адмиралом Херриком. Йовелл много знал о Херрике и служил с ним, когда тот был секретарём сэра Ричарда Болито. Упрямый, упрямый, тонко чувствующий разницу между добром и злом. Он знал об отказе Херрика принять леди Сомервелл… Кэтрин… увидеть её истинную силу и ценность, не просто как любовницу Болито.

Он считал себя удостоенным чести разделить это. Он видел мужество Кэтрин в открытой лодке после гибели «Золотистой ржанки». Неспособная скрыть своё беспокойство, её взятая напрокат матросская одежда едва скрывала её тело от толп мужчин, она всё же сумела вдохновить и ободрить их всех. Большинство из них потеряли всякую надежду на выживание. Йовелл нашёл утешение в Библии, но даже у него бывали моменты сомнений.

Он слышал, как Адам Болито называл флот семьёй. Ричард Болито тоже так говорил. Не случайно другой фрегат, стоявший на якоре во Фритауне, когда они прибыли, находился под командованием Джеймса Тайка. Тайк на своём бриге «Ларн» нашёл эту открытую шлюпку и спас их от неминуемой гибели.

А теперь ещё и Томас Херрик. Йовеллу казалось, что прошло всего лишь вчера с тех пор, как он сопровождал Кэтрин в дом Херрика в Кенте, где они обнаружили его жену, больную тифом. Жена сэра Ричарда Белинда тоже была там, но сразу же уехала, как только поняла природу болезни.

Он слышал, что Херрик просил прощения за своё поведение после этого. Йовеллу было стыдно, что ему было трудно в это поверить.

Гэлбрейт прошёл на корму и остановился, чтобы сказать: «Боюсь, смотреть не на что». Он взглянул на частично управляемый шлюпка. «Но, полагаю, время ещё есть».

Он полуобернулся. «Ты идёшь наверх, Салливан?»

Матрос кивнул. «Капитан просил меня, сэр». В его голосе слышалось беспокойство. «Ненавижу это место. Я был здесь когда-то. Очень давно». Его ясные глаза смотрели вдаль, в воспоминаниях. «Мы сошли на берег на водопой, и эти черти схватили одного из наших парней. Капитан послал морпехов на берег, но было слишком поздно. Ему отрезали веки, чтобы он не мог закрыть их от солнца, а потом привязали к муравейнику и смотрели, как он умирает. Должно быть, это заняло много времени, сэр».

Они наблюдали, как он, словно мальчишка, прыгнул в ванты, а затем начал подниматься к главной мачте.

Йовелл снял очки и вытер лицо большим носовым платком.

«Я часто удивляюсь, как такие люди снова и снова возвращаются в море, даже после всего, что они увидели!»

Гэлбрейт ухмыльнулся. «Он ничем не отличается от нас!» — он коснулся пухлой руки Йовелла. «Или тебя, если уж на то пошло!»

«Палуба там! Плыви на северо-восток!»

Гэлбрейт почти взбежал по лестнице и увидел, как Болито уже открывает подзорную трубу. Салливан, возможно, обиделся на другого наблюдателя, который сообщил о наблюдении раньше него.

Гэлбрейт кивнул мичману Казенсу, предлагая ему свой бокал. Он услышал, как Болито сказал: «Она — Парадокс. Прекрасное зрелище!»

Гэлбрейт осторожно настроил телескоп. Поначалу это показалось странным: когда «Безграничный» стоял на якоре, другое судно казалось гораздо дальше. Это была иллюзия; «Парадокс» шёл к большему из двух проливов, довольно уверенно лавируя, хотя в какой-то момент ветер с берега почти отбросил его назад. Все его шлюпки были в воде, буксируя или лагом. Гэлбрейт ударился губой. Это никак не помогло бы ему управлять судном. Рассветная дымка медленно рассеивалась. Он снова повернул подзорную трубу и увидел ещё один веер парусов, корпус всё ещё скрывался в тумане или дыму, словно только что дала беззвучный бортовой залп. Это, должно быть, «Семь сестёр». Он снова посмотрел на «Парадокс». Теперь всё чётче и чётче. Шпангоут казался слишком большим для такого изящного судна, подумал он. «Парадокс» убавил паруса, и он видел, как одну из шлюпок, затем другую, подтягивают к борту, и изредка мелькали отблески оружия, когда люди спускались в них.