Он сказал: «Разберёмся с этим, когда выйдем в море». Он прикрыл глаза от солнца, чтобы рассмотреть другие суда, стоящие на якоре поблизости. В основном это были небольшие местные суда, которым не составило бы труда пройти через гавань даже при лёгком ветре. Он подумал о людях, которых видел на набережной. Лица наблюдавших – заинтересованные, равнодушные – невозможно было отличить. Как испанские офицеры с прибывшего фрегата; группа из них ждала свою шлюпку у трапа. Они сняли шляпы; несколько из них вежливо улыбнулись. Неужели так просто, так легко забыть, стереть безумие, ярость битвы, которую они все пережили? Смогу ли я?

Он видел, как Партридж, этот боцман с бочкообразной грудью, отдавал распоряжения одному из своих товарищей. Значит, порка. Партридж даже не стал бы задавать вопросов. Когда дело дошло до дела, Военный устав и узкая линия морской пехоты были последним пределом власти капитана.

Он повернул голову, не заметив чего-то, что пытался сберечь Гэлбрейт.

Это был Партридж, уперев кулаки в бедра, с насмешливой улыбкой на загорелом лице.

«У неё, может, и красивое португальское имя, сын мой, но я знаю её с давних пор!» Он, казалось, понял, что Адам подслушивает, и пояснил: «Вон та бригантина, сэр. Старая Ребекка, какой она была в те времена. Впервые попробовала солёную воду в Бриксхеме».

Адам посмотрел через своё массивное плечо. Как изъян в узоре, как лицо в толпе, которое так легко не заметить.

«Вы уверены?»

Паркер, один из помощников боцмана, ухмыльнулся: «Никогда не забывает, сэр!»

Партридж, казалось, понял, что это не просто пустая болтовня. Он сказал: «Мой отец работал на верфи в Бриксхеме, сэр. Были финансовые трудности, и кто-то другой заплатил за достройку Ребекки». Его взгляд заострился. «Самая популярная для меня буровая установка. Дополнительный триссл. Редкость, если только у вас нет лишних рук, чтобы ими управлять. Она попадала в самые разные неприятности, даже столкнулась с налоговиками. Потом она исчезла из Бриксхема. Исчезла». Он оглядел их лица. «До сих пор».

Гэлбрейт сказал: «С тех пор, как мы встали на якорь, она не принимала на борт никаких припасов, сэр. И не разгружала. Время в гавани стоит денег. Если только…»

Адам коснулся рукава. «Пойдем со мной на корму». Он снова посмотрел на воду. Возможно, так и было задумано. Или, может быть, ему нужно было обмануть себя. Ни почты, ни сообщений для «Непревзойденного» не было. Ничего. Так почему же он заметил чёрную бригантину? Даже название «Альбатрос» на её стойке, когда гичка тащила его обратно на корабль.

«У вас хорошая память, мистер Партридж. Это может вам очень помочь».

Партридж потёр подбородок и сказал: «Ну, сэр, балласта у неё нет. Полагаю, она поднимется и уплывёт ещё до рассвета. Я мог бы взять отряд отборных людей и отправиться туда…»

Он с удивлением опустил глаза, когда капитан схватил его за руку.

«Португальский корабль в португальской гавани, мистер Партридж? Это выше наших сил. Некоторые даже могут сказать, что именно этого и ждут, надеясь, что мы сможем». Он вдруг улыбнулся. «Но посмотрим, а?»

Гэлбрейт проследовал за ним под корму и увидел, как тот взглянул на ближайшую лестницу, словно вспомнив что-то.

Адам сказал: «Созовите всех пораньше, Ли. Мистер Партридж, возможно, прав. Я хочу как можно скорее освободить судно от якорной стоянки. Если понадобится, мы воспользуемся шлюпками, чтобы вытащить его». Он снова улыбнулся своей редкой улыбкой. «Мои приказы предельно чёткие, со всей оперативностью. Так тому и быть».

Он вошёл в каюту и замер в нерешительности. «Почты на корабль не было, Ли, ни новой, ни старой. Она, несомненно, когда-нибудь нас настигнет!» Улыбка так и не вернулась. «А теперь, если позволите, мне нужно написать письмо».

Он подошёл к кормовым окнам и посмотрел на ближайшие корабли и набережную за ними. По пути к губернатору он увидел маленькую лавку; её едва ли можно было назвать магазином. Но она напомнила ему ту, что была на Мальте, где он, поддавшись безрассудному порыву, купил маленький серебряный меч с выгравированным на реверсе единственным словом «Судьба». Как какой-то бездумный, влюблённый гардемарин. Но она взяла его и носила. С ним и для него.

И она была здесь, на этом корабле. В этой каюте.

Он сел и расстегнул рубашку, чтобы охладить тело.

Судьба. Возможно, это тоже был сон.

Дэниел Йовелл отложил ручку у маленького колодца и достал платок, чтобы вытереть лоб. Платок выглядел грязным и мятым, но он был достаточно опытным, чтобы ценить пресную воду, независимо от размера судна.

Он слышал знакомое шлепанье ног над головой, лающие приказы, скрип блоков и натянутых солнцем снастей. Он всегда позволял этому оставаться загадкой, чем-то, что находится за пределами его повседневной жизни. Даже здесь, в большой каюте, было невыносимо жарко, палуба едва двигалась, тени, косо ложившиеся на балки и шпангоуты, оставались неизменными.

Он взглянул поверх очков и увидел капитана, прислонившегося к столу, его руки прижаты к карте, а какие-то медные циркульки лежат там, где он их только что бросил.

Прошла уже неделя с тех пор, как они покинули Фуншал, и ветер был лучше, чем ожидал кто-либо из интересующихся.

Йовелл снова взял ручку и был благодарен за свободу передвижения по этой части корабля. И ещё больше за привилегию делиться ею без каких-либо ограничений.

Он смотрел на Адама Болито, водившего рукой по карте, словно нащупывающей путь. Что-то проверяя. Готовясь к какому-то неизвестному препятствию.

Только здесь, в своей каюте, он, казалось, проявлял неуверенность, сомнение. Как в тот день, когда они покинули Фуншал, обнаружив, что португальская бригантина, привлекшая его внимание, снялась с якоря и выскользнула из гавани, и никто не видел её ухода.

К кораблю подошли лихтеры, и Йовелл снова почувствовал настроение капитана. Зачем тратить время на сбор воды, когда они могут быть в море, преследуя и покоряя таинственный Альхатрос?

Но это было правильное решение. Вода была словно золотой песок, и вдоль этой невидимой береговой линии могли пройти недели, прежде чем они смогли бы добыть свежие запасы.

А бригантина? Как и большинство членов экипажа «Непревзойдённого», он начал думать, что она — скорее необходимость, чем угроза.

«Как будто меня полностью бросили», – подумал он. Каждый день горизонт был пуст, даже с топа мачты не доносилось ни звука. Он смотрел, как рука Адама снова движется, циркули отмечая какой-то новый расчёт. Йовелл видел другую сторону капитана, несмотря на все сомнения относительно цели его миссии. Он велел первому лейтенанту сократить время, проводимое наверху всеми впередсмотрящими. Это мои глаза. Я хочу, чтобы они всегда были свежими и бдительными. И он вспомнил, как Гэлбрейт пришёл на корму, чтобы спросить о новом матросе, Эде, и о возможности его работы с помощниками капитана, для которой он, казалось, был более приспособлен, чем просто морская практика.

Некоторые капитаны, возможно, посоветовали бы своему старшему лейтенанту разобраться с этим и не отвлекать их от более важных дел. Вместо этого капитан Болито сказал: «Я прочитал его доклад. Думаю, это разумная идея. Держите меня в курсе».

Вахта следовала за вахтой, и ежедневная рутина брала верх над всем остальным. Учения с парусами и пушками, управление шлюпкой, когда «Непревзойдённый» заштилели под безоблачным небом, прежде чем лёгкий северо-западный ветер сжалился над ними. По необходимости или из-за дисциплины они привыкали друг к другу. Они старались извлечь максимум пользы.

Несмотря на внутреннюю осторожность, Йовелл часто ловил себя на сравнении. Он видел, как сэр Ричард Болито пытался дистанцироваться от суровой реальности наказания. Будучи адмиралом, он был избавлен от традиции и зрелища порки, с чем, казалось, не мог смириться даже после многих лет службы от мичмана до флагмана. «Мой адмирал Англии», как он не раз слышал, как леди Сомервелл называла его. Их тайна, и что-то очень дорогое для неё.