Он коснулся медальона под промокшей рубашкой.

И время забыть.

Он был свободен.

3. Служить этому кораблю

Лейтенант Ли Гэлбрейт замер у подножия трапа и на мгновение оперся на поручни, оценивая настроение и энергию корабля и палубы, ожидавшей его. Было четыре утра, или почти четыре, но время, казалось, потеряло всякий смысл. Даже во время средней вахты его вызвали из каюты по призыву всей команды. Чтобы снова сократить паруса, море превратилось в пустыню прыгающих призраков, а волны накатывали на корпус, словно приливная волна.

Всё его тело болело, и он не помнил, чтобы был сухим и тёплым. Пять дней – не так уж много, если учесть, чего они уже достигли на этом корабле. Он горько улыбнулся, услышав слова капитана. Вот тогда-то.

Даже поручень был липким, а желудок сжался, когда он услышал, как кого-то неконтролируемо рвало.

Он поднялся по оставшейся части трапа и ждал, когда ветер поприветствует его. Ещё несколько мгновений, пока его глаза привыкали к нему: мокрые, скрюченные фигуры вахтенных, трое рулевых, словно статуи, держались за большой двойной штурвал, их глаза изредка попадались в свете компаса, когда они всматривались в твёрдый, как железо, парус, пусть и туго зарифлённый, ведя свою собственную войну с морем и рулём.

Варло ждал его, его стройная фигура была наклонена к палубе, словно ничто не могло сдвинуть его с места.

Гэлбрейт выслушал его доклад, хотя карта была запечатлена в его памяти даже несмотря на неудобство его покачивающейся койки и шум моря рядом.

Прошло девятьсот миль с тех пор, как они покинули залив Маунтс. Казалось, что в десять раз больше.

Прорвавшись через Брест и затем спустившись в Бискайский залив, они, не обращая ни малейшего внимания на непогоду, шли вслед за ними. Удивительно, что им удалось пройти так далеко, не потеряв ни одного человека и не получив серьёзных повреждений. Раненых было предостаточно, особенно среди сухопутных моряков, которые никогда прежде не ступали на борт какого-либо судна. Хирург О'Бейрн называл их храбрыми безумцами. Людей сбивали с ног потоки воды, переливающиеся через трапы, или швыряли на стойки, или, что ещё хуже, на одно из орудий. Других застигал врасплох неожиданный порыв троса, протянутого через блок, чтобы поймать неосторожного в петлю, словно в капкан. В блоке можно было потерять пальцы, а смертоносная снасть могла содрать кожу с костей.

Варло сказал: «На юг-восток, сэр!» — коротко и официально, возможно, чтобы напомнить Гэлбрейту, что его вахта ждёт смены. «Ветер, как и прежде, ровный».

Гэлбрейт поморщился, когда брызги ударили ему в лицо. На карте это было ясно и несомненно. «Непревзойдённый» находился в восьмидесяти или девяноста милях к северо-западу от Лиссабона, за сороковой параллелью. Но даже Кристи, казалось, сомневался и пробормотал: «Мне станет легче, когда мы что-нибудь увидим!» Для него это было серьёзным признанием.

Гэлбрейт сказал: «Стихает». Вода всё ещё хлестала с вант, но уже не заливала палубу, как в прошлый раз. Он застонал. Неужели это было всего три часа назад? Он выждал момент и ухватился за поручни квартердека. Теперь его глаза различали детали: палуба и такелаж резко контрастировали с бурлящей водой, обрушивающейся на траверз.

Он вдруг указал пальцем. «Эти люди. Что они делают?»

Варло небрежно ответил: «Вычерпываем воду из шлюпок. Ленивые ублюдки, в будущем они будут знать, что не стоит тянуть время под моим надзором!»

Рист, помощник капитана утренней вахты, крикнул: «Вахта на корме, сэр!» Хороший человек. К тому же проницательный и достаточно умный, чтобы заметить разногласия между офицерами.

Гэлбрейт сказал: «Большинство из них неопытные, нетренированные! Нельзя же ожидать, что они всё освоят за пять дней, мужик!»

«Я не вижу смысла быть с ними мягким, сэр!»

«Я сам это решу, мистер Варло! А теперь продолжайте и отпустите этих людей». Они смотрели друг на друга, как враги, забыв обо всём остальном. «Или ведите их на корму и атакуйте. Сделаем это официально!»

Варло повернулся и, не сказав больше ни слова, направился к трапу.

Гэлбрейт всматривался в покачивающуюся картушку компаса, давая себе время. Он злился, потому что понимал, что слишком остро отреагировал, или потому что Варло, казалось, не тронул его.

Рист сказал: «Мы сможем поднять несколько штук на рассвете, сэр. После этого нам нужно будет сделать несколько сложных соединений».

Делает всё возможное. Преодолевая разрыв.

Гэлбрейт кивнул. «Да, мы так и сделаем. И спасибо». Он пошёл на другую сторону, снова оставшись один.

Рист вздохнул. Уорент-офицер всегда был посередине, иначе и быть не могло.

Гэлбрейт был хорошим первым лейтенантом, и храбрым тоже. Но Варло… он был просто опасен.

Но все же, еще пара дней, и они должны увидеть Мадейру, иначе мистер Кристи захотел бы узнать, почему бы и нет.

Это бы разрядило обстановку, по крайней мере, на какое-то время. Немного крепкого красного вина и смелые взгляды женщин.

Кто-то настойчиво окликнул его, но он отвернулся.

Мечта моряка.

Адам Болито поставил свою подпись еще на одном письме и посмотрел на стопку писем рядом с ним на столе, все подписанное легким, округлым почерком Йовелла.

Он сидел напротив, и на его лбу снова водрузили золотые очки.

«Я думал, ты поспешил предложить свои услуги в Пензансе. Я думал, ты можешь пожалеть об этом». Он улыбнулся, напряжение уже спало. «Теперь я только благодарен!» Его мысли вернулись к Фалмуту, большому серому дому. «Брайан Фергюсон проклянёт меня за то, что я тебя принял».

Йовелл задумчиво посмотрел на него. «Время пришло, сэр. Я понял это уже через несколько дней после возвращения. Мне удалось уладить некоторые детали с юристами», — и отвёл взгляд. «Боюсь, это их мир, а не мой».

Адам откинулся назад в кресле и почувствовал, как солнце, падающее из кормовых иллюминаторов, освещает его щеку. Стекла были толстыми, и тепло было иллюзией, но этого было достаточно после нескольких дней ветра и бушующего моря.

Он услышал приглушенные крики с палубы и звук новых канатов, протягиваемых по обшивке, чтобы их срастить и затем поднять на верхние реи для устранения повреждений, нанесенных штормом.

А завтра они увидят Мадейру. Первая высадка для многих людей с «Непревзойдённого». Возможно, это компенсирует трудности, ушибы и синяки в пути. По крайней мере, они не потеряли ни одного человека. Это серьёзный риск для любого первого перехода.

Он думал о письмах, которые он должен был отправить в Фуншал в ожидании следующего курьера в Англию. Йовелл давал ему советы по некоторым из них. Было ли что-то, чего он не мог сделать или понять? Их мир, не мой. Нужно было управлять поместьем, следить за фермами и поддерживать их. Он часто мысленно представлял себе ту комнату с видом на море, с портретами Чейни и Кэтрин. Место, полное воспоминаний и надежд, но при этом пустой дом.

Йовелл наблюдал за ним, замечал меняющиеся эмоции, узнавал некоторые из них, поскольку он их уже знал, и, возможно, боялся, что узнает.

Это было нелегко, и он не раз ловил себя на мысли, что сам поставил себя в такое положение. Как и предупреждал Адам, «Непревзойденный» — не лайнер, и в те долгие ночи, когда корабль шатался и нырял в этом невидимом море, он был близок к отчаянию.

Он был удивлён, как легко его приняли на корабле. Возможно, потому, что он был чужаком.

Он увидел, как Адам взглянул на световой люк и снова напрягся, уловив фальшивую ноту в непрерывном хоре ветра и такелажа. Другие видели в нём капитана, высшую инстанцию для матросов, единственного человека, который мог повысить, наградить, высечь или уничтожить любого из них, если бы захотел. Только в такие моменты можно было увидеть настоящего человека. Неуверенность и сомнения, эту редкую тоску в его тёмных глазах, когда его разум ускользал от роли, которую ему всегда предстояло играть.

Йовелл был терпеливым человеком и всегда был готов подождать, прежде чем сформировать свое истинное мнение.