«Это должно защитить от холода, мой друг. В твоём коттедже тоже хороший огонь… мы присматривали за тобой с тех пор, как ты «вызвался» на службу!»

Йовелл отложил ложку. «Это был очень радушный приём, Брайан». Он кивнул в сторону стопки бухгалтерских книг. «Может быть, я могу вам с этим помочь?»

Фергюсон вздохнул. «Я бы не отказался». Он сменил тему. «Мы знали, что вы возвращаетесь домой несколько дней назад. Курьер принёс весть. Новости здесь распространяются быстро».

Йовелл расстегнул пальто и нащупал часы.

«Мы видели, как он ушёл, ещё находясь в Гибралтаре». Он нахмурился. «Она привезла донесения о повреждениях «Unrivalled» в Плимуте. Думаю, капитан тогда понял это в глубине души. Он старался не думать об этом. «Unrivalled» так много значил для него. Я, пусть и скудно, пытаюсь понять, но капитан любого корабля должен видеть вещи совершенно иначе».

Фергюсон заглянул в бухгалтерские книги. Как управляющий имением, он старался быть дотошным, ничего не упустить. Но он уже не был молод. Он даже не взглянул на свой заколотый рукав и не вспомнил о битве при Сент-Митче, где тридцать пять лет назад потерял руку. Грейс выходила его, и капитан Ричард Болито предложил ему должность управляющего.

Словно прочитав его мысли, Йовелл спросил: «Ты все еще видишься с Джоном Оллдеем?»

«Он приезжает из Фаллоуфилда на вечеринку каждую неделю. Мы иногда ходим в гавань. Ему нравится смотреть на корабли. Он до сих пор очень переживает». Он подошёл к огню и пошевелил дровами; огонь шипел под дождём, хлеставшим по приземистой трубе.

Он остановился, чтобы погладить кота, который, как обычно, дремал у камина, и добавил: «Рулевой капитана Адама… похоже, он крепкий парень». Это был вопрос.

Йовелл улыбнулся, его очки снова сползли на нос. «Мел и сыр, как говорят некоторые, но они нашли общий язык с самого начала. Но это не очередной «Оллдей»!»

Они оба рассмеялись.

Снаружи, укрывшись под нависающей крышей конюшни, Дэвид Нейпир повернул голову, чтобы прислушаться. Уже темнело. Он знал, что, должно быть, устал после поездки из Плимута. Измучен. Но он не мог избавиться от чувства смущения и недоверия. Приём был искренним и ошеломляющим. Грейс Фергюсон чуть не задушила его, требуя рассказать о раненой ноге; она проявила даже больше беспокойства, чем во время его предыдущего визита. По просьбе капитана. Он снова и снова обдумывал это. Как и вторую операцию на ноге, которую ирландский хирург О’Бейрн провёл в море незадолго до кровавого сражения в Алжире. Рана была отравлена, и альтернативой была смерть. Он не мог поверить, что…

Не боялся. Внезапная боль от ножа, руки, прижимающие его к столу, боль, нарастающая, словно крики, которые, как он знал, были его собственными; он чуть не задохнулся ремнём, зажатым в зубах, пока милосердная тьма не спасла его.

И тут, сквозь всё это, он вспомнил руку капитана на своём голом, мокром от пота плече. И его голос, говорящий что-то о катании на пони. Он обернулся и заглянул в конюшню на Юпитера, пони, резвого и презрительного к его неопытным попыткам оседлать его в тот первый визит в этот большой дом, который он теперь осмеливался считать своим домом.

Юпитер фыркнул и топнул копытом, и Нейпир убрал руку. Кучер, которого все называли Юным Мэтью, хотя он, должно быть, был намного старше капитана, рассказал ему о привычке пони кусаться при любой возможности. Что подумала бы его мать, увидев его здесь? Он отключил свой разум. Ей было бы всё равно.

Дождь прекращался. Он найдёт кухню и посмотрит, сможет ли чем-нибудь помочь повару.

Он облизал губы. Это не проходило. Тот момент, когда карета, качнувшись, остановилась возле магазина, и капитан почти резко сказал: «Поехали со мной. Это не займёт много времени».

Даже тогда он полагал, что капитан переживает горе за корабль, всё ещё переживая последние мгновения, которые он пережил в одиночестве, после последнего рукопожатия и отплытия гички от причала. Он бы это прекрасно понял.

Но когда капитан сказал сияющему портному в ярком жилете и с болтающейся сантиметровой лентой: «Для этого молодого джентльмена», он не шутил. Он знал это, видя явный восторг Йовелла: «Мидмаринская форма».

Часть сна. Нереального. Он может передумать. Этот молодой джентльмен.

И почему он верил, что сможет принять невероятное предложение новой жизни?

"Есть ли кто-нибудь сегодня?"

Нейпир резко обернулся, прикрыв глаза запястьем от водянистого солнечного света. Он даже не услышал приближающегося копыт лошади, настолько он был погружен в свои мысли.

Это была молодая женщина, ехавшая в дамском седле, вся в красном – цвете вина, которое он иногда подавал своему капитану. У неё были тёмные волосы, завязанные сзади шарфом, и она вся промокла от дождя.

Она покачала головой. «Ты мне поможешь или так и будешь смотреть?»

Дверь с грохотом распахнулась, и старый Джеб Тринник, который, как рассказывали Нейпиру, управлял конюшнями с незапамятных времен, прихрамывая, вышел на мостовую. Этот гигантский мужчина выглядел ещё более свирепым из-за единственного глаза, другой же он потерял при крушении экипажа так давно, что эта история превратилась в легенду.

Он сердито взглянул на девушку на коне и сказал: «Леди Роксби вряд ли обрадуется, что ты приедешь сюда совсем одна, мисс. Что стало с молодым «Арри»?»

Снова презрительный взмах головы. «Он не смог угнаться». Она указала на подставку. «Помоги мне спуститься, пожалуйста?»

Нейпир протянул руку, когда она соскользнула с седла, и старый Джеб Тринник увел лошадь, все еще бормоча что-то себе под нос.

Она сошла на землю и взглянула на него. «Ты здесь новенький, да?»

В конце концов, это была не женщина. Всего лишь девочка. Нейпир не очень хорошо разбирался в возрасте, особенно в её поле, но, как и ему самому, он предположил, что ей лет пятнадцать или около того. Она была очень хорошенькой, а её волосы, которые он считал тёмными, высыхали до каштанового цвета в угасающем свете.

«Я с капитаном Болито, мисс».

Он заметил, как она стояла и двигалась – уверенно и нетерпеливо. Он не заметил, как она вздрогнула, услышав имя капитана.

«Его слуга». Она кивнула. «Да, кажется, я слышала что-то о каком-то визите. В прошлом году? Ты упал с осла».

«Если хотите, я могу отвести вас к нему, мисс?»

Она наблюдала, как открывались прилавки.

«Думаю, я смогу найти дорогу». Но она смотрела на ближайший денник, на могучего коня, качавшего головой в сторону приближающегося конюха.

Она уже собиралась уходить. Нейпир сказал: «Прекрасная кобыла, мисс. Её зовут Тамара».

Девушка остановилась на ступеньках и посмотрела ему прямо в лицо. Он впервые увидел её глаза. Серо-голубые, как море.

Она сказала: «Я знаю. Это убило мою мать».

Мимо проходил старый Джеб Тринник и смотрел, как она идет к дому.

«Держись от неё подальше, сынок. Слишком хороша для таких, как мы, или так она думает, я полагаю».

Нейпир смотрел на большую кобылу, которая наблюдала за мальчиком с ведром.

«Это было правдой в отношении ее матери?»

«Виновата она». Взгляд метнулся к другому мальчику, разбрасывавшему вилами солому. «Леди Болито, вдова сэра Ричарда, вот она». Его суровые черты лица расплылись в улыбке. «Рад снова видеть молодого капитана. Но, полагаю, вы скоро уедете? Как и положено морякам». Он отвернулся, когда кто-то окликнул его по имени.

Именно тогда Нейпира осенило, словно он открыл дверь и столкнулся лицом к лицу с кошмаром. На борту «Непревзойдённого» он видел, как несколько гардемаринов впервые присоединились к команде. Молодые, пылкие, некоторые совершенно неопытные. Он слышал, как они встречали капитана. Он крепко сжал дверь конюшни.

Если бы ему суждено было стать гардемарином, ему пришлось бы справляться с этим в одиночку.

Они не будут плавать вместе. Не в этот раз. Возможно, никогда.

Его собственные слова вернулись к нему, чтобы насмехаться над ним. Мы заботимся друг о друге.