Он с большим усилием отогнал искушение и тихо сказал: «Когда ты спустишься вниз, Люк, — и почувствовал, что он приближается, — принеси мне мой молитвенник, пожалуйста?»

Джаго кивнул. Он знал, кто ещё будет на катере, и удивился, что это всё ещё имеет значение. Что-то да значит. Он видел, как многие выпрыгивали за борт – хорошие и плохие, друзья и враги. Но это случилось.

Он подождал достаточно долго, чтобы увидеть, как катер подошёл к борту, и первый лейтенант поднялся по спущенной для него лестнице. Они разворачивали сеть на блоке и тали для трёх погибших.

Он увидел, как Винсент колебался, когда капитан встретил его у трапа и протянул руку, чтобы схватить его за обе руки.

«Я так горжусь тобой, Марк. Это был смелый поступок!»

Он услышал ответ Винсента: «Это был лейтенант Сквайр, сэр. Я бы умер, если бы не он».

Хватка осталась крепкой, и капитан ответил: «И это было сказано очень смело!»

Джаго спустился вниз и небрежно кивнул морскому часовому, пробираясь в большую каюту.

Морган стоял у кормовых окон и вышел поприветствовать его. Для него никогда не было слишком рано или слишком поздно быть на связи и быть занятым.

Он бодро сказал: «Ты выглядишь измотанным, Люк, дружище. У меня есть кое-что, чтобы тебя взбодрить!» Он замер в дверях кладовой. «Вижу, они вернулись. Ночь была долгой». Он ждал, оценивая момент. «Ты что-нибудь слышал, старый друг?»

Джаго посмотрел ему прямо в глаза, уже не удивляясь тому, что они стали так близки.

«Я думаю, мы будем сражаться», — сказал он.

Командир Фрэнсис Трубридж смотрел на шхуну через воду.

«Да, я могу собрать призовую команду для перехода в Гибралтар. У меня есть помощник капитана, который служил на шхуне в «старые недобрые времена», как он их называет». Он повернулся и посмотрел на свою команду, испытующий взгляд, который Адам понял и запомнил. Как его собственный первый корабль, когда-то давно. Он был даже моложе Траубриджа.

Он говорил: «Мне нужно будет увидеть коммодора». И снова та юная улыбка, которую Адам так хорошо знал, когда был трудолюбивым флаг-лейтенантом Бетюна. Всего несколько месяцев назад…

Улыбка стала шире. «Если он всё ещё командует, конечно!»

Адам сказал: «У меня есть отчёт, который ты должен ему предоставить. Сомневаюсь, что он его удивит. Но он вряд ли будет доволен».

Трубридж провёл его к палубному ограждению. Ему не нужно было напоминать, что это дело срочное.

Интеллект и интуиция хорошо послужили ему на посту флаг-лейтенанта, и оба они были ему необходимы при Бетюне. «Сделай это, Флаги», или «Почему мне не сказали, Флаги?» И Адама Болито он никогда не забудет. На палубе, под огнём, вокруг гибнут люди. И его лицо, когда дым рассеялся, сострадательное и самокритичное, постоянно сомневающееся в собственных действиях.

Он проследил за тем, чтобы якорные лебедки «Онварда» были отправлены на судно, а дополнительные матросы уже были набраны, чтобы в очередной раз поднять якорь.

Подготовка к отплытию всегда была связана с напряжением и волнением. Теперь он сам ощущал это ещё сильнее, командуя собственным кораблём.

И привычный вид трупов, зашитых в гамаках, ожидающих погребения. Не такой, как в тот раз, когда похоронили Кэтрин Сомервелл в море, но Адам Болито вспоминал об этом, исполняя свой долг перед этими тремя жертвами битвы.

Он вдруг спросил: «Что вы намерены сделать?» — и попытался улыбнуться: «Сэр?»

Адам увидел, как он еще раз взглянул на Мерлина, почти покровительственно.

«У тебя хороший первый лейтенант, Фрэнсис?»

Вопрос, казалось, озадачил его, но он кивнул. «Он может дать мне несколько лет, и мне иногда кажется, что он сомневается, достаточно ли я хорош для этой задачи». Он тихо рассмеялся. «Полагаю, я с этим справлюсь».

Адам наблюдал за шхуной.

«Мне однажды сказали, что зависть и амбиции часто идут рука об руку. Он повернулся к Трубриджу. — Я полагаю, что «Наутилус» передают правительству Абубакра как символ доверия и в надежде на будущее сотрудничество. Франция не скрывает своих амбиций в Африке».

«Мне сказали об этом, когда Мерлину было приказано связаться с тобой и Саладином».

Адам почти не слышал его.

Когда мы отправились на помощь торговому доу, мой хирург поднялся на борт, чтобы оказать помощь раненым. Одному из них уже было не помочь, и он умер, находясь там. Мюррей — хороший человек, к тому же находчивый. Умирающий назвал ему имя, и он его запомнил. Сегодня утром, на рассвете, мой первый лейтенант пришёл с нашего приза и принёс мне кое-какие документы, которые кто-то пытался выбросить за борт в тяжёлой сумке. Всего несколько документов, некоторые на французском языке.

Он замолчал, и Трубридж, склонив голову, сосредоточенно прислушался. «И это же имя фигурировало особенно заметно. Мустафа Курт».

«Но это не так».

Адам улыбнулся. «Родной он был турком. Не знаю, под каким флагом он сейчас ходит. Впервые я услышал о нём после Алжирской кампании. Он руководил обороной гавани дея. И это была чертовски опасная битва, как сказал бы наш Нель».

Трубридж пристально посмотрел на него. «И ты думаешь, что этот Мустафа Курт собирается попытаться свергнуть нынешнюю власть в Абубакре и захватить «Наутилус»?» Адам увидел Винсента на трапе, ожидающего.

«Я думаю, он уже там. Был с самого начала».

«Боже мой!» — Он снова посмотрел на Мерлина. «Я не позволю тебе плыть одному! Если это правда, он спалит всё побережье!» — «Ты думаешь, я буду стоять в стороне и позволять тебе в одиночку справляться с этим? На этот раз это будет не просто подвиг!»

Адам взял его под руку и повёл к трапу. Двуколка Мерлина стояла под входным портом, ожидая отплытия Траубриджа.

Он сказал: «Идите сейчас же. Нужно предупредить коммодора», — и увидел мучение и нерешительность на лице Трубриджа. «Я могу приказать вам уйти. Но мы друзья».

Трубридж отступил назад, растерянный, возможно, шокированный. Затем он коротко бросил: «Никогда не забуду!», повернулся и пошёл по трапу.

Адам стоял и смотрел, как лодка отходит от борта.

Трубридж не оглядывался.

В конце концов он узнал, что к нему присоединился Винсент, и сказал: «Мерлин посылает призовую команду, Марк. Мы снимемся с якоря, как только всё будет готово».

Повисло неопределенное молчание.

«Это было трудно, сэр?»

«Думаю, ему пришлось тяжелее». Он посмотрел на шхуну, на ярко-красный мундир морского пехотинца, ярко блестевшего на солнце. Охранял пленных.

Винсент уже выкрикивал имена, радуясь, что делает то, что умеет лучше всего.

И если я ошибаюсь…

Люк Джаго слышал большую часть из того, что говорил, и чувствовал, как его первоначальный гнев сменяется нетерпением. Он видел, как некоторые матросы у кабестана поглядывали на Мерлина и перешептывались, словно вокруг них вот-вот разразится настоящий ад. Чего они ожидали, когда подписывали контракт? Он заметил, что Болито смотрит на него, и крикнул: «Я принёс книгу, капитан». Он рискнул. «Может, старого Дэна Йовелла?»

Адам кивнул, а затем резко сказал: «Итак, давайте об этом поговорим, хорошо?»

Гордон Мюррей стоял в углу лазарета, опустив голову под потолочной балкой, пока мыл и вытирал руки.

По одному пальцу за раз, медленно и осторожно. Сила привычки: то, что он теперь воспринимал как нечто само собой разумеющееся, а не как необходимость. Он усвоил это на горьком опыте, как и большинство морских хирургов. Он всё ещё помнил, как застал одного из мальчишек на своём первом корабле, когда тот резал заплесневелый сыр хирургическим ножом.

Он склонил голову, прислушиваясь к звукам наверху, к равномерному скрипу и вздоху балок, и представил себе высокие пирамиды из парусины, укрепленные вокруг них, какими он их только что видел.

Корабль наклонился, сдерживая ветер. Что от него осталось?

Здесь, внизу, было тихо, приглушённо. Только двум мужчинам потребовалась медицинская помощь после захвата шхуны, и им повезло, несмотря на ужасные раны. В отличие от тех, что он слышал, когда они падали за борт. Он был слишком хорошо знаком с этим, чтобы быть тронутым. Он вспомнил имена, написанные на завёрнутых в брезент трупах, которые видел раньше. Если только это не был кто-то…