Annotation
Кент Александер
Кент Александер
Сердце Дуба (Болито - 29)
Аннотация
На дворе февраль 1818 года, и Адам Болито мечтает о браке и тихой личной гавани. Но, учитывая нехватку большей части британского флота, он понимает, что ему повезло: ему предложили HMS Onward, новый 38-пушечный фрегат, чья главная миссия – не война, а дипломатия, в качестве спутника французского фрегата «Наутилус». Под палящим солнцем Северной Африки Болито остро ощущает зависть и амбиции своих офицеров, мятущийся дух гардемаринов и близость старого врага. Только когда «Наутилус» становится жертвой на алтаре империи, каждый человек обнаруживает, что братство моряков сильнее горьких воспоминаний об океане крови и десятилетиях войны.
1. Лицом к лицу
Дилижанс, направлявшийся в Фалмут, замер на краю невысокого холма, его колёса дёргались и буксовали, натыкаясь на очередной гребень замёрзшей грязи. Лошади, запряжённые четверкой в упряжь, с трудом выдерживали нагрузку, топоча от нетерпения, их дыхание клубилось паром в бледном, туманном солнечном свете. Они, как никто другой, понимали, что их часть пути почти закончена.
Стоял февраль, и всё ещё стоял сильный мороз, как и с самого начала 1818 года. Многие на южных подступах к Корнуоллу сказали бы, что холод длится дольше. Деревья были словно чёрные кости, словно никогда больше не дадут ни листа, ни почки; шиферные стены и редкие крыши ферм – словно отполированный металл.
Кучер, огромный и бесформенный в своём тяжёлом пальто с пелериной, щёлкнул вожжами. Никакой спешки, никакой спешки; он знал своих лошадей и дорогу так же хорошо, как свои собственные силы. Пассажиры и багаж были на втором месте.
В задней части кареты кондуктор, столь же неузнаваемый под слоями одежды и старым одеялом, вытер глаза, посмотрел на натужно напрягающихся лошадей и увидел, как откуда-то взмыла стая чаек, кружа, возможно, в поисках пищи, пока экипаж проезжал мимо. Море было совсем рядом. Лошадей меняли в официальных конюшнях, но он и кучер сопровождали карету всю дорогу от Плимута. Он пошевелил ягодицами, чтобы восстановить кровообращение, и почувствовал давление пистолета под одеялом. В карете ехали не только пассажиры, но и почта, а герб, украшавший обе двери, возвещал не только о гордости, но и о риске.
На мрачной пустыне Бодмин-Мур он видел несколько оборванных фигур-пугал, все еще висящих на обочине дороги.
Оставленный гнить на произвол судьбы и на растерзание воронам, как предостережение любому потенциальному грабителю или разбойнику. Но кто-нибудь обязательно найдётся.
Он увидел, как кучер поднял кулак. И ничего больше. Большего и не требовалось.
Ещё один участок разбитой дороги. Он тихо выругался.
Кто-то должен был вызволить каторжников из тёплых камер, чтобы починить его. Французских военнопленных для такой работы больше не было. Ватерлоо было почти четыре года назад, превратившись в воспоминание для тех, кто избежал риска и боли.
Он постучал по крыше. «Старый внизу!»
Одной из пассажирок была молодая женщина. Резкая тряска вагона, несмотря на новые рессоры, несколько раз вызывала у неё рвоту. Из-за этого пришлось остановиться, к большому неудовольствию сопровождавшего её мужчины, её отца. Она была беременна.
«Повезло, что добрались так далеко», – подумал охранник. Лошади замедлили шаг, навострив уши, ожидая слова или свистка. Он увидел несколько фермерских ворот, одни из которых просели в землю.
Фермер не знал или его это не волновало? Он открыл футляр с длинным рогом, чтобы объявить об их приближении. Последний этап
По крыше раздался отчаянный стук. Её снова стошнило.
Лошади снова набирали темп, колёса двигались ровнее на следующем участке дороги. Они, должно быть, думали о своих конюшнях. Стук прекратился.
Он поднял рог и смочил его языком. Рог был как лёд.
Внутри вагона было ненамного теплее, несмотря на запечатанные окна и синие кожаные подушки. Были и одеяла, хотя из-за движения их было трудно удержать на месте.
Мичман Дэвид Нейпир втиснулся плечом в сиденье и смотрел, как мимо проплывающие деревья тянутся, словно пытаясь вцепиться в окно, а на заднем плане виднеются бледные очертания дома или амбара.
Ему не показалось: небо уже потемнело. Должно быть, он уснул, несмотря на тревожные мысли и рывки машины. Он забыл, сколько раз они съезжали с дороги, чтобы сменить лошадей и сделать несколько шагов, чтобы отдохнуть душой и телом. Или чтобы позволить молодой женщине, сидевшей напротив, укрыться за кустом или деревом.
И ее отец, его нетерпение, даже гнев при каждой задержке.
Они остановились на ночь в маленькой гостинице где-то за пределами Сент-Остелла. Даже это казалось нереальным. Жёсткая скамья и поспешный ужин, в одиночестве в крошечной комнате над конюшней. Поющие голоса и пьяный смех, в конце концов переходящие в смесь угроз и ругательств, лишь усиливали чувство утраты и неопределённости Нейпира.
Он поморщился и понял, что сжимал ногу под одеялом. Глубокая рана всё время была готова напомнить ему об этом. И это был не сон и не кошмар. Это случилось сейчас.
Мимо проезжали ещё дома, некоторые в тени. Дорога стала твёрже и тверже, колёса стучали ровно, и вдруг раздался гудок. На этот раз громче, отражённый от толстых стен.
Он облизал губы и представил, что они солёные. Дважды он видел, как вода блестит, как земля исчезает, окончательно.
Другой пассажир, который почти не разговаривал всю дорогу от Плимута, резко выпрямился на сиденье и огляделся.
«Мы на месте?» Он шмыгнул носом и подавил кашель. Худая, сгорбленная фигура, одетая в чёрное: старший помощник адвоката, как он сообщил. В руках у него был плотно запечатанный кожаный портфель, вероятно, с документами, явно не предназначенный даже для его собственных глаз.
«Сейчас въезжаем в Фалмут». Нейпир наблюдал за зданиями, на некоторых из них уже горел свет.
Клерк снова шмыгнул носом. «Конечно, вы, моряки, всегда знаете дорогу, не так ли?» Он усмехнулся, но схватил чемодан, который чуть не выскользнул у него из рук.
Нейпир смотрел в окно. Экипаж проезжал мимо церкви в Плимуте; он смутно помнил её с того последнего визита, когда их корабль, фрегат «Непревзойдённый», вернулся домой, чтобы провести ремонт, восстановиться после атаки на Алжир и получить компенсацию. И забытый всеми, кроме тех, кто служил на нём. Тех, кто выжил.
Как и ее капитан Адам Болито, который, несмотря на тяготы боевых действий и командования, а также суровую новость об увольнении, сдержал обещание, данное им в тот день в Плимуте.
Фор-стрит и ателье портного, где Нейпир едва мог поверить происходящему. Портной, сияя и потирая руки, спросил капитана, что ему нужно.
Ваши услуги этому молодому джентльмену. Снимите с него мерку для мундира мичмана. Сказано это было спокойно, но с рукой на плече Нейпира, и этот момент он запомнил на всю жизнь.
Это была не та форма; его заново экипировали на Антигуа, где, как говорили старые Джеки, можно получить все необходимое, если есть деньги в кошельке.
Его первый корабль в звании мичмана, фрегат «Одейсити», был разнесён на части мощным огнём береговой артиллерии у Сан-Хосе. Воспоминания были размыты. Грохот выстрелов, крики и смерть людей… затем в воде… безумие, люди всё ещё могли ликовать, когда флагман приблизился к врагу. Атаковать. Победить. Корабль капитана Болито.
У него едва хватило времени познакомиться с большей частью команды «Одаренности». Как с семьёй. Как положено на флоте. С теми, за кого ты готов сражаться… он подумал о погибшем мичмане на берегу, которого он вытащил на берег после бомбардировки. И с теми, кого ты всегда будешь ненавидеть.
