Он вспомнил лицо Адама Болито, когда подняли решётку, и они услышали всплеск воды рядом. Матросы часто думали об этом, даже шутили на кают-компании.

Не в этот раз.

На Антигуа ждали новые приказы. Говорили, что Силлитоу, друг принца-регента, был передан под опеку тамошнего коммодора, который был произведён в контр-адмиралы, пока «Афина» и её спутники находились под обстрелом.

На протяжении всей оставшейся части кампании Джаго держался рядом со своим капитаном; если это можно так назвать, мрачно подумал он.

Снова собирая отряд, навещая раненых и часто ссорясь с Бетюном. Последний кричал, стучал по столу и пил сверх сил и с обычной осторожностью. Некоторые говорили, что Бетюн был влюблён в Кэтрин Сомервелл. Но Джаго знал, что она любила только одного мужчину, сэра Ричарда Болито, убитого на палубе своего флагмана после бегства Наполеона с Эльбы. Джаго видел её в старой церкви в Фалмуте, когда все флаги были приспущены, а «Непревзойдённый» дал салют. Именно имя Ричарда она выкрикивала, когда упала замертво.

Скорее похоже на приветствие, чем на прощание, или так мне показалось, оглядываясь назад...

Где-то пробили часы. Мимо дома неторопливо проскакали двое всадников. Судя по всему, драгуны.

Офицеры. Он сжал губы. Больше ничего не оставалось делать.

Было ещё кое-что, что его всё ещё озадачивало. «Афина» лишь ненадолго остановилась в Плимуте, прежде чем отправиться в Портсмут, откуда она ушла меньше года назад. Бетюн настоял на том, чтобы прервать переход, очевидно, чтобы отправить какие-то срочные депеши с курьером.

Даже тогда капитан находил время поговорить с матросами, которых списывали или спускали на берег для лечения ран.

Счастливчики…

И мальчик, теперь уже гардемарин, который каким-то образом умудрился доплыть до берега Сан-Хосе после взрыва «Одейсити». Его собственный капитан погиб, разрубленный пополам раскаленным ядром из батареи, но один из его лейтенантов счёл нужным написать краткий отчёт о мужестве и решимости Дэвида Нейпира, который помог другому гардемарину добраться до берега, где их и нашли королевские морские пехотинцы.

Выжить удалось только Нейпиру.

Сейчас Нейпир, должно быть, в Фалмуте. В доме Болито, с зелёными холмами позади и морем внизу. Что-то, что Джаго тоже поделился своим.

Капитан Адам Болито сейчас находился в Адмиралтействе, недалеко от этой комнаты. Трудно определить твоё местонахождение, подумал он, особенно здесь, в Лондоне. Должно быть, где-то за пределами этих безликих домов. Бетюн жил здесь, когда ему было удобно, и раньше неторопливо ездил верхом через парк в свой кабинет.

Афина была оплачена. Ещё одна жертва, как «Непревзойдённая» после битвы при Алжире. Он вспомнил, как молчаливые свёртки сбрасывали за борт для последнего путешествия, и сдержал гнев. Так оно и было. Море было всем, что он знал. Он встал и посмотрел на дверь. И всё, чего он хотел.

Но это был не кто-то из домашней прислуги, и даже не леди Бетьюн, да она и не соизволила бы с ним познакомиться. Это был Джордж Толан, слуга Бетьюна, хотя это слово не совсем точно его характеризовало. Всегда подтянутый и бдительный в своём отличительном синем кафтане, явно непринуждённый со своим господином и хозяином. Скорее, компаньон или телохранитель, с выправкой солдата или морского пехотинца. Джаго видел его в каюте Афины, разливающим вино или что-то более пикантное, держащим бокал или кубок, чтобы предварительно изучить напиток. Никакой суеты, не то что некоторые. А когда орудия «Афины» изрыгнули огонь из портов и откатились внутрь, он увидел другого Толана, присевшего, но не испугавшегося в ярости битвы.

Рядом с тобой был бы хороший человек, но ты бы никогда о нем не узнала.

Толан оглядывал комнату, и, как предположил Яго, он ничего не упустил.

«Я приказал на кухне приготовить вам еду. Думаю, после всей этой суматохи выпивка не помешает».

Если его и беспокоил или раздражал долгий путь из Портсмута, необходимость упаковывать и проверять личные вещи Бетюна на каждой остановке этой бесконечной дороги, он ничем этого не показывал. Вероятно, он знал Бетюна лучше, чем кто-либо другой.

Джаго пожал плечами.

«Неизвестно, как долго капитан пробудет с их светлостями».

Он посмотрел на портрет на стене. «Не понимаю, о чём тут рассуждать. Всё кончено. Мы сделали то, что нам было приказано».

Вот и все!"

«На этот раз, я думаю, не все так просто».

«У капитана Болито отобрали последний корабль. С этим расплатились.

А теперь Афина – Боже, ей всего несколько лет!»

Толан наблюдал за ним. «Спущен на воду в 1803 году, как мне сказали. Звучит достаточно старо, как мне кажется».

Яго воскликнул: «И дуб кентский хороший!» — и оборвал себя, словно только что услышал это замечание. «Не для настоящего корабля. Чёрт возьми, нашей «Виктории» Неля было сорок лет, когда она стояла в строю у Трафальгара! Они не знают, что делают, их проклятые лорды!»

Толан, казалось, о чем-то размышлял.

«Ты заботишься о своём капитане, не так ли? Что-то более глубокое, чем долг и преданность. Ты не из тех, кого легко обмануть. Мне это нравится». Он улыбнулся с внезапной теплотой, словно протягивая руку, подумал потом Джаго. Отбросив бдительность, что было для него редкостью.

Толан сказал: «Сейчас я принесу этот напиток», — и посмотрел на портрет. Молодой капитан… «Для нас обоих».

Джаго стоял у окна, пытаясь осмыслить эти слова и то, что за ними скрывалось. Верность была глубже долга. Будь он верен себе, он бы никогда об этом не подумал. После порки, изуродовавшей его разум и тело, он заставил себя избегать даже малейшего намёка на дружбу.

Может быть, это было доверие?

Комната снова опустела. Он даже не услышал, как Толан закрыл за собой дверь.

Он снова был на палубе «Афины», как будто это было вчера.

Сейчас. Матросы медленно расстраиваются, не желая возвращаться к работе. Пустая решётка у трапа, развёрнутый флаг едва колышется на ветру, завёрнутое в парусину тело уже лежит на дне.

Но он мог ясно разглядеть только лицо Адама Болито, отвернувшегося в сторону. Их взгляды встретились, и слова были произнесены тихо, почти вполголоса.

За исключением всех остальных.

Теперь они вместе. Ничто не может причинить им вреда.

Это его глубоко беспокоило.

На лестнице раздавались звуки, голоса: Толан принёс хозяину вино или, может быть, что-то покрепче. Он почувствовал, как его губы расплываются в улыбке.

«Будут и другие корабли».

Он понял, что сказал это вслух.

Скажи только слово, капитан.

«Не могли бы вы подождать здесь, капитан… э-э… Болито?» — Адмиралтейский привратник придержал дверь. «Если вам понадобится помощь…» Он не договорил, а тихо закрыл за собой дверь.

Адам Болито на мгновение остановился, чтобы сориентироваться или, возможно, подготовиться. После всей спешки и неопределённости эта внезапная тишина нервировала. Стол, три стула и одно окно: это место больше напоминало камеру, чем зал ожидания.

Как и большинство действующих офицеров, он посещал это место, Адмиралтейство, лишь несколько раз за всю свою карьеру, и его всегда поражала царившая здесь упорядоченность и целеустремленность. Клерки носили папки с бумагами, пересекая то, что для него всё ещё оставалось лабиринтом коридоров, открывая и закрывая двери. Некоторые оставались закрытыми, даже под охраной, пока проходили стратегические совещания; другие, частично открытые, демонстрировали материалы и инструменты командования. Огромные настенные схемы и карты, приборы, ряды стульев для ожидания. Трудно было представить себе огромную мощь и контроль над величайшим флотом мира, осуществляемые из этих стен.

Он подошёл к столу. На нём лежал аккуратно сложенный экземпляр «Таймс», а рядом стояли кубок и графин с водой.

Так тихо, как будто весь коридор затаил дыхание.

Он подошел к окну, нетерпеливо отказываясь признавать напряжение и усталость ума и тела. Он должен был знать, как это с ним скажется. Горькие последствия боя в Сан-Хосе, «стычки», как окрестили его в одной газете, и долгий путь домой. Плимут, а затем Портсмут. Он потер лоб. Всего несколько дней назад.