Он взял шляпу и пошёл к двери, и Олдэй услышал, как он зовёт кого-то, может быть, темноволосую Нессу. Она, должно быть, возвращалась с прогулки с маленькой Кэти. Там он не получит никакого ободрения.

Граймс повторил: «Я не могу быть уверен. Столько лет».

Он шарил в кошельке. В отличие от Флиндерса, который редко платил.

«Кто-то, кого ты встретил?»

Граймс смотрел мимо него, избегая его взгляда.

Он пришёл в дом Болито, принёс письмо от капитана Болито. Нужно было поработать. Дэн Йовелл, похоже, считал, что всё честно и справедливо, и, знаете ли, от этого ничто не ускользнёт. Но я не могу в этом поклясться. Он встал, качая головой. В такие времена ни в чём нельзя быть уверенным. Он бросил несколько монет в тарелку, и Олдэй смотрел ему вслед. Наверное, это просто сплетни, и к этому здесь должны были привыкнуть. И сестра сэра Ричарда знала или чувствовала, если кто-то скрывался под этой крышей.

Он коснулся своей щеки, вспомнив жену капитана Адама, которая поцеловала его перед всем этим народом после похорон Брайана.

«Что ты обо всём этом подумал? Его зять, должно быть, прислушался к двери. Генри Граймс выглядит не слишком уверенным, особенно после пары бокалов». Он рассмеялся и опрокинул тарелку с монетами в фартук. «Я могу припомнить нескольких офицеров, которых я мог бы пристрелить, будь у меня хоть малейшая возможность!»

«Но вы ведь этого не сделали, не так ли?»

Он слушал, как за окнами цокает копытца.

«Значит, ты уже принял решение?»

«Я всё равно собирался идти к дому. Он был удивлён, что ему так легко удалось солгать.

Другой Джон пристально посмотрел на него, но сказал только: «Я так и думал».

Весь день прошёл, и он слышал, как он разговаривает с молодым Джеком во дворе; в остальном в гостинице было тихо. Пока работы на дороге не прекратились на день.

Он окинул взглядом комнату, яркие репродукции картин и начищенную латунь, а затем повернулся и присоединился к остальным на кухне.

Несса обязательно будет там. Он старался выбросить из головы последние сплетни. Лучше бы их оставить в покое, забыть. Но некоторые люди не позволяют вещам умереть.

Он снова оглядел комнату, теперь такую тихую, наклонился и коснулся своей деревянной ноги. «Мы победили, да?» Некоторым этого было мало.

Херрик стоял у одного из высоких окон, наблюдая, как пар поднимается над лужами на террасе. Дождь внезапно пролился и был сильным, но небо снова почти прояснилось, солнце сияло так же ярко, как прежде. Он услышал шум экипажа: Нэнси вернулась, и это его обрадовало. Даже лучшие лошади могли быть неудобны, когда в воздухе гремел гром.

Она поспешила за дверь, сбросив плащ и встряхнув волосами.

«О, Томас, ты уже здесь! Я так надеялась…» — она осеклась, глядя на разбросанные по полу обёртки. «Что это?» — и, узнав, сказала, что это уже в пути.

Спасибо, что справились с этим, благослови вас Бог!»

«Спецперевозка», — довольно сухо ответил он. «Всю дорогу из Лондона. Надеюсь, оно того стоило».

Она сдернула остатки обёртки. Арфа прибыла раньше Лёвенны.

Она стряхнула соломинку с рукава. «Ну, я не эксперт, но, похоже, она цела…» — и повернулась к нему, а он сказал: «Я бы так и сделал. Но…»

Она подошла к нему и нежно коснулась его лица.

"Я знаю это"

Никто из них не взглянул на его пустой рукав.

Затем она сказала: «Она должна быть здесь сегодня. Надеюсь, дороги свободны».

Она провела пальцами по арфе и увидела другую, искореженную и обгоревшую, в старом доме Глиба.

«Теперь ему место здесь».

Херрик сказал: «Я пришёл рано. Шторм… строителям пришлось остановить работу».

«А я опоздала». Она взглянула на шнур звонка, но передумала. «Я была в коттедже Сороки… у Тресиддерс. Она только что родила». Она покачала головой, и волосы упали ей на плечо, как у юной девушки. «Откуда тебе знать? Вы, моряки, все одинаковые!»

«Не знаю, что бы они делали без тебя, Нэнси».

Она тихо сказала: «Или я без них. Дом скоро будет достроен… и я снова буду здесь гостьей. Вот видишь…»

«Ваш сын», — попытался он смягчить голос, услышав строгость в собственном голосе, — «У Джеймса большие планы на ваше поместье».

Часть этих средств будет направлена на обучение и размещение молодых врачей. Он говорит, что эта программа будет востребована и окажется успешной.

«Он никогда не сдаётся. Как и его отец».

Херрик сказал: «Мне тоже придется двигаться дальше».

Она взяла его твердую руку в свои ладони.

«Ты принадлежишь нам, Томас. Разве ты этого не чувствуешь?»

Он ответил на ее объятие, но не мог встретиться с ней взглядом, боясь причинить ей боль, потерять ее.

Она не моя, и я не могу ее потерять.

Он неловко сказал: «Он предложил мне там должность.

Если…"

Она сжала его сильнее.

«Я думал, что-то есть. Так вот, понимаешь?»

«Я буду получать свою зарплату. Отныне — половинную».

В коридоре слышались голоса, лаяла собака, кто-то смеялся. Он опоздал.

«Чего ты хочешь, Томас?»

«Я хочу тебя, Нэнси. У меня нет права, но…»

Дверь распахнулась, кто-то кашлянул, возможно, извинился, и вышел. Херрик ничего не слышал. Она держала его.

Только ее слова: «Ты имеешь полное право, дорогой Томас!»

Джордж Толан ускорил шаг, когда первые тяжёлые капли с шипением упали на высокую траву у дороги. Во время одной из своих предыдущих прогулок он видел неподалёку заброшенный амбар; он мог бы послужить укрытием, пока не утихнет буря.

Толан любил гулять, несмотря на то, что был пехотинцем, а может быть, и именно благодаря этому. Даже на корабле он старался поддерживать эту физическую активность, расхаживая по палубе и трапам, развлекая или раздражая матросов.

Где-то была гостиница; Дэниел Йовелл упомянул о ней, когда они болтали. Он пытался меня проведать. С Йовеллом никогда нельзя было быть уверенным.

Толан уже открыл это крошечное местечко, которое в основном использовали сельскохозяйственные рабочие прямо с полей, но иногда и сами помещики. Он чувствовал себя здесь желанным гостем, в отличие от своего первого визита, когда он столкнулся с полной тишиной, пустыми взглядами, непонятным диалектом или, в лучшем случае, с вопросом возчика: «Вы будете чужим в этих краях?»

Как и работа в доме Болито: потребовалось время. Но его наконец приняли, и теперь большинство называли его по имени. Барьеры рухнули.

Он даже работал вместе с Йовеллом в его маленьком кабинете, помогая вести дела с поместьем и сводя счета, чему он научился много лет назад в бакалейной лавке, пока его отец приходил в себя после запоя с приятелями на рынке Кингстона. Теперь он мог вспоминать об этом без боли и гнева.

Но он всегда был настороже, ожидая случайных замечаний или вопросов, которые возникали без предупреждения. Где вы служили? Что это было за судно? Вы когда-нибудь встречались с таким-то? И, что хуже всего, как в тот день в доме Роксби, когда Граймс, строитель, прямо сказал: «Разве я вас не знаю?»

Он увидел заброшенный амбар и пробежал последние несколько ярдов, слыша, как град стучит по оставшимся плиткам. Долго это не продлится.

Он подумал о том, кого звали Флиндерс. Настоящий мерзавец, преисполненный собственной власти и любивший выставлять её напоказ, даже в доме Болито. Йовелл держал своё мнение при себе, но Толан извлёк немало выводов из того, что осталось невысказанным. У Йовелла не было на него времени.

И девочка по имени Дженна теперь улыбалась Толану всякий раз, когда они встречались.

Он пнул несколько камней. Даже думать о ней было безумием.

Сверкнула еще одна яркая молния, но деревья заслонили большую ее часть.

Насколько много на самом деле помнил Граймс?

Прошлое всегда было рядом, подстерегая его, словно ловушка, даже когда он пытался построить новую жизнь. Сбежать.

В тот день на борту находились рабочие дока, пытавшиеся продолжить ремонт, несмотря на то, что вокруг разгорался мятеж.